«Милые дамы» смеялись и визжали, когда оказались на самой вершине колеса и когда кабинка, в которой они сидели, начала покачиваться. Благородный рыцарь смело смотрел то вниз, то вдаль – на большую, величественную и красивую Москву. А Дмитрий Иванович наслаждался тем, что доставляет детям – этим родным птенчикам – столько удовольствия и радости. Он был склонен к философии, а потому не переставал удивляться устройству земного бытия: когда-то они с сестрой были детьми и не было вот этих троих человечков, а теперь эти трое воплотились, будущее – за ними, и они тоже дадут кому-то жизнь, и этот кто-то станет самым важным и ценным для них.

После колеса обозрения ребятам захотелось прокатиться на «ракушках», которые хаотично кружились и ездили так, что можно было из них вывалиться, если не держаться за поручень. Тут уже и Виталик издавал восторженно-испуганные звуки, а девочки снова визжали, но при этом еще и смеялись до слез.

После такого аттракциона все захотели пить и с удовольствием осушили стаканы с газировкой. Затем прогулялись до набережной и поплыли на теплоходе. Виталик вертелся, не зная куда смотреть: и на воду, и в небо, и на берега, и на палубу. Лена то улыбалась отцу, то засматривалась на небо, на воду. Наташа же, как завороженная, впилась глазами в волны, создаваемые движением теплохода. У них был свой неменяющийся ритм, своя красота – на них играли солнечные блики. «Как же это так получается красиво?!» – восторженно размышляла девочка.

Тем временем в квартире Танеевых царила тишина, несмотря на то, что все были дома. Галина Сергеевна готовила на кухне, мужчины читали: Женя – роман Купера, Егор Максимович – газету, он делал это ежедневно, желая по старинке узнавать новости из печати, а не из телевизора. И только рыже-белая колли по кличке Лайна слонялась по квартире.

– Лайна, рядом, сидеть! – обратил внимание на скучающую собаку Егор Максимович. Лайна послушно присела, посмотрела на хозяина, снова погрузившегося в чтение, и решила еще раз дойти до кухни.

– Лайна, не мешайся, милая, – сказала собаке Галина Сергеевна в маленькой и жаркой кухне.

Лайна глотнула воды из миски и пошла на свое спальное место: лучшего варианта, чем вздремнуть, не оставалось. После обеда Женя пошел гулять, взяв собаку с собой, к огромной ее радости.

А вскоре на улицу вышел и Егор Максимович. Он закурил и, не замечая сына, направился к дому, где жила Таня. Женя же, наоборот, увидел отца и сразу понял, куда он идет. Заинтересованный, мальчик пошел следом.

«Подняться к ним или нет?» – подумал Женя и сам не заметил, как уже спешил вверх по лестнице на третий этаж вслед за Егором Максимовичем, который поднялся на лифте.

Дверь Жене открыла сама Таня, в домашнем халатике, с косичкой (на улице девочка обычно распускала волосы и носила модные тогда повязки из мягкой ткани).

– Ты? – удивилась Ильина, тем самым нарушив обет молчания. Она была вежливой девочкой и не могла не пригласить зайти стоящего на пороге ее квартиры Женю.

– Папа у вас? – спросил Женя, раз уж все равно оказался здесь.

– Да. А что? – У Тани мелькнула мысль, что Женя ревнует.

– Просто так, – смутился Женя. – Я пойду.

– Ревнуешь? – не унималась девочка.

– Что ты! Он тебе отец. – Женя опустил глаза, зачем-то посмотрел на Лайну. – Я пойду.

Таню вдруг охватила теплая волна, она снова почувствовала былое расположение к Танееву.

– Подожди, я с тобой, – сказала она и ушла к себе в комнату, чтобы переодеться.

Перед уходом Таня забежала на кухню, чтобы предупредить родителей:

– Мама, папа, я гулять иду. С Женей.

У Егора Максимовича заблестели лучики в глазах: он понял, что ребята каким-то образом помирились, но не догадывался, что Женя собственной персоной стоит сейчас в коридоре.

Таня скрылась, порхнув голубой юбкой в белый горошек.

– Света, спасибо тебе, – обратился к бывшей жене Егор Максимович.

