— Не хочу.

— Я тоже. — Девушка вздохнула и сцепила перед собой пальцы в замок. — Но обижать Джо себе дороже, она же прибежит посреди ночи и будет теребить. И нечестно по отношению к ней, особенно с твоей стороны. Она ждала полгода, когда ты появишься, ждала на свой день рождения. Очень огорчится, если не придешь сегодня.

— Ладно, я понял, что затискан буду в любом случае и выбирать могу только место. А почему не хочешь ты?

— Это сложно. В столице празднование было таким… официальным, как на приеме у градоправителя, только без наемных убийц, конечно же. С людьми, которых я знала, и которые попытались меня убить ради своих целей — я же даже не уверена, что Дени тогда открыл портал в действительно безопасное место, как он говорил… Мне не надо было ходить в прикрывающей шрамы одежде, не было глупой паранойи, что все окружающие только и думают, как со мной получше расправиться… Тогда все было так хорошо. Сейчас — нет.

Карстен, поморщившись от боли, пересел на подлокотник кресла и обнял ее за плечи.

— Ты сильно зацикливаешься на этом.

— И что ты предлагаешь? — угрюмо спросила Лирен.

— Не держи в голове. Если бы я, Маркус, Анна позволяли себе об этом думать, давно бы сошли с ума. Меня одно время мечтала увидеть на виселице добрая половина города, и их мнение вряд ли изменилось — этот цирк начнется снова, как только я о себе напомню.

— Плохое сравнение. Ты сам ставишь себя под удар, что капитаном стражи, что Тенью.

— А дипломатов все любят?

— Не любят, но это другое.

— И в чем отличие?

— Дипломаты неприкосновенны, и об этом все знают, — без особой уверенности ответила Лирен. — Более строгое наказание, более быстрое реагирование из-за высокой государственной значимости…

— Нападать на капитана стражи тоже строго запрещено, но почему-то тех, кто это периодически пытается делать, это не останавливает, — усмехнулся Карстен. — И про «соловьев» все знают, и при этом их убивают точно так же, видимо, надеясь, что пронесет.

— Мы сидим и спорим, чье убийство будет преступлением менее тяжким, мое или твое, — нервно хихикнула она. — Какой-то бессмысленный спор.

— Он имеет смысл из-за твоей же зацикленности. Можно было переживать какое-то время, но полгода? Этого времени достаточно, чтобы неприятные воспоминания если не ушли совсем на задний план, то хотя бы стали менее яркими. Достаточно, чтобы научиться жить без оглядки на прошлое и поумерить свою злость. В конце концов, лично для тебя ничего непоправимого не произошло: ты выполнила свой долг, договоры были подписаны, мир сохранен. Опять же, ты жива, а они — нет, что уже о чем-то говорит.

— Только о том, что мне повезло, и рядом был кто-то, способный защитить меня, справиться с Дени и смыслящий в некоторых тонкостях. Если бы Марика была слабее, Дени бы удалось скрыться. Если бы она не нейтрализовала его заклинание, то отделаться шрамами мне не удалось… Не будь ты настолько значимым лицом, все было бы хуже.

— Но все так и есть, и это неплохо.

— Нет, не плохо, — вздохнула девушка, откидываясь на спинку кресла и глядя на негоснизу вверх.

Ближе к полуночи Карстен сполна ощутил, что значит быть единственно непьющим — пусть и временно — среди людей, очень в алкоголе нуждающихся и нашедших для этого удобный повод. Напоить умудрились даже Джоанну, пусть она и отнекивалась поначалу, и единственно трезвым кроме самого мужчины оставался сын Анны. По большей части потому, что почти сразу умудрился уснуть где-то в уголке — вряд ли бы кого-то остановил его юный возраст.

Еще спустя два часа его окончательно доконала повальная пьянка под отбиваемый на столешнице задорный ритм и похабные стишки за авторством то ли Маркуса, то ли Алекса, и, проникнувшись глубоким сочувствием к убежденным трезвенникам, по тени скрылся на втором этаже, где его хреновое настроение не пытались улучшить слишком развеселившиеся друзья.

