Не представляя, как убедить Громовых, что я по уши влюблена в их сына-маньяка, на крошечных зачатках инстинкта самосохранения ладонями растираю себе щеки и вытягиваю губы в улыбке, которая от страха застывает на лице.

— Я тебя недооценивал, — хмыкает Антон, берет меня за руку и ведет на пир стервятников.

Лев Евгеньевич, как истинный вожак прайда, громоздится во главе стола. Его мощь здесь повсюду. Взгляд похож на сканер, от которого не скрыться. Он словно без аппарата УЗИ просвечивает мое нутро.

А имя-то какое соответствующее — Лев Громов!

Защиты у него от Антона искать бесполезно. Я прекрасно расслышала, откуда у этой семьи миллиарды. Странно, что дом такой скромный для их статуса. Наверное, летний вариант, дача. А в остальное время живут в своем собственном дворце где-нибудь в Майами.

Антон выдвигает для меня стул, а я даже ног согнуть не могу. Кое-как усаживаю себя, смотрю на сочное прожаренное мясо и в ярких красках представляю, какое мракобесие сейчас начнется за столом: как железные пасти будут рвать эти куски, проглатывать не жуя, смаковать, вылизывать пальцы.

Но ничего подобного не происходит. Мать семейства ограничивается салатом. Алика просит прислугу положить ей всего кусочек. А мужчины аккуратно орудуют вилками и столовыми ножами.

— Что будете пить?

Я растерянно смотрю на приступивших к еде Демида и Клима и ловлю себя на мысли, что к подчиненным тут относятся хорошо, если те верны боссам. Я могла бы не усложнять свое положение. Сказала бы, как Антон наказывал, что хореограф. Притворилась бы, что потянула лодыжку и танцевать пока не могу. Позже напросилась бы к Антону на работу. В качестве той же домработницы.

— Рина, у тебя спрашивают, — говорит он, отправив кусочек в свой рот.

Я внимательно смотрю на его перемалывающие мясо челюсти и сглатываю.

— А?

— Что вам налить? — доносится с другой стороны.

Оборачиваюсь и вижу вежливо улыбающуюся служанку. Она глазами указывает на разнообразие графинов, терпеливо ожидая моего выбора.

— Водички, — хриплю я.

— Вы повздорили? — интересуется Лев Евгеньевич, явно недовольный моей заторможенностью.

— Мы устали, — отвечает за нас обоих Антон. — Ты же знаешь, что случилось. Хотя мы не так планировали провести ночь после романтического ужина.

— У вас все пошло наперекосяк в тот момент, когда ты додумался бросить кольцо в шампанское, а твоя невеста его проглотила.

— Ой, Лева, — вздыхает его жена. — Не сейчас. — Она пригубляет бокал с вином и с улыбкой обращается ко мне: — Мы так и не представлены, Катюш. Я Ксения Вацлавовна. Можно просто Ксения. Главное — не мама, — смеется она. — Меня даже сыновья так не называют.

— Очень приятно. — Я дрожащей рукой беру стакан с водой и жадно пью.

— А чем ты занимаешься?

— Мной, — отвечает за меня Антон. — Как и ты своим мужем.

— Не груби матери, — делает ему замечание Лев Евгеньевич.

— Лева, он не грубил, — вступается за него Ксения. — Ты почему такой напряженный? — Она кладет ладонь на его крепкое предплечье и слегка массирует.

— В него ночью стреляли. Как я могу расслабиться? Я предупреждал насчет Беркута. Когда был шанс порешить его, твои сыновья меня отговорили. Думали под себя его подмять. Но майор-то оказался принципиальный. А теперь, Ксюша, ответь, есть ли смысл передавать дела этим идиотам?

Я чуть не захлебываюсь остатками воды. Вся семья в курсе кровавых дел. Проблемы обсуждаются за ужином, будто анекдоты. И никого не смущает Алика, которой на вид лет восемнадцать. Да и она, похоже, не особо травмируется. Жует себе лениво и в ТикТоке зависает.

— Лева, не горячись, — просит его жена. — Успокаивайся и кушай. Все живы и здоровы. Позже обсудите, что делать. А мы с девочками посплетничаем, да? — Подмигивает мне.

Я с каким-то неестественным скулежом выдаю ей ответную улыбку и переключаю внимание на свою тарелку, доверху наполненную мясом и овощами. Пока, скосив глаза, в стакан пялилась, Антон уже нагреб мне ведро еды.

— Жуй! — шипит мне в ухо.

