И застряли таки! Что за день — какая нибудь да неприятность! Застряли уже тогда, когда основную часть веревки я выбрал, и оставалось метров десять не больше. Потянул — и вдруг почувствовал, что не идет.

Слов нет…

Если начать дергать — можно добиться лишь того, что либо узел развяжется, либо веревка оборвется и все наши вещи полетят вниз с сорокаметровой высоты. А нам еще идти не одну сотню километров…

Перебрал все возможные ругательства — но это делу не поможет. Потом закрепил двойным узлом веревку на одном из кустарников, осторожно отпустил — держится. Для страховки, благо длины веревки очень даже хватало, сделал страховочное крепление на валуне, метрах в десяти от кустарников. Если даже один узел развяжется — второй подстрахует…

Спускаться на самом деле — намного сложнее и паршивее, чем подниматься. Когда ты поднимаешься — ты видишь то, что находится перед тобой, ты видишь, за что ты хватаешься, и запоминаешь, куда нужно поставить ногу. А когда ты спускаешься — каждый шаг как в пустоту, в неизвестность. Если же постоянно оборачиваться и смотреть, куда ты ставишь ногу, рано или поздно полетишь вниз. Пустота засосет тебя, опытные альпинисты это знают и никогда при восхождении не смотрят ни назад, ни вниз…

Прижавшись всем телом к земле, я медленно переставлялся руки и ноги по каменной осыпи скользил вниз. Наверху я оставил все — и разгрузку и автомат, при мне был только маленький поясной мешок и пистолет с четырьмя магазинами на поясном ремне. Да, спускаться, это тебе не подниматься — на эти проклятые десять метров я затратил вдвое больше времени, в какой то момент показалось, что сейчас полечу вниз, но — удержался…

Мешки, как я и предполагал, зацепились за цепкие ветви кустарника, росшие на склоне. Кривые, страшные, почти все время года безлистные, они здесь были сущим проклятьем и сильно затрудняли продвижение вверх. Осторожно осмотрев узел, я порадовался, что он и не думал развязываться. Осторожно обрезал ножом мешающие ветви, затащил оба рюкзака, в последний раз оглянулся и…

А чтоб!!!

Они были уже здесь, видимо подтянулись к нам гораздо ближе, чем я предполагал. Тот, кто командовал группой преследования, сделал выводы из ночного происшествия. Теперь по следу шли всего пять человек. Один темнокожий, в форме армии республики Зимбабве, без оружия — видимо следопыт, захваченный террористами. И четыре человека, охраняющие его — они шли парами, на флангах, не выпуская следопыта из виду и готовые в любой момент огрызнуться огнем. И вооружены они были прекрасно — два автомата АКМ один ручной пулемет РПД и, кажется один ПК. Вполне достаточно, чтобы прикрыть следопыта огнем и продержаться полчаса — а это максимальное время по моим прикидкам для подхода подкрепления. Хреново…

Примерно прикинул, сколько им еще идти по следу до моего сюрприза, выходило — двадцать минут, не больше. Хорошо хоть так — если бы громыхнуло внезапно, не было бы и этих двадцати минут…

И рации нет.

Достал из кармана огрызок химического карандаша, на обрывке бумаги написал "Поднимайся!", приладил на конец веревки. И выругался — длины веревки не хватало, я же ее почти полностью вытащил…

Как я поднимался — лучше не спрашивать. Наверняка даже инструкторы в Форт Драме, которые с горами давно и прочно были на "ты" увидев такое, просто покрутили бы пальцем у виска. Альпинисты есть смелые, а есть старые. Старых и смелых не бывает — это правило никто не отменял…

На подъем ушло шесть минут, пару раз чуть не сорвался, но, видимо, запас невезения на сегодня у меня кончился — удержался и дошел. Еще минута у меня ушла, чтобы затащить имущество. Еще минута — сбросил веревку с камнем и посланием вниз. На девятой минуте из отведенных нам двадцати, Марина начала подниматься…

Верней, не подниматься, подниматься она не успевала. Сделав своеобразную распорку, между скальной стеной и валуном и намертво закрепившись там, я буквально вытаскивал Марину на веревке, словно на лифте. Благо она и в ЮАР отличалась стройной фигурой. Сейчас же на ней не было ни грамма жира, словно на хорошей охотничьей собаке…