Светлана Константиновна с удивлением посмотрела на него.

– Таня называет меня отцом, помирилась с Женей, ты не препятствуешь нашему общению, хотя я виноват перед тобой.

Светлана Константиновна хотела было что-то возразить. Но Егор Максимович не дал:

– Нет, ничего не говори, я виноват, я всегда буду просить у тебя прощения. Жаль, что свою вину я стал чувствовать только последнее время, раньше как-то не разрешал себе ее осознать.

– У меня есть Таня – и мне достаточно, не изъедай себя виной. Господь помог мне увидеть ценность того, что я имею, не жалеть о прошлом и тем более не обвинять других, – ответила Светлана Константиновна, искренне не желая теребить пережитое и наслаждаться терзаниями бывшего мужа.

Егор Максимович встал с табуретки, подошел к матери своего ребенка и поцеловал у нее руку.

– Женя! Я помирилась и с тобой, и с папой. Это так хорошо! Ты мне брат и друг, как раньше, – говорила Таня, усаживаясь на качели на детской площадке перед домом. Женя стоял рядом и улыбался, а Лайна кого-то высматривала в траве неподалеку. Мальчику и девочке стало радостно, но говорить не хотелось, они оба засмотрелись на собаку. А та, чувствуя на себе их умиленные взгляды, решила поваляться на траве.

Вот и наступил тот день, на который был назначен «огонек» у третьеклассников. К одиннадцати утра третий «В» собрался в своем классе в последний раз. Ребята преподнесли учительнице большой букет цветов. Вера Павловна восхитилась букетом, поблагодарила учеников и уткнула лицо в цветы, вдыхая аромат. И только Валя заметила, что вовсе не аромат цветов привлек учительницу: Вера Павловна еле сдерживалась, чтобы не заплакать.

«Я вас никогда не забуду, я к вам буду приходить», – мысленно утешала девочка любимую учительницу.

– Ребята, какие вы сегодня все красивые! – весело произнесла Вера Павловна, поставив цветы в вазу. Она не лукавила: девочки выглядели как принцессы в своих цветных с кружевом платьях, с большими бантами на волосах, а мальчики – в белых рубашках, брюках со стрелками, пиджаках или жилетках, с галстуком или бабочкой.

В классе уже были сдвинуты в виде буквы «П» парты, пришедшие помочь мамы расстелили на них скатерти, расставили чашки с блюдцами, выложили сладости. Кто-то включил на магнитофоне кассету с записью школьных песен советского времени. Праздник начался.

Рассевшись по местам, ребята без церемоний принялись уплетать сладости и еще умудрялись с набитыми ртами разговаривать, шутить и смеяться. Им было весело, но и о том, что их ждет впереди, они тоже не забывали. Будущее их немного тревожило: пройдет лето и начнется новая пора – учеба в разных классных кабинетах с разными учителями. А они так привыкли к Вере Павловне!

В это время в шестом «А» шла контрольная по математике. Кто-то время от времени пытался заглянуть в тетрадь соседу по парте, кто-то от бессилия решить задачу смотрел в окно, кто-то сопел от напряжения, а кто-то увлеченно решал. Казалось, ребята забыли о своей личной внешкольной жизни, о самих себе – хотелось просто завершить этот урок, получить хорошую отметку. Оценка, а не знания, была стимулом, ради которого сейчас пыхтели ученики, ведь именно за нее хвалили или ругали и учителя, и родители.

Полякову Саше математика давалась легко, он раньше всех выполнил задание, но не показывал виду, что готов сдать тетрадь: он пытался узнать, нужна ли помощь Наташе и Тане. Наташа со своей образностью мышления не могла определить, правильно ли она выстраивает решение, логика у нее хромала на обе ноги, но пытаться подать сигнал Саше она стеснялась. Стеснялась именно его попросить о помощи в том, в чем он хорошо разбирался. Таня же прилежно смотрела в свою тетрадь и последовательно шла от задания к заданию.

А в седьмом «Б», наоборот, было шумно. Прошли диктант и контрольные, ребята ждали учительницу, которая должна была принести дневники с проставленными оценками.

Дверь в класс была приоткрыта, поэтому ребята слышали музыку, доносившуюся с этажа ниже, где веселились третьеклашки.