— Мясо оставим пока в стороне. А вот как насчет сроков сева?

— А что? — Тузов слегка перепугался. — От Андрианова нахлобучка?

— При чем тут Андрианов? — в свою очередь спросил Михаил.

— Тогда, может, ребята-сеяльщики что-нибудь набедокурили? Да мы их…

— И ребята ни при чем. Я говорю, что сроки не резиновые. Сроки нам с тобой даны жесткие, железные, и в них — хочешь не хочешь — надо уложиться.

— Что верно, то верно, — поддакнул Тузов, но поддакнул осторожно, ожидая, что скажет Михаил дальше.

— Вот я тебя и хочу спросить: с какой такой радости сегодня ночью ихматуллинский трактор два часа из-за горючего простоял?

— Фу-у! — откидываясь на спинку кресла, облегченно вздохнул Тузов. — Я уж думал, что серьезное… Давай закурим. А то целое утро мыкота, покурить по-человечески некогда.

Брагина охватило острое желание взять председателя за лацканы пиджака и как следует встряхнуть, но он сдержался.

— Может, ты сначала все же мне скажешь, а потом уж и «по-человечески» свою ножку крутить будешь?

— Да ты, бригадир, не кипятись, — добродушно проговорил Тузов. — Не из-за чего кипятиться-то. Нам с тобой целый год вместе работать — зачем же сразу, из-за какого-то часа, отношения портить?

— Из часов дни складываются. А весенний день, как сам знаешь, год кормит.

— Эх, мил человек! Да будь у меня людей побольше, — к каждому трактору бы тебе и возчика и заправщика приставил. Разве не видишь — на части рвусь. Вот и глядишь, как бы возчика и вам дать и в свободную минуту на другой работе использовать.

— Хочешь — рвись, товарищ Тузов, хочешь — нет, это уж твое дело, — жестко сказал Михаил, — а так дальше не пойдет. Не только часа, минуты простаивать машины не должны. Так давай сразу уж и договоримся.

— Ну зачем же такие строгости? Разве я не понимаю, что…

— Видно, не понимаешь, — оборвал Тузова Михаил. — Не понимаешь, что, если тракторист стоит и дожидается возчика, вместе с ним стоят без дела тридцать, а то и пятьдесят лошадиных сил. Если бы понимал, сам бы впрягся, а возчика из бригады не забрал.

— Только и остается: самому впрячься. — Тузов улыбнулся, делая вид, что последние слова Михаила принял за шутку.

— Хороший характер у тебя, товарищ Тузов, крепкий. Аж завидно! Я хочу поскорее посеять, чтобы как можно больше весенней влаги в земле удержать, из-за этого и в сырость пашу, машины мучаю, — хочу поливное поле в лучшие сроки обработать, а тебя, председателя колхоза, это вроде и касается и не касается.

— Перегибаешь, товарищ бригадир! — Тузов сделал обиженное лицо, нахохлился. — Тебе бы мои заботы! Сто дел переделаешь, а больше того остается. Так весь день и бегаешь, язык на плечо. А к тому же и ночью настоящего покою нет — сам знаешь, как дед Максим наш по ночам усердствует… До чего же, я тебе скажу, вредоносный старик! Как зарядит в свою колотушку и вот колотит, колотит! А попробуй скажи, еще обидится, потому считает, что этаким манером бдительность свою проявляет…

Михаилу приходилось слышать, что у Тузова однажды произошла какая-то стычка с ночным сельским сторожем и тот с тех пор с особым усердием стучал под его окнами. Но что это была за стычка и по какому поводу, Михаил толком не знал, да это его особенно и не интересовало: при чем тут дед Максим, когда разговор идет о сроках сева?

В кабинет быстро вошел, почти влетел инструктор райкома Сосницкий. Это был молодой, чернявый, быстрый в движениях человек. На крупном красивом лице его выделялись черные, острые глаза под густыми дугами бровей. Одет он был в защитный, полувоенного покроя костюм.

Перекинув на ходу портфель из правой подмышки в левую, Сосницкий деловито сунул руку сначала Тузову, затем Михаилу и, не присаживаясь, сказал:

— Я всего на пару минут. Спешу в Ключевское. Как с севом, товарищ Тузов? Сколько га имеем на сегодняшний день? В целом и по культурам?.. На какой площади произведено боронование озимых? — Сосницкий, положив портфель на стол, вытащил из него объемистый блокнот и начал записывать цифры, которые ему называл Тузов.

Михаил был поражен деловитостью Сосницкого. Вот человек, умеющий ценить время! Этот не станет рассуждать по-тузовски.

Задав еще с десяток различных вопросов, Сосницкий окинул оценивающим взглядом свои записи и, складывая блокнот в портфель, сказал:

— Не выдерживаете сроки, товарищ Тузов. Если не хотите попасть на бюро райкома — учтите. А пока — до свидания. Через пару дней опять заскочу, так что не успокаивайся. Потребую сводку по полной форме.

Сосницкий распрощался и, опять перекинув на ходу портфель из одной руки в другую, исчез.

Тузов наконец раскурил самокрутку и с наслаждением, смакуя, делал одну затяжку за другой. На лице его было написано: ну, слава богу, пронесло.

— Слыхал? — спросил его Михаил. — Я говорю, слыхал, что инструктор про сроки, про сводку говорил?

Тузов посмотрел на Михаила, и лицо его вдруг прояснилось. Он будто только сейчас понял, о чем ему Михаил толковал уже добрых полчаса.

— Так ты насчет сводки? — почти обрадованно спросил он. — Ха! Так бы сразу и сказал, чудак-человек. Стоило из-за этого шум подымать! Да это мы в два счета! И такую сводочку, что комар носа не подточит. У вас в МТС как: подекадно или понедельно? Кажется, понедельно. Ну, вот, приходи в субботу, послезавтра, и все сделаем. Николай Илларионович, агроном, тоже подпишет, мы с ним общий язык всегда находим…

Михаил еще не совсем понимал, о чем говорит Тузов, но почувствовал в его словах что-то настораживающее.

— Постой, — перебил он наконец Тузова. — Ты насчет каких это понедельных сводок, и при чем тут общий язык с Николаем Илларионовичем?

— Ну, вот, опять будем в кошки-мышки играть. — Тузов усмехнулся и шутливо погрозил пальцем. — Все насчет тех же самых сводок, которые с вас эмтеэсовское начальство требует.

— Дальше.

— А дальше — ничего, — простодушно ответил Тузов. — Составляй бумагу по всей форме, пиши в ней все, что ты должен был сделать к такому-то числу, — и конец! Сам подпишешь, я подпишу, агроном подпишет, — чем не документ?

У Михаила перехватило горло, и он срывающимся голосом спросил:

— То есть как это «должен был»? А если я еще не сделал?

— Сделаешь, — невозмутимо ответил Тузов. — Днем раньше, днем позже, все равно сделаешь.

Больше всего Михаила злