Симон. Верцингеторикса?

Мори (кивает, повторяя). Верцингеторикса, именно Верцингеторикса. (Вставая, наполняет пустую рюмку.) Ну… В понедельник я парнишку отвезу. Пометьте его вещи фамилией Мори, кюре сказал, что так будет проще. Новые продуктовые карточки я ему выправлю здесь, в мэрии. Что до оплаты, то я поручился… (Симон кивает. Мори пьет, затем поясняет.) Последнюю, на посошок. Это не значит, что идти далеко, но в такую погоду просто необходимо чуточку выпить, чтобы не сбиться с дороги. Пейте, говорю вам, домашнее винцо прогоняет черные мысли. (Симон пьет.) Ну вот, еще одного боши не получат. Я оставлю вам бутылку… Потребляйте, но не злоупотребляйте. Привет, привет вам.

Симон (между приступами кашля). Налей мне липового чая. (Лея наливает. Симон греет руки о стакан, жалобно смотрит на Лею. Та садится на край кровати.) Ну что?

Лея. Ну что?

Симон (отодвигает стакан с липовым чаем и наливает себе полную рюмку водки). Возьми простыню, Лея, не пытайся вычерпать Ниагарский водопад своей чайной ложкой, это меня раздражает.

Лея (стараясь казаться спокойной). Что будем делать?

Симон (пьет). С чем? Мы уже нашли славную семинарию для Рири, разве нет? Теперь надо определить твою мать к кармелиткам, Морисетту — в приют Девы Марии, и как можно скорее, а нас двоих сплавить в Швейцарию, в богадельню для нуждающихся стариков…

Лея. А если они сделают из него кюре?

Симон. Чем тебе не работа? Слишком уж сезонная, ты думаешь? (Лея не отвечает.) Но это лучше, чем раввин, разве нет? Особенно для еврея. Никаких забот о детях, тещи нет, конкуренции никакой… Правда, если захочешь завести свое дельце, то уж нетушки, не выйдет.

Лея. Понедельник — это очень скоро. (Симон не отвечает.) Может, подождем немножко, а? (Симон не отвечает.) Чтобы он смог увидеть малыша.

Симон. Лучше так, Лея, гораздо лучше так… И потом, младенец — это всего лишь младенец, ведь так…

Лея (шепотом). А вдруг с Морисеттой что-нибудь случится?

Симон (старается говорить спокойно). Лея, эта женщина — местный специалист по принятию родов на дому. Она все умеет, абсолютно все!

Лея (шепотом). Значит, она все сделает?

Симон. Да нет, лекарь тоже будет.

Лея (помолчав). Тогда почему его не было сегодня вечером?

Симон (помолчав). Лея, просто этот вечер еще не наступил. (Пауза.) Когда он наступит, папаша Мори сходит за лекарем, и он придет раньше младенца, я тебе обещаю.

Лея. Невестка Мори сама будет решать, когда наступит этот вечер?

Симон (ворчливо). Да.

Лея. А если именно в этот вечер доктор будет занят?

Симон. Лея, ну что ты ко мне привязалась? У меня на шее боши, полиция, Виши, Лаваль, а ты, ты… Чего ты, в конце концов, хочешь? Чего ты хочешь? (Пауза.) Все в округе, и звери, и люди, родились сами по себе, и ничего, живы! Живы они или нет?

Лея (продолжает свою мысль). А если отвезти ее в больницу?

Симон (помолчав, с нарочитым спокойствием). Если доктор велит, мы отвезем. Я попрошу Мори держать наготове телегу с соломой на случай, если… Вот так!

Лея (осторожно). А если родится мальчик?

Симон (вздыхает, притворяясь, что не понял). Девочка или мальчик, какая разница? Все вылезают одинаково, разве нет?

Лея (настойчиво). Если родится мальчик, Симон? Что будем делать?

Симон (немного подумав). У меня есть план: назовем его Марией-Терезией, оденем во все розовое и никому ничего не скажем! Вырастет — сам разберется.