Нехотя беру приборы и расковыриваю кусочек, опять вспомнив убитого парня. Хорошо, что на нем была маска. Я бы не выдержала, запомнив его лицо — открытый рот, распахнутые в ужасе глаза. Всю жизнь он преследовал бы меня во снах и наяву.

С трудом глушу подступающую тошноту и начинаю есть. Мясо мягкое, сочное, тает во рту. На веселом пикнике я похвалила бы шашлычника, но за этим столом хочется плакать.

— А я не думаю, что это Беркут, — внезапно подключается к разговору Алика, отвлекшись от планшета. — Нафига майору мараться? Ему награды нужны, повышение. Выгоднее вас за решетку посадить.

— Это твои слова? Или Рината? — спокойно интересуется Лев Евгеньевич.

— Какая разница? Я его поддерживаю. Пап, Ринат ни разу не ошибался. Антош, без обид. — Складывает ладони в молитве, взглянув на брата.

— А я с Аликой согласна, — кивает Ксения. — Ты помешался на этом майоре. Во всем видишь его причастность. Лева, ну забудь ты на время об этом Беркуте. Представь, что его нет. Кто еще хотел бы убить Антона?

— Может, тогда у Антона и спросим? — Лев Евгеньевич втыкает вилку в кусок мяса и закидывает его в рот.

— Генрих уже работает, — отвечает мой «жених».

— Добивает раненого? Это работа? Он не расколется. Знает, что ему по любому крышка…

— Погодите, — опять вмешивается Алика. — Почему вы так узко мыслите? Неужели никто из вас не допускает мысли, что покушались не на Антона? — Она обводит всех за столом подозрительным взглядом и задерживает его на мне. — Может, пришли за ней. За Катей.

Плохо пережеванный кусок с горем пополам протискивается в мою глотку. Я запиваю его водой, едва не расплескивая ее. На меня смотрят все: Лев Евгеньевич, Ксения Вацлавовна, Алика, Антон, даже их подчиненные. Словно на мне вот-вот должна зажечься вывеска с бегущей строкой из ответа на озвученный вопрос, а заодно объявление с акцией на мою и без того недорогую жизнь.

Во дворе становится слишком тихо. Теплый вечер трещит невидимой изморозью, накрывающей меня ощутимой вуалью. Жаль, под ней не спрятаться.

— Разберемся, — без лишних слов говорит Антон и продолжает жевать.

Он прекрасно знает, что моя презренная душонка официантки никому не сдалась, но другие вдруг увидели во мне вредителя.

— Ты поела? — неожиданно для меня интересуется у Алики Клим. С отеческим покровительством — в меру строгим и достаточно снисходительным. Встает из-за стола и кивком указывает ей тоже не задерживаться. — У тебя завтра фортепиано. Надо позаниматься перед сном.

Цокнув языком, она нехотя берет со стола свой гаджет и, пожелав всем спокойной ночи, в сопровождении верного подданного Льва Евгеньевича уходит в дом.

С напряжением глядя им вслед, улавливаю между ними что-то схожее. То ли в движениях, то ли в манерах, то ли во внешности, но эти двое как-то связаны. Мне не хочется думать, что у них роман, поэтому я отвлекаюсь, запихивая в себя еще кусок мяса.

— Катюш, может, тоже пойдем? — приятельски улыбается мне Ксения Вацлавовна. — Пусть мужчины дебатируют.

— Она еще ест, — отвечает за меня Антон.

— Переедать на ночь вредно, — морщит она носик и делает глоток вина. — Ты же не хочешь, чтобы к свадьбе твоя невеста превратилась в бочку?

— Пить на ночь тоже вредно. Печень может отказать.

Лев Евгеньевич больше не делает сыну замечаний. Наоборот, кладет тяжелую ладонь на руку жены, чем заставляет ее отставить бокал.

— Присматривай за дочерью, Ксюш. Она увлекается опасными вещами.

— Ладно, — вздыхает мать семейства. — Пойду послушаю, как она играет «Этюд» Сибелиуса. Не засиживайтесь. — Игриво проводит пальчиками с блистательным маникюром по плечу мужа и в развевающемся летнем платье упархивает со двора.

Демид, схватив тарелку с объедками, тоже исчезает из-за стола, а служанка теряется из поля зрения, выпровоженная немым приказом хозяина. Я остаюсь одна в обществе двух грозных саблезубых зверей. Безоружная, загнанная в капкан жертва, которую ждет стандартный для этих людей набор вопросов.