Кяфир шагал спокойно и уверенно, и в душе у Али вдруг ворохнулась злоба. Это он столкнул их с десантниками, заставив их попасть в засаду, которая предназначалась для него самого. Это он убил весь джамаат Абдаллы. Это он забросал их гранатами ночью. И только Аллаху ведомо, кровь скольких его рабов обагрила руки этого неверного. Многих — если учесть, что он воевал. Таким воином, как этот кяфир можно стать, только долго и жестоко воюя. А сейчас он идет по чужой земле как по своей…

Али подавил позыв поднять пистолет и выстрелить в кяфира. Сначала нужно задать ему несколько вопросов, и только потом убить. Али представил, с каким наслаждением он сделает это…

— Стой! — крикнул он, когда до неверного осталось метров двадцать…

Неверный остановился…

— Где твоя женщина, кяфир?

— Женщина? Зачем тебе женщина? — ответил кяфир — это дело между нами, между мужчинами. Разве моджахед должен воевать с женщинами на пути джихада?

Двадцать два…

— Что ты знаешь про джихад, грязный кяфир? — оскалившись, подобно волку выкрикнул Али

— То, что я убил немало тех, кто шел по этому пути. То, что сегодня я убью тебя!

Как он смеет? Как он смеет!!!

— Заткнись, иначе я убью его — взревел Али, тыкая брата кяфира стволом пистолета в спину. В ярости он даже не заметил, как кяфир сместился немного влево…

Сорок восемь …

— Куда ты шел, кяфир?

— С твоим ранением тебе туда не дойти — презрительно бросил кяфир — а твои люди убьют тебя, как только узнают, куда и зачем я иду…

Шестьдесят пять…

— Я дойду, даже если мне придется всю дорогу ползти! Куда ты идешь — или я отстрелю твоему брату голову. Это ведь твой брат…

— Это в Конго. Так отстрели. Ты думаешь, я сильно расстроюсь? Восемьдесят. Мой брат и я — наследники большого состояния, мы его унаследовали на двоих. Девяносто два Убей его и ты мне окажешь… Сто

За все время Али не видел, чтобы человеческое существо так быстро двигалось. Только что кяфир спокойно говорил — и вдруг превратился в какое-то расплывчатое пятно, в вихрь. Одновременно по ушам ударил звук дальнего винтовочного выстрела…

Ахмед не понимал своего эмира, хотя и не сомневался в его правоте ни на минуту. Все это время он держал под прицелом своей винтовки спускающегося с горной кручи кяфира — и мог легко убить его или только ранить — но в любом случае он был бы менее опасен. Да и отомстить надо — ведь он убил немало братьев. Но эмир строго-настрого приказал не стрелять — и Ахмед выполнял этот приказ, хотя и держал кяфира постоянно под прицелом…

Кяфир остановился в паре десятков метров от эмира и о чем-то заговорил. У эмира в руках был пистолет, а Ахмед знал, как эмир умеет стрелять. Секунда тянулась за секундой, медленно, как тонкая струйка меда — и тут вдруг кяфир с поразительной скоростью метнулся в сторону, одновременно уходя в перекат и выхватывая пистолет — тот самый пистолет, что Ахмед видел у него за поясом. Ахмед начал выбирать свободный ход спускового крючка своей винтовки — и тут, будто звездное небо вспыхнуло у него прямо перед лицом, перед глазами. Мириады ослепительных звезд бросились ему навстречу…

Как я и предполагал, меня они недооценили. Скорее всего, пистолет они у меня все же увидели, но решили, что я ничего с ним не смогу сделать. Как же — один с пистолетом против пятерых с боевым автоматическим оружием. Не вариант.

И жестоко ошиблись. Американцы вообще умеют стрелять из пистолета лучше всех, это нация которая родилась с пистолетом в руках. Близко к нам израильтяне, кубинцы, некоторые латиноамериканцы и, пожалуй, все. Это не ремесло, это искусство, которое рождалось на пыльных улицах Дикого запада, когда один уходил, а другого уносили. Никаких идиотских дуэльных однозарядных пистолетов — только самое эффективное оружие, какое только могло быть в то время. Так, в крови и пороховом дыму рождалась нация стрелков, ганфайтеров.

