Я сказал, что пришел, дабы выразить соболезнование, и что всего несколько дней назад прибыл из бальнибарбийской Мальдонады. При этом названии глаза вдовы слегка затуманились.

— Я сама родом оттуда. — сказала она. — И Аггдугг тоже. Вы были знакомы с ним?

— Можно сказать, да, — ответил я уклончиво.

— Вы служите при дворе? — спросила госпожа Бриндран. — Как вас зовут?

— Меня зовут Гурривегг, — ответил я (именно так произносили мое имя и лаггнежцы, и жители Бальнибарби). — Рэмюэрр Гурривегг. Я помощник его светлости маркиза Кайлиша Стальда.

Вдова удовлетворенно кивнула. Ей, похоже, льстило то, что выразить соболезнование пришел помощник такого знатного вельможи. Она указала на небольшую скамью рядом с ее креслом. Я сел. Некоторое время мы оба молчали. Я собирался с мыслями, вдова просто ждала, когда я заговорю. Не дождавшись, она заговорила сама.

— Я собираюсь пригласить его светлость маркиза Стальда завтра на похороны, — сказала она. — Он-то уж, наверное, высоко ценил бедного моего муженька… А вы тоже приходите, — добавила она. — А еще вы передайте приглашения… — тут вдова принялась перечислять какие-то придворные должности, из которых мне были известны лишь горртаторр и блиффмарклуб. Я терпеливо выслушал ее и пообещал непременно передать ее приглашения через маркиза Стальда. Вдова цирюльника осталась довольна моими словами.

Я обратил внимание на то, что говорила она с большими паузами — то ли из-за того, что уже подзабыла родной бальнибарбийский язык, то ли из свойственного простолюдинам неумения связно излагать мысли. Так или иначе, разговор наш грозил затянуться далеко заполночь, и я решил перейти к тому, что интересовало меня по-настоящему.

— Госпожа Бриндран, — начал я осторожно, — известна ли вам причина смерти вашего мужа?

— Нет, — ответила вдова с удивлением. — А разве что-то не так? Умер вдруг — и все… — Она вдруг заволновалась. — А что там такое? Мне обещали, что его похоронят на королевский счет. Или как?

Я, разумеется, подтвердил, что насчет похорон ей не о чем беспокоиться. Она тотчас облегченно вздохнула — видимо, обстоятельства смерти мужа ее мало интересовали. Это несколько затрудняло мое положение. С одной стороны, при дворе явно не хотели предавать огласке скандальные подробности гибели цирюльника. С другой — не расскажи я о них вдове, она едва ли станет откровенничать со мною.

Помогла мне сама хозяйка дома.

— Да… — сказала она и тяжело вздохнула. — Вот я как сердцем чувствовала — раз не пришел домой ночевать, значит, что-то обязательно случится.

Я тотчас вспомнил слова родителей пажа о том, что Аггдугг остался на ночь во дворце и что известие об этом вроде бы передавал паж Тхотх.

— И даже не предупредил, что останется во дворце? — подхватил я. — Да, я вам сочувствую.

— Почему это не предупредил? Предупредил, — возразила госпожа Бриндран. — Передал с пажом королевским, мол, так и так, домой не жди, завтра должен участвовать в важной церемонии, надобно подготовиться.

— С королевским пажом? — переспросил я, прикидываясь озадаченным. — А кто же это у нас вчера был свободен из пажей?

— Тхотх! — выпалила вдова. — Флости Тхотх приходил, красавчик. Его прислал мой муженек бедный… Он-то и сказал, что муж мой ночевать не придет.

— Такое случалось и раньше? — осторожно спросил я.

— Что вы такое говорите, господин хороший? — возмутилась вдова. — С чего бы это Флости приходить ко мне, а? Я женщина добропорядочная!

Я пробормотал, что имел в виду совсем другое — случалось ли ранее ее мужу ночевать во дворце накануне какой-нибудь церемонии.

Вдова тут же успокоилась.

— Никогда такого не было, — ответила она. — Прежде всегда домой приходил.

Я решил непременно уточнить это у Кайлиша Стальда. Вдова между тем продолжала:

— Тхотх был какой-то… — тут она повела рукой и произнесла слово, которого я не знал: — Крепдринслинг.

Видя, что я не понимаю, она попыталась объяснить. Оказалось, что это слово обозначает примерно следующее: «встревожен причинами, скрытыми от постороннего взгляда и необъяснимыми словесно». Я подивился глубине бальнибарбийского языка и спросил, в чем же именно выражалось то, что Тхотх был «крепдринслинг».

— Да вот, как пришел, так все оглядывался да прислушивался, — ответила госпожа Бриндран. — Соседка моя, пекарша, постучала в дверь, так он так и прыгнул в шкаф. Вот прямо так и… — тут словоохотливая хозяйка замолчала, испуганно прикрыв рот рукою.

Я оглянулся на стенной шкаф, показавшийся мне чрезвычайно малым даже для такого невысокого парня, как Тхотх. Заметив мой взгляд, вдова смущенно пробормотала, что, мол, шкаф не этот, а в спальне. Она вчера хворала и потому рано легла в постель, а тут пришел паж… По ее словам, при стуке во входную дверь Тхотх затаился в шкафу и не вылезал оттуда, пока пекарша не ушла.

— Тхотх передал вам только то, что ваш муж останется на ночь во дворце? — поинтересовался я.

Вдова немного поколебалась, но потом все-таки ответила:

— Нет, не только. Еще он принес мне кошелек мужа. Сказал, что он велел передать. Вот этот, — госпожа Бриндран порылась в складках своей пышной юбки и извлекла на свет Божий небольшого размера кожаный кошелек.

Я попросил разрешения взглянуть. Она протянула мне кошелек. Я развязал толстые шнурки и заглянул внутрь. Кошелек был пуст.

— Больше ничего придумать не мог, — сказала она недовольно. — Пустой кошелек. Виданное ли дело?

Я повертел кошелек в руках. Следовало тщательнейшим образом исследовать его — на нем могли оказаться какие-то незаметные знаки.

— Могу ли я взять эту вещицу? — спросил я. Вдова замялась. Я вынул из кармана большую серебряную монету достоинством в четверть текреты (примерно десять шиллингов) и протянул ей. Она рассыпалась в благодарностях, из которых я понял едва ли половину. Разумеется, потертый кошелек не стоил таких денег.

Ничего более госпожа Бриндран сообщить не могла. Попрощавшись с нею, я оставил дом цирюльника.

На улице было уже совсем темно, окна в домах не горели — тральдрегдабцы ложатся спать рано. Молодой месяц почти не давал света. Я раздумывал над тем, что удалось узнать. Возможно, отношения между госпожой Бриндран и Флости Тхотхом все же выходили за границы, предписываемые обществом и моралью. В таком случае, не оказался ли отравленный Аггдугг жертвой этих отношений? Ведь ежели паж и его возлюбленная решили избавиться от мешавшего им мужа, Тхотх вполне мог подмешать яд в пыль. Сейчас он где-то прячется. А после похорон вдова присоединится к нему, и они сбегут, например, в Бальнибарби, на родину госпожи Бриндран. Я решил попросить Кайлиша Стальда, чтобы к вдове приставили соглядатаев.

Но что мог означать переданный цирюльником кошелек? Пустой? Это было непонятно, а рассматривать сей предмет на ночной улице не имело ровным счетом никакого смысла. Я бы понял, если б в кошельке оказались монеты. Тогда можно было бы предположить, что цирюльник опасался за свою жизнь и хотел оставить своей жене какие-то деньги, чтобы она не испытывала нужды, если он умрет. В этом случае ни паж, ни вдова не имеют к убийству Аггдугга Бриндрана никакого отношения. Но… кошелек был пуст! Нелепое поручение. Или непонятное.

От мыслей о цирюльнике и его кошельке меня отвлек странный звук — словно кто-то осторожно шел за мной. Я остановился и оглянулся. Позади не было никого. «Показалось», — подумал я и уже собрался продолжить путь, как вдруг от стены ближайшего дома ко мне неслышно скользнула какая-то фигура. За ней еще одна. Уверенность моя в безопасности ночных улиц Тральдрегдаба несколько поколебалась. Я выхватил из ножен тесак и приготовился защищаться.

Заметив мое движение, темные фигуры, казалось, утратили решимость. Я же, ощутив в руке рукоять старого надежного оружия, напротив, решимость обрел. Взмахнув тесаком так, что даже в слабом свете молодого месяца блеснуло его лезвие, я громко крикнул в темноту:

— Кто бы вы ни были, идите своей дорогой, а я пойду своей! Поживиться вам тут нечем, я же привык высоко ценить свою жизнь!