Симон. Что? Что я должен уметь?
Апфельбаум. Драться! Вы умеете драться? Я — нет. И он тоже. К тому же он похож на меня: он боится! Да! А они этим пользуются, насмехаются, обзывают… Что это за мир, где уважение приходится зарабатывать кулаками? Разве это нормальный мир? (Молотит кулаками по воздуху.) Так, что ли, должен поступать мужчина?! А?! Вот так?!
Симон ошеломленно наблюдает за ним, суетясь у плиты, на которой закипела вода.
Симон. Господин Апфельбаум, хотите липового чаю? Я все равно себе завариваю.
Тыльной стороной руки Апфельбаум делает знак, что нет, и продолжает.
Апфельбаум. Каждый вечер, клянусь вам, каждый вечер, возвращаясь из школы, он плачет. Такой здоровенный малый, у него сороковой размер воротничка и сорок четвертый размер обуви, а он плачет. И что прикажете делать мне? Что?
Симон (наливает понемногу воды в два стакана). А мне, мне-то что делать?
Апфельбаум (не дает Симону договорить, хватает его за ворот и трясет, рискуя разлить кипяток). Твой сын обзывает еврейского ребенка грязным жидом, а ты спрашиваешь, что тебе делать?
Симон (освобождаясь). Вы что несете? О чем это вы? Вы с ума сошли, что ли?
Апфельбаум (неожиданно успокаивается и, показывая пальцем себе на грудь, шепчет). Мне очень больно, очень больно.
Садится на край стола, прижимает руки к груди. Молчание. Симон не знает, с чего начать.
Симон. Он не мой… (Ставит перед Апфельбаумом стакан.) Вот, выпейте. (Они молча пьют. Симон продолжает.) Его отец где-то там, ну, вы знаете, где…
Пауза. Пьют чай.
Апфельбаум (ставит стакан). Если его отец там, где вы говорите, то положительный пример ему должны подавать вы. А если, возвращаясь в субботу из школы, он видит, что в полдень вы все еще в постели, то не удивительно, что он стал бандитом!
Симон. Что вы хотите сказать? Что вы этим хотите мне сказать? Анри — не бандит. Это просто мальчишеская глупость.
Апфельбаум (выпрямляется и грозит пальцем). Господин Зильберберг, запомните, если ваш Анри еще раз обзовет моего Даниэля… (Умолкает, подняв палец; Симон ждет продолжения. Вдруг Апфельбаум опускает и руку, и плечи, хватается за живот и говорит.) Куда катится мир, куда? Я вас спрашиваю. Привет вашей очаровательной супруге и ее маме. Простите, что потревожил ваш сон. (Уже у двери.) Очень приятно иногда поговорить с кем-нибудь из соседей, вы не находите?
Выходит, держась за грудь.
Симон (бежит за ним, надевая брюки прямо на пижамные штаны, и кричит, застегиваясь). Подождите, подождите, я немного провожу вас!
Но Апфельбаум уже исчез. Симон возвращается на середину комнаты, принимается ходить вдоль и поперек, потом срывает с себя кожаный ремень и яростно лупит им матрасы, испуская при этом жуткие вопли. Из соседней комнаты появляется мать, <b>мадам Шварц</b>, в пальто, надетом прямо на ночную рубашку.
Мать. Что тут происходит?
Симон. Ничего. Я проветриваю постель.
Снова бьет, но уже без прежней ожесточенности.
Мать. Который час?
Симон. Полдень.
Мать. Их нет?
Симон. Нет. Хотите выпить чего-нибудь горячего?
Мать. Я глаз не могла сомкнуть. Ну почему они здесь набивают матрасы ореховой скорлупой, ну почему?
Уходит. Симон остается один. С ремнем в руках. Он в растерянности. Уходит в другую комнату. Слышно, как он разговаривает.
Симон. Липового цвету, да? Я сделаю. (Слышно, как мать стонет и ворочается в постели.) Не валяйтесь вы целыми днями в постели! В конце концов, от этого и сдохнуть можно…
Мать. А куда идти? Здесь нет даже тротуара и скамеечки…
Пока Симон находится в другой комнате, в дом проскальзывает <b>Анри</b>, кидает портфель и снова устремляется к двери. Симон появляется в тот момент, когда мальчик уже стоит на пороге.
Симон (торопливо входит, словно услышал, что мальчик в комнате). Анри!
Рири (с порога). Что, дядечка?
Симон. Иди сюда.
Рири. Дядечка, меня приятели ждут.
Симон. Сюда! (Машинально щелкает ремнем. Анри возвращается в комнату, но от порога далеко не отходит и ждет, втянув голову в плечи. Симон с трудом произносит.) Почему ты это сделал?
Рири. Что я сделал, дядечка?
Молчание.
Симон (сдавленно). Апфельбаум! (Молчание. Симон настойчиво повторяет.) Почему?
Рири (бормочет, помолчав). Не знаю.
Симон. «Не знаю» — это не ответ.
Рири. Он все время липнет ко мне, а мне не нравится, что он липучий.
Молчание.
Симон (ударяя ремнем по столу). Если бы твой отец был здесь, он бы тебя убил, слышишь, непременно убил бы. (Рири рыдает. Симон продолжает.) Не плачь, не плачь.
Рири. Я не могу остановиться, дядечка.
Симон. Теперь ты будешь говорить «дядя», а не «дядечка». «Да, дядя», «нет, дядя», «спасибо, дядя». Вот так.
Рири (продолжает плакать). Мне плохо, дядя. Мне плохо. Я говорю и не знаю, почему я так говорю. (Молчание. Рири поднимает голову.) Я не хочу больше ходить в школу.
Симон. Он не хочет! Да это лучшая школа! Месье больше не хочет! Ты бы лучше попросил прощения, и дело с концом.
Рири (твердо). Я хочу обратно в Париж.
Симон. Он хочет в Париж! А что ты будешь делать в Париже?
Рири. Работать.
Симон. В твоем возрасте не работают, а ходят в школу.
Рири. Может, я что-нибудь узнаю? Может, они вернулись и ищут меня?
Молчание.
Симон. Во-первых, в Париж вернуться невозможно.
Рири. Почему?
Симон. Да потому, потому, потому… Это запрещено!
Рири. Я не скажу, что я… Буду говорить, как ты велел: эльзасец.
Симон. Нет, нет и нет, месье, если уж тебе повезло и ты оказался в свободной зоне, то не бросаться же снова в пасть волкам! Нет! Кончай дурить, сдавай свои экзамены, учись дальше…
Рири. Зачем?
Симон. Зачем? Как это — зачем? Он еще спрашивает— зачем! (Они стоят друг против друга, потом Симон опускает глаза, дрожащими руками застегивает на себе ремень и говорит.) Ну ладно, не торчи тут, тебя приятели ждут.
Рири (пристально на него смотрит). Они мне не приятели, дядя, это не мои приятели.
Остается стоять, пристально глядя на дядю, суетящегося у плиты.
Темнота.
Сцена четвертая
Зимняя ночь 1942 года. На сцене, в сторонке, сидит <b>мадам Шварц</b>, закутанная поверх ночной рубашки в шаль или одеяло. Папаша <b>Мори</b>, в куртке, шапке, с велосипедными резинками на брюках, стоит, готовый к отъезду. <b>Симон</b> задумчиво ходит взад-вперед. Если бы он был один, он бы с удовольствием закатил истерику. За перегородкой суета, слышны шепот, стоны, слова утешения.
Мори (спрашивает, обращаясь к перегородке). Ну что? Я еду или не еду? Началось или не началось?
Голос (женский, уверенный, энергичный). Не едешь, это случится не сегодня ночью.