А в спецгруппе ФБР обучение стрельбе из пистолета было поставлено на таком высоком уровне, на каком оно только могло быть. Стреляли по всякому — с движущейся платформы, на звук, в дыму, в темноте, в противогазе, на бегу, в падении, в перекате. Взяв в руки специальные пейнтбольные, очень похожие на настоящие пистолеты до одури, до синяков отрабатывали ближний огневой контакт — профессионал против профессионала, реальный бой, совсем не похожий на стрельбу по листам бумаги в тире. Боец группы освобождения заложников должен был уметь высадить всю обойму, причем точно в цель и по разным, сложным мишеням, пока обычный полицейский стрелок только успевает навести оружие на цель. Таковы были требования — и мы им соответствовали…

Падая, я выхватил оружие — свое, родное, как влитое лежащее в руке. Курок был взведен, предохранитель снят — тем самым я сэкономил несколько долей секунды, хотя и рисковал случайным выстрелом. Марина тоже выстрелила — но террорист продолжал стоять, он поднимал пистолет, причем быстро. Еще не успев упасть, я выстрелил, в падении — и голова террориста взорвалась кроваво-красным облаком, пуля попала именно туда, куда я и хотел — чуть выше переносицы, мгновенно разрушив мозг. Террорист начал падать…

— Ложи-и-ись!!!

Тело грохнулось на землю, сила инерции сама увлекла в перекат. Перекатываясь, я по памяти, уже не обращая внимания на Ника, на террориста дважды выстрелил по тому самому месту, где должен был скрываться еще один террорист — благо он скрывался не за валуном, за кустарником. Что-то тяжелое повалилось на землю, грузно и шумно, подобно наполненному маисом мешку.

Раскатисто хлопнул еще один выстрел снайпера — Марина продолжала стрелять…

Четверо. Где еще один?

Очередь разорвала землю совсем рядом, осыпав меня кусками земли. Земля, выбитая пулями, хлестнула меня по лицу, по глазам. Резкая боль, ничего почти не вижу…

Зараза…

Выхватил гранату, зубами выдернул чеку и по памяти, примерно прикинув откуда могли стрелять, бросил, перекатился и застыл. Грохот, выворачивающий душу наизнанку визг стальных, зазубренных осколков, крик — и еще один снайперский выстрел…

Черт…

В себя пришел через пару секунд, показавшуюся парой минут. Кулаком протер глаза, резало их немилосердно. Держа пистолет наготове, осторожно поднялся, готовый среагировать на любую угрозу, ответить выстрелом…

— Ник!

— Братишка, твою мать…

— Черт, ты, козел… — я протянул руку и буквально дернул его вверх — ты как?

— Как из мясорубки…

— У кого ключи от наручников?

— Кажется, у этого, у бородатого. В кармане…

— Зараза…

Я наклонился, чтобы обыскать карманы…

— Ложись!!!

Сильный толчок в спину, стальной вихрь автоматной очереди…

Внезапное нападение — это упражнение отрабатывалось в ГОЗ до автоматизма — нападение с фронта, с тыла, с фланга, нападение нескольких противников, нападение противника, прикрытого заложниками. И тем не менее, я расслабился. Расслабился, забыл простое правило морпехов "задание выполнено только тогда, когда ты доложил командиру о выполнении" — и проиграл…

Один из духов оказался живым. В этой жестокой рукопашной схватке, когда рвались гранаты и автоматы били в упор, один из духов получил контузию и тяжелое ранение от близкого взрыва гранаты, потерял сознание — но ненадолго. С..а, ненадолго!!!

В автомате террориста оставалось буквально несколько патронов, и он высадил их одной очередью — веером на звук, на разговор кяфиров. Про засевшего на скале снайпера он не знал, да и кяфиров почти не видел — глаза заливала кровь. Его единственной целью было забрать с собой на тот свет хоть кого-то из неверных — ведь тогда, как говорил ему мулла, он попадет в рай как шахид, павший на пути святого джихада…

Я даже не видел, что произошло. Брат толкнул меня так, что я не удержался на ногах и полетел на землю, падая на того боевика, которого только что застрелил и у которого искал ключи. А моя рабочая, правая рука была занята тем, что я искал ключи его кармане. И даже пистолет я не переложил в левую руку — с нее я стрелял почти также хорошо как с правой, в группе освобождения заложников все были "двурукими" — а чисто автоматически вернул в кобуру…