Что-то муторное, темное ворочающееся у него внутри не отпускало Соболева, разрастаясь еще больше. Вызывало раздражение и недовольство собой. Не давало покоя и разбудило его среди ночи. Поняв, что уже не заснет, Александр побродил по дому растревоженным шатуном, решил поплавать. А заодно и прихватил срочные документы, вдруг случится немного поработать.
— Все нормально, иди, спать, — отмахнулся от бдительного Игната, неслышной тенью заботливо помаячившего в дверном проеме.
Что не все нормально, Игнат знал наверняка, но ответ на незаданный им вопрос означал обещание, что Александр из дома никуда не сунется.
Взяв стакан с виски, Соболев поднялся и подошел ближе к стеклянной стене. И посмотрел на открывающийся отсюда великолепный вид. Слабо подсвечивали приглушенные на ночь до тления фонари вдоль дорожек. Профессионально сделанный ландшафт вокруг дома и начинающийся за ним хвойный лес поддерживали общий стиль усадьбы.
Он смотрел в ночь. И постепенно стала отступать непонятная раздражительность, вытолкавшая его из постели.
Приказы, окрики и волевые усилия по изгнанию ненужных эмоций и мыслей не срабатывали. Значит, надо достать из себя то, что растеребило, замутило душу и мысли, — увидеть, понять и вычистить вместе с этой темной мутью.
Ну, так в чем же дело? Да ни в чем, в сущности! Сорок лет — непростой возраст и для мужчин, и для женщин, но для мужчин труднее. Хочешь, не хочешь, а разум сам начинает давать оценки достигнутому, сделанному, взвешивать, упрекать за нерадивость, напоминать о том, что не успел и не смог. Вот его и мытарит.
К своим годам он вон уже, сколько наделал для себя — до хрена! И еще наделает, не умеет он на месте стоять — только вперед! Но для себя ему перестало быть так интересно и захватывающе-азартно делать, как раньше. Ему по сути своей необходимо работать для кого-то, не только для себя. Когда-то он хотел семью, детей. Хотел оберегать, защищать…
Было несколько женщин, с которыми встречался Александр, настоящих, интересных, самодостаточных, весьма достойных, и он даже втайне надеялся, может, в этот раз… Но нет! Он не загорался — увлекался, да, даже вот женился, но все не то… или вернее не ОНА! Александр усмехнулся.
Лишь однажды он горел. Мечтал. Летал. И больше никогда! Ни одна девушка в его жизни — активного, здорового мужчины — не вызывала тех крышесносных чувств, что испытывал он к шестнадцатилетней девчонке. Ни одна девушка не вызвала в нем такого бурлящего коктейля из теплоты, нежности и горячего, ошпаривающего желания! Не просто животного мужского желания, а что-то непонятного, тайного сверх этого бьющего желания! Сильнее! Никогда! Никто!
Он понимал, что невозможно так влюбиться, так безумно хотеть ее. Или все же возможно? Решение он тогда принял молниеносно. Женится на ней непременно. Потерпит как-нибудь два года, а когда ей исполнится восемнадцать, она приедет к нему в Москву, и они поженятся, и тогда уж он ее никуда не отпустит…
Закрыл глаза, глубоко вздохнул, сказал себе — стоп, все! Ни к чему сейчас эти воспоминания и терзания. Жизнь, беспощадно перекручивая и выкорчевывая, перемолотила и изменила все за эти двадцать лет: страну, людей, города, Соболева и Полину. Все!
Небо просветлело — рассвет скоро. Редкие снежинки, кружась, неспешно покрывали, деревья и землю белым ковром. Раздражение, муторность душевная, потревоженные воспоминания притупились, улеглись, не будоража острой маетой.
«Ладно. Надо спать», — решил Соболев.
Игнат, как обычно, ничем не выказал своего присутствия, но Александр, поднимаясь по лестнице, сказал:
— Все, Игнат, спать пошли.
Безопасник буркнул что-то из темноты справа, но так и не показался — недоволен.
Он проспал до утра без сновидений, в одной позе — как лег, так и проснулся. А после завтрака позвонил губернаторствующий начальник местной территории, настойчиво приглашая посетить званный ужин, который состоится в ближайшие дни, в честь не то возрождения местного завода, не то в честь его юбилея.
— Вы же известный меценат и благодетель нашей области и, к прискорбию, так редко бываете в наших краях, а мы вас ждем Александр Михайлович. Скучаем! А тут такая удача — вы на отдыхе, а у нас торжество! Приезжайте! Всенепременно приезжайте!
Он, конечно, и меценат, и благодетель, и многое еще чего прочего. С губернатором у них все давно дороворено-оплачено, застолблено и подписано. У них сложились свои особые отношения, они вполне мирно сосуществовали. Александр Михайлович дал себя поуговаривать ровно столько, чтобы не перегнуть, и ответствовал, что «всенепременно» будет.
Празднование планировалось на широкую ногу — с ломящимися столами, нужными встречами с нужными людьми и апогеем в виде фейерверков.
— Не пойму, почему ты сопротивляешься? Ты это заслужила! Ты замечательный руководитель! И великолепный финансист! Да, если бы не ты! Только благодаря твоей решительности, настойчивости и рациональному подходу этот заводик по производству строительных приборов все еще на плаву, и даже больше — в плюсе! — возвращая меню официанту, возмущалась Иришка, пытаясь вразумить Полину.
— По производству измерительных приборов и оборудования, а не строительных. И не заводик, а завод! С крупным масштабным производством, на котором трудятся поколениями несколько тысяч работников! — одернула Полина подругу, грозно сверкнув глазами.
— Во-о-от! Только послушай себя! С какой любовью ты его защищаешь! — воодушевленно воскликнула Ирина. — Доходность этого некогда тонущего предприятия — твоя победа! И я согласна с господином Старковым, что именно тебе должны петь дифирамбы, чествовать тебя и восхвалять, как главного героя на этом званом ужине!
— Чего мелочиться-то? — не согласилась, раздражаясь, Полина. — Тогда уж костерок славы надо запалить прямо посреди банкетного зала, устроить танцы с бубнами, воскурить благовония и всю ночь возносить молитвы мне — великой!
— О! Интересно это выглядит так же захватывающе, как и звучит? — Иришка, как всегда, в своем репертуаре.
Полина демонстративно закатила глаза к потолку, всем своим видом говоря, что подруга явно не в себе. И через секунду уже обе звонко хохотали.
Попивая заказанный ароматный горячий кофе, который принес молоденький официант, девушки, веселились и переговаривались. Они сидели в уютном кафе торгового центра, куда решили заглянуть после небольшого шопинга. Ну-у-у, как небольшого… Полина слегка скосила глаза, взглянув на множество фирменных пакетов на полу рядом со столиком.
М, да… А всего-то надо было купить туфли к выбранному наряду для корпоративного торжества. С платьем она определилась почти сразу. В ее шкафу весело несколько шикарных новеньких платьев, которые она, не удержавшись, накупила в Нью-Йорке в свою последнюю командировку, и которые ждали своего звездного часа.
Почти весь выходной день подруги потратили на планомерный обход лучших обувных бутиков новомодного мола Москвы. Ирина, узнав о намечающемся мероприятии, где ее подруга должна быть почетным главным действующим лицом, ранним субботним утром вытащила из постели Полину на поиски той самой пары обуви, что непременно должна подчеркнуть ее «неземную красоту и утонченность».
Туфли, конечно, купили — хоть и в десятом по счету бутике, но зато какие! Хотя кто бы сомневался? Ведь за поиски взялась Ирина Яропольская! Любитель, ценитель и коллекционер великолепной, качественной и дорогой обуви. По части обувки госпожа Яропольская спец! Она, да и не найдет!
Полина по-тихому улыбалась, вспоминая, как они с Ириной весело прогуливались по торговому комплексу. Ей нравилось чувствовать себя девушкой не бедной, то есть не богатой, но и не малоимущей. Одетой не хуже встречаемых людей, которая может позволить себе купить понравившуюся пару брендовых шикарных туфель. Ну, или то ажурное невероятное белье, или пудровое платье известной марки, между прочим, с длинной, до щиколоток широкой юбкой, сшитое из кружев разного узора, которые покоились теперь в ее пакетах. Она зарабатывала ну не тысячи-тысячи-тысячи, но все же зарабатывала и неплохо. Кто бы мог подумать, что осознание своей состоятельности может доставлять радость. И что отдыхать, вот так с подругой — просто совершая покупки — это приятно!