Лея. Симон, для мамы это очень важно.

Симон. Поскольку мама, благодарение Богу, не отличает дня от ночи…

Лея. Не беспокойся, она сумеет отличить еврейского мальчика от девочки!

Симон. Намекни ей, что пора бы ей уже позабыть об этом.

Лея. Морисетта тоже волнуется, она мне говорила!

Симон. В моей семье волнуются до того, как дают себя обрюхатить, а не после.

Лея. Симон, прошу тебя…

Симон. «Симон, прошу тебя…» Уж если, мадам, вы не можете себя предохранить, то слушайте по ночам радио или играйте в карты, а не трахайтесь; или будьте достаточно благоразумны и избавьтесь от ребенка. Раньше надо было волноваться, а не тогда, когда уже разбухла, как рассохшаяся бочка!

Лея. Ты пьян, Симон!

Симон. Ну вот, «ты пьян, Симон». Тин-тон! Как только Шарль попался, я ей сразу сказал: «Избавься от ребенка!» Сказал или не сказал?

Лея (обрывает его словоизвержение). Теперь, будь добр, помолчи!

Симон. Вот-вот, все время такая политика: «Теперь помолчи». Плакать ночью, улыбаться днем! И так всегда! Разве сейчас подходящее время, чтобы выбрасывать на рынок новых, еще тепленьких жидят? Старых не знаешь, куда девать, и приходится умолять кюре из Корреза, чтобы он соблаговолил взять у нас одного на хранение!

Лея. Будь добр, перестань кричать, ты не один.

Симон. Замечательно, просто замечательно! Кому вы это говорите, мадам, кому? Кому, как не мне, знать, что я не один?! Сначала они сводят тебя с ума своими глупостями: «Симон, что делать, если родится мальчик?» — а потом трясутся и стучат зубами от страха.

Лея (обрывает его). Никто не трясется! Просто здесь есть люди, которым хочется спать, вот и все.

Симон. Люди! Люди! Дерьмо, а не люди… Чтобы добудиться этих твоих людей, мне надо выскочить на улицу, сесть задницей в лужу и выть на луну день и ночь, слышишь ты, день и ночь!

Лея. На улице — пожалуйста, сколько угодно, а здесь спят.

Симон. Вы не знаете, что это такое. (Снова пауза. Лея не реагирует, делает вид, что спит. Симон продолжает.) Вы не знаете, что значит все время таскать стукача в портках, бояться, что какой-нибудь говнюк в фуражке спустит с тебя штаны и увидит неопровержимое доказательство твоей вины, доказательство, которое невозможно ни подделать, ни скрыть… (Новая пауза. Лея продолжает притворяться спящей. Симон наливает себе еще рюмку.) Давайте говорить начистоту, дамочки, коль скоро вы не способны удавить его сразу, как он родится — понимаю, понимаю, понимаю, — дайте ему, по крайней мере, шанс раствориться среди невиновных, чтобы его можно было спокойно подбросить на паперть или в общественный туалет. Пусть они сделают из него полноправного члена своего национального коллектива, священника, жандарма, префекта, главного уполномоченного по еврейскому вопросу, продавца беретов, разве ж я знаю! Все равно, что-нибудь полезное для общества, только бы избавить его от этого клейма!

Лея (не поворачиваясь). Нет, если родится мальчик, он будет, как его отец, как ты, как все евреи на свете. Я все устрою, поговорю с доктором. Спи.

Симон. Спи! Она все устроит! Она поговорит с доктором! Да ты просто оголтелая фанатичка. Честное слово. Я тебе объясняю, объясняю: если бы я только мог снова себе приклеить или хотя бы прикнопить эту штуку, я бы это сделал! Только для того, чтобы быть свободным, свободно передвигаться, как все в этой чертовой стране, чтобы иметь право сидеть на своей лавочке, у двери своего дома, на своем тротуаре, что возле бульвара Барбес!