Бесцельно ходить кругами по короткому коридору ему быстро наскучило, и Карстен толкнул первую попавшуюся дверь, абсолютно убежденный в том, что малышка Джо не будет иметь ничего против, если он проспит до утра где-нибудь в доме.

И совершенно при этом не учел, что за последние полгода кое-что поменялось, и теперь вместе с ней жила еще толпа — относительно размеров дома — народу.

Шарики-светлячки, бьющиеся о стеклянные стенки банки, освещали царивший вокруг нее творческий бардак — разбросанные записки, письменные принадлежности и книги. Мужчина поднял одну из них, раскрыл где-то на середине и с большим удивлением обнаружил собственный портрет — неумело нарисованный, но все-таки узнаваемый набросок — в качестве закладки. Обуздать любопытство оказалось сложно, и он, приподняв рисунок, пробежался взглядом по тексту, представляющему собой набор цитат из какого-то учебника магических искусств и личных домыслов владельца дневника. Написанное Карстену очень не понравилось: речь шла о «соловьином» проклятье, а внизу страницы было крупно выведено его имя и большой знак вопроса. Мужчина нахмурился и перевернул страницу. На следующей оказалась единственная кривая надпись: «Знает? Возможно. Но не подлец, не сделает».

За спиной едва слышно зашуршали шаги, и мужчина, отложив дневник, резко обернулся, нос к носу встретившись с подкравшимся Гленом.

Подойти он умудрился почти незаметно, и с одной стороны Карстена — как наставника молодого непутевого вора — не могло не радовать, что хотя бы на восьмой год Глен изволил взять себя в руки и освоить этот в высшей степени полезный навык. Однако как больному человеку, застигнутому врасплох пьяным, агрессивно настроенным парнем, явно — пусть и временно — превосходящим его в физических возможностях, мужчине это очень не понравилось.

— Если ты собирался следить за мной, то это у тебя не получилось, — иронично упрекнул он. — Возможно, тебе стоило попробовать из тени, хотя сомневаюсь, что у тебя получилось бы.

— Что ты здесь делаешь? — прямо спросил Глен, на всякий случай упираясь рукой в стену. Его взгляд был полон подозрительности, а на лице читалось неприкрытое недоверие.

— Почувствовал себя нехорошо и искал место, где можно прилечь, о чем, кажется, я предупредил остальных. Думаю, хозяйки дома не будут возражать, если я займу до утра одну из кроватей.

— Против того, чтобы кто-то шарился в их вещах, тоже не будут?

— Слушай, парень, даже не пытайся, — поморщился Карстен. — Лезть с претензиями у тебя получается плохо, а терпения выслушивать мутные намеки у меня может и не хватить.

С ответом Глен не нашелся и как-то странно дернулся. Весь его вид выражал желание подраться, но с этим мужчина помочь ему сейчас никак не мог.

— Возвращался бы ты к Джоанне, пока она не загрустила из-за твоего отсутствия.

— Она больше страдает из-за твоего отсутствия, — зло бросил он.

— И тебя это огорчает?

«Конечно, огорчает. — Карстен с вызовом посмотрел на него. — Хренов собственник, который не хочет ни с кем делить Джо. К отцу или брату бы он тоже так ревновал? Не совсем то, но близко… Твою ж!..»

Простое желание врезать давно опостылевшему сопернику переросло в настоятельную потребность, и сдерживать себя Глен больше не смог — хотя и до этого вряд ли особо старался. Его удар оказался неудачным и пришелся в стену — неправильно оценивший сперва силы Карстен успел увернуться. Пусть и не был этот самонадеянный вор худшим бойцом, что несомненно было заслугой его учителя, пусть его движения не были ограничены — мужчина был трезв и спокоен, а на его стороне все еще оставались опыт и способность оценивать ситуацию. Дожидаться, когда Глен очухается и снова замахнется, он не стал и, заломив парню руку, ткнул носом в стену.

— Что у вас здесь происходит?

Карстен выдохнул сквозь зубы, разжал пальцы и обернулся к слишком тихо подошедшей сзади Лирен. Она успела выпить — судя по неуверенной походке и лихорадочно блестящим глазам, даже напиться — и потому пребывала в состоянии обычно не свойственного ей благодушия.