Я спрыгиваю с перекладины, только когда дверь тренажерки распахивается. Блондиночка не входит в зал, а дерзко влетает. Подбежав ко мне, не дает опомниться, порядочно хлестанув ладонью по щеке.

Присвистнувший Генрих, который до сих пор шел за ней, тормозит, разворачивается и исчезает из зала. А блондиночка смотрит на меня с невиданной агрессией, которая, надо признать, ей к лицу.

— Это тебе за вранье! — выплевывает с ненавистью. — А это за то, что отпустил! — сжав кулачки, молотит ими по моей обнаженной потной груди.

Хватаю ее за запястья и крепко сжимаю, пока на ее глазах не появляются слезы.

— Остынь, истеричка! — рявкаю, приводя ее в себя. — Газировки перепила?!

— Будь ты проклят! — Пытается оттолкнуться, но лишь тщетно трепыхается.

Дергаю ее на себя, прижимаю и заламываю руки назад. Щека только сейчас начинает пылать. То ли царапнула меня, бешеная, то ли правда сила в ней дурная.

— Я дышать не могла от страха! — срывается она. — Верила, что кольцо реально дорогое! А ты наслаждался этим, да?!

Следовало ожидать, что Ринат не будет держать язык за зубами. Он хоть и привел в дом крутую невесту, но учуял, на чьей стороне удача. Ставить мне палки в колеса — его единственная отчаянная попытка как-то победить в этой войне.

— Господи, как же я тебя ненавижу! — всхлипывает это хрупкое создание в моих тисках. — Ты сломал мне жизнь. Начисто стер все хорошее — свободу, мечты, планы. Ты втянул меня в грязные игры своей семьи, сделал соучастницей преступления… Я не могу смотреть на себя в зеркало. Я презираю себя. И больше ничего не хочу… Убей меня. Просто возьми и убей. Сломай шею, утопи, застрели, скорми свиньям. Без разницы. Но я не выйду за тебя, Антон. Добровольно я не стану частью вашей семьи. Я не скажу «да» в ЗАГСе. Я не оставлю попыток сбежать. Я буду молить бога, чтобы однажды ты сдох.

Неумолимо смотрит мне прямо в глаза. Ревет, дрожит, но не сдается. Выплескивает из себя все, что накопилось за долгие три дня. Но моя проблема в том, что у меня рука не поднимается избавиться от нее. Язык не поворачивается отдать приказ. Как будто переклинило еще в тот момент, как администраторша ресторана вытолкала ее из кухни, требуя извинений, а она глянула на меня, буквально полосонув взглядом. Столько огня, страсти, энергии я не видел ни в одних женских глазах. Настоящая ведьма, чертовка, дьяволица. Другие от таких шарахаются, я же такую всегда искал.

— Все сказала? — спрашиваю тише.

Она закрывает глаза, протяжно вздохнув.

— А теперь послушай меня, Рина. Я тебя не убью. Ты выйдешь за меня. Со счастливой улыбкой на лице скажешь «да» в ЗАГСе. Никуда не сбежишь. И я не сдохну. Мы будем чертовски идеальной парой. А лет через восемь-десять ты родишь мне сына. Или дочку. Я в этом плане непривередлив. Знаешь, почему все будет именно так?

Открыв глаза, снова смотрит на меня, с омерзением слушая ответ:

— Потому что ты без ума от меня.

— Губу закатай, — шепчет хрипло.

Улыбаюсь уголком рта, разглядывая ее заплаканное лицо. Она даже сейчас удивительно соблазнительная. Ходячий секс.

— Босс, срочно! — Вернувшийся Генрих несколькими шагами пересекает зал и протягивает мне два листа бумаги.

Воспользовавшись этим, блондиночка отталкивается от меня и, утирая слезы, отходит в сторону.

— Выяснили, кто этот второй. Ноунейм, — поясняет мне Генрих, пока я изучаю информацию с прилагающимся к ней фото. — Засвечен в мутных аферах. В основном, мелочь. Как в киллерскую тусовку вписался, неизвестно. Особых заслуг за ним нет. Обычный гопник.

Я прочитываю имя и хмуро переглядываюсь с Генрихом. Тот согласно кивает мне.

Можешь продолжать ненавидеть меня, Рина, но ты должна на это взглянуть.

Протягиваю ей бумаги.

— Я не хочу знать, для кого я рыла могилу! — Отводит она взгляд.

— А узнать, кто едва тебя не застрелил? — интересуюсь, настойчиво всучивая ей проклятые бумажки. — И сказать Антоше спасибо, что жизнь спас?

Поджав губы, хлюпает носом. Моргает часто, переводя дух. Только потом решается взглянуть на фото. Бледнеет на глазах от увиденного и мямлит онемевшими губами:

— Радик?

— Херадик, — цежу, готовясь к ее новому нападению.

Трясущимися руками перевернув листы, она отправляет их Генриху и отчаянно заявляет:

— Я не верю! Вы всей своей семейкой погрязли во лжи.

— Можем проехать в лес, эксгумировать и убедиться. — Сдернув полотенце со скамейки, закидываю его за шею. — Правда, вонь будет стоять на всю округу.

Блондиночка прикрывает раскрывшийся рот пальцами. Ее взгляд становится стеклянным. Она такая безбашенная, что точно согласится раскапывать яму. Допрыгаемся с этим жмуром и поймаемся. Я сам под маску не заглядывал, но Генриху на слово верю. Если говорит, что это тот тип, значит так оно и есть.

— Эй, терминатор, дай-ка мобилу, — развернув ладонь, жду, пока он вложит в нее свою трубу. — У тебя есть право на один звонок, Рина. Можешь позвонить своему Радику, — протягиваю гаджет блондиночке.

Она сразу оживает, хватается за телефон, но я крепко сжимаю его вместе с ее пальцами.

— Учти, не домой, не в мусарню, не подружке посплетничать, какой мегакрутой у тебя бойфренд. А Радику. Ему самому, его кентам, мамане — без разницы.

Отпускаю ее руку и вытираю лицо краем полотенца, пока она судорожно набирает номер. Подносит мобилу к уху и нервно топчется на месте. Переминается с ноги на ногу, кусает губы, часто моргает. Похоже, ей и правда жаль этого выродка.

— Светлана Петровна! — подпрыгивает на месте, дозвонившись до своей несостоявшейся свекрови. — Добрый вечер… Да-да, ночь… Простите, что разбудила… Да, это я, Катя… Я не могу дозвониться до Радика… Что?.. — Хмурится, парализованно взглянув на меня. — Нет, мы не вместе… Хорошо… До свидания…

Ее собеседница сбрасывает звонок, и мы все трое молча слушаем гудки. Блондиночка медленно отнимает мобилу от уха, бормоча:

— Он не появлялся дома уже три дня. Его телефон отключен. Светлана Петровна разговаривала с моей мамой и решила, что мы с ним вместе на Алтае.

— Славно! — Я забираю у нее мобильник и возвращаю Генриху. — Как кино?

— А? — Растерянность в ее глазах опять сменяется гневом. — Ты серьезно? Ты убил моего бывшего парня и спрашиваешь, как мне кино?

— Надо было позволить ему убить тебя?

— Он бы не тронул меня! — снова вскрикивает она.

— Еще скажи, что он зайка. Сколько ты с ним встречалась, Рина? Как можно сосаться с парнем и не знать, чем он занимается? Тебя в детстве в поезде с верхней полки уронили, что ли? — Я делаю шаг к ней, и она на рефлексе выставляет руку перед собой. Ладонью упирается в мою грудь, посмотрев на меня не просто испепеляюще, а уничтожающе.

— Ты все подстроил!

Я скептически усмехаюсь. Не может же она вдруг стать такой дурой!

— Ага. Привез тебя в Москва-сити, позвонил Радику и поведал ему, что его бывшая совсем не скучает после расставания. А он же чувак крутой: пушку из задницы достал и пошел сводить со мной счеты.

— Не кривляйся. Ты убил его позже, а чтобы предстать в выгодном свете, сфабриковал легенду о его причастности к нашему покушению.

— Ты же сейчас шутишь, Рина? — начинаю терять терпение. — По-твоему, мне больше делать нехер, как твоих бывших лузеров отстреливать?

— Радик не был убийцей! — срывается на меня, опять замахнувшись, но в этот раз не успев нанести удар.

Схватив ее за запястье, заламываю, разворачиваю ее и, притянув к себе, сжимаю в обруче обеих рук.

— Хватит орать! — рычу ей на ухо. — Я уже сыт по горло твоими выходками, Рина. Хочешь справедливости?! Так вот она — твой ненаглядный едва тебя не грохнул. Думаешь, сжалился бы, увидев, на кого его натравили? Ты совсем не знаешь законов чистильщиков. Там было без вариантов: либо его, либо тебя. Я счел нужным убрать его, а ты с каждым днем вынуждаешь меня об этом жалеть!.. Нужны доказательства? Окей! Генрих, подгони тачку и свяжись с майором, пусть ждет нас. Скоро подскочим.