Это был памятник. Памятник человеческому упорству и трудолюбию, памятник прошедшим временам, когда этот континент еще не посадили на иглу гуманитарной помощи. Памятник временам, когда кормились трудом рук своих и испытывали гордость за воздвигнутое. Памятник временам, которые давно прошли…

Много лет в Мозамбике шла война. Слабый и коррумпированный красный режим едва держался, подтачиваемый постоянными нападениями проЮАРовских боевиков РЕНАМО. В свою очередь красные создали свою военизированную группировку — ФРЕЛИМО. Хотя одни от других отличались не сильно — каждая из них шла к власти, уничтожая соперников. Просто одним было выгодно называться марксистами, а другим — капиталистами. Вот и все.

Гражданская война коснулась и этой плотины. Плотина, да еще глубоководный порт Бейру — вот и все богатства Мозамбика, которые позволяли извлекать стабильный доход. Особенно плотина — добывающая промышленность ЮАР работала на полную мощность, и скупала все электричество, перегонявшееся с ГЭС "Кабора-Басса" в ЮАР по высоковольтным ЛЭП. И платила твердой валютой или южноафриканскими рэндами, обеспеченными золотом и бывшими в этой части мира мерилом для всех других валют…

Но этот поток иссяк и довольно быстро. Боевики РЕНАМО нашли простой и эффективный способ обескровить экономику страны — они стали взрывать линии ЛЭП, охранять которые на всем их протяжении было просто невозможно. А так же и нападать на бригады ремонтников, восстанавливающие ЛЭП после взрывов. Своего они добились и довольно быстро — громадная электростанция остановилась и простояла больше десяти лет, пока ФРЕЛИМО и РЕНАМО рвали на куски собственную страну…

Снова, гидроэлектростанция заработала только в начале двухтысячных — когда в обескровленной стране, наконец-то нашли формулу национального компромисса. И теперь я сидел больше чем в километре от охраняемой зоны и пытался понять — как же мне туда проникнуть…

Объект действительно охранялся на совесть — по африканским меркам. Два забора — один с обычной колючкой, другой под током. Между ними полоса, скорее всего заминированная — грунт скальный, обычную противопехотку не поставишь, но растяжек и Клейморов наставили. У самой плотины — патрули, пешие, на машинах здесь не проехать, интервал движения полчаса. Хорошо еще, что собак не видно. Прожекторы — пока они были выключены, но ночью их, безусловно, включат. Глядя на это все, я матерился последними словами. Когда дед проходил здесь — то еще ничего не работало, все было в разрухе и в запустении. Вот он и спрятал какое-то указание на дальнейший пункт маршрута, совсем не подумав о том, что ГЭС могут и восстановить. А мне теперь что делать?

Идти через колючку? Без спецсредств? Одному? Не получится. Шанс на провал слишком велик. А я отвечаю не только за себя — но и за Марину, что с ней сделают, если поймают — красивую белую женщину на юге Африки в беспредельной стране, где жизнь часто оценивается в стоимость одного автоматного патрона — об этом не хотелось даже думать. Нужно что-то придумывать…

Просмотрев через оптику всю линию укреплений, возведенных мозамбикцами, я понял, что она сплошная и идти через нее — смысла нет. Оставались КП на въезде на охраняемую территорию — но движение через них слишком интенсивное. Если уничтожить всех бойцов на КП — поднимут тревогу прежде, чем мы уйдем. А уходить потом от преследования мозамбикцев на своих двоих не слишком то хочется…

Оставался только один путь. По воде — рискуя, что тебя затянет в турбину. Но иного выхода просто не было, тем более что я был уверен — водный путь относительно свободен. Линию защиты строили африканцы в расчете на других африканцев — а они, как известно, плавают плохо и вообще избегают лезть в воду. Крокодилов там тоже не должно было быть — холодная проточная вода, а они любят тихие, прогретые солнцем заводи, где можно расслабиться и полежать в тепле. К тому же — местность гористая, береговая линия очень неровная — боевого пловца ночь не заметишь даже за несколько метров.

Кстати, хотите знать, что это были за цифры на обратной стороне фотографии плотины? Расстояния до ориентиров! Некий объект — и шесть промеров расстояния от него до различных ориентиров. Вычислениями я занимался полтора часа — благо в бинокле был лазерный дальномер — и кое-что выяснил…

Приняв для себя решение, я спрятал бинокль и направился обратно — в наш небольшой лагерь…

Марина, затаившаяся примерно в двух с небольшим километрах от плотины, мрачно смотрела куда-то вдаль…

— Что с тобой?

— Там кто-то есть.

— В смысле?

— За нами кто-то идет!

— Ты что-то видела?

— Они очень осторожны, очень. Но я чувствую — за нами кто-то идет!

Ее нервозность передалась и мне — как раз перед заплывом по Кабора-Басса. Некстати, ох как некстати…

— Чувствуешь — или видела?

— Если преследователи опытны, ты их никогда не увидишь — Марина улыбнулась мне, словно слабоумному — но кое-что я видела. Тогда, около Чикоа. Там слишком много следов и поэтому они были вынуждены приблизиться к нам, чтобы не потерять…

Сначала я хотел обругать ее последними словами — только паники сейчас и не хватало — но потом призадумался. Серьезно призадумался…

Кто напал на нас тогда, в Кингхилле? Что за группа — негры и арабы вместе? Что им надо? И куда они делись потом? Могло ли быть так, что они все время идут за нами? А почему нет…

— Как думаешь — они могли все это время идти за нами?

— Легко… Если у них есть проводник из местных…

— Но ведь мы ехали на машине…

— Есть местные проводники — их мало, но они есть — у которых инстинкты выслеживания передаются из поколения в поколение. Матабелы всегда были воинами и охотниками, выслеживание добычи у них в крови. Просто поверь в это — я сама не верила, пока не увидела собственными глазами. Могли!

Тогда все намного скверней, чем я думал. По моим прикидкам, если это те самые, что напали на нас в Кингхилле — их не меньше пятнадцати человек, у них могут быть и пулеметы и гранатометы. Двое опытных бойцов на хорошем рельефе местности могут поймать их в ловушку. Могут! Но это — если они будут владеть инициативой. Если инициативу захватит группа нападения — отбиться от нее вдвоем будет невозможно…

— Ты плавать умеешь?…

Марину я оставил на берегу — в принципе там существовало всего несколько мест, пригодных для того, чтобы выйти на берег группе пловцов. Почему их не заминировали, почему вообще никак не прикрыли — уму непостижимо. Впрочем — это африканцы, сухопутные крысы…

Для чего я потащил Марину внутрь охраняемого периметра? Не догадались? Если эти… кто нас преследовал, поняв, что она осталась одна, решатся ее захватить — она вряд ли отобьется. А здесь — ее будут охранять мозамбикцы, сами об этом не подозревающие. Остается только замаскироваться и все, тем более что патрули ходят только рядом с самой плотиной, сюда они не полезут, тем более ночью.

Не было здесь и крокодилов — как я и предполагал, холодная проточная вода была им совсем не по душе…

Объектом как я предполагал, был всего лишь камень. Да, простой валун, но очень странно лежащий на небольшом выступе, на горном склоне, севернее плотины. Пробив расстояния с помощью лазерного дальномера где мог, а там где не смог пробить, просчитав на глаз, я и наткнулся на этот самый камень. Интересно, а как эти расстояния замерял дед? На глаз, что ли…

Камень как камень, примерно прикинул вес — килограммов двести пятьдесят — триста, не меньше, просто так не своротишь. И стоит зараза "правильно" — на полке, прямо посередине. Как будто туда его кто-то поставил.

Еще днем я осмотрел маршрут. В других обстоятельствах простой — ни минусовок (плоскости с отрицательным углом наклона, слэнг альпинистов — прим автора), ни осыпей — но здесь восхождение осложнялось сразу несколькими факторами. Нашумишь — одного небольшого камня из-под ноги хватит — и охрана ГЭС врежет из крупнокалиберного пулемета, превратит в фарш. Днем подниматься нельзя — заметят, будет то же самое. Не успеешь спуститься до утра, до восхода солнца — останешься там на весь день…