Взрыв, хорошо слышимый даже здесь, громыхнул как раз в тот момент, когда я, обливаясь потом и намертво сцепив зубы так, что они едва не крошились, втащил Марину на отметку "сорок метров", как раз туда, где только что застряли наши вещи. Такой раскатистый треск, словно выстрел из орудия, он резанул по нервам, подобно бритве…

Рисковать и поднимать дальше? Или выждать? До меня еще десять метров осыпного склона, опасного — можно сорваться или привлечь внимание и попасть под пули…

Высунулся на мгновение над скальным карнизом, глянул вниз — Марина, распластавшись на земле, смотрела на меня. Махнул рукой — ложись и замри. Залег и сам, стараясь не высовываться, осторожно поднес к глазам бинокль. Самое главное — не двигаться, на таком расстоянии нас вряд ли различат, но движение человеческий глаз засекает прекрасно, это пошло еще с древних времен, когда движение означало наличие хищника в округе…

Взрыв был не столь удачен, как я рассчитывал — проводника зацепить не удалось. Видимо, потеряв след, он приказал боевикам из охранения обшарить округу. Один из них, тот самый что лежал ничком на спине, видимо, нашем смазанный след и решил сам посмотреть, никого не подозвав. В итоге, все осколки от взрыва и каменная крошка достались ему одному. С такого расстояния видно было плохо, но его камуфляж с такого расстояния казался почти черного цвета…

Не жилец…

Остальные залегли, в том числе проводник и оставшиеся трое боевиков. С того места где находился я, мне было видно только одного, местонахождения троих других я не видел. Явно ждут подхода основной группы.

Высунулся — и тут же отдернулся. Пуля щелкнула совсем рядом, выбила каменную крошку из валуна…

Снайпер!

Откуда он? Зараза, чтоб его… Снайпер — это очень. Очень хреново. До этих подорвавшихся козлов метров восемьсот, а где снайпер — одному богу известно, может совсем рядом…

— Не высовывайся! — крикнул я, смысла скрываться уже не было. Мысли в голове — хреновей некуда. Вот, сейчас кто-нибудь обойдет нас по хребту и скинет сверху пару гранат — и конец нам придет. Причем хреновый конец…

Но вместо взрыва гранаты, откуда-то слева раздался совсем другой звук, не менее грозный. Громкий и грозный рокот, заглушающий остальные звуки боя и чем-то напоминающий рокот большого водопада. Стрелял пулемет…

Аль-Мумит лежал, прижавшись к камням, примерно в шестистах метрах от кяфиров и больше, чем в километре от отряда перехвата. Он не пошел вместе с отрядом, ни с первой группой, ни со второй. Звериное чутье, отточенное годами хождения по лезвию ножа, боями в Сомали, в Афганистане, в Чечне, в Ираке и во многих других местах, некоторые из которых сложно даже найти на карте, подсказало ему, что находясь в одиночестве, он будет подвергаться куда меньшей опасности, чем с любой из групп, что с малой, что с большой. Тот, за кем они шли, подтвердил свою квалификацию. Видимо, он прошел или Ирак или Афганистан и стал настоящим Газраилом [3], ангелом смерти. Таких было немного, американцы вообще слишком полагались на сверхсовременную боевую технику, на чудовища из стали. И слишком мало — на воинов сделанных из стали, в отличие от русских таких среди американцев было мало. Но этот — этот был опытным профессионалом, прошедшим специальную подготовку и имеющим солидный боевой опыт. Какой-либо ненависти к нему аль-Мумит не испытывал, он был профессионалом, как и кяфир и ему приятно было сражаться с равным себе, а не убивать тех, кто не мог достойно ответить. Это "защитники Аллаха" очень любили поиздеваться над заложниками, над захваченными в плен, отрезать голову на камеру безоружному пленному солдату, а то и гражданскому — а в бою, в настоящем бою не выдерживали и бежали. Аль-Мумит был не таким, как были не такими и все его предки. Просто теперь он был на другой стороне, вот и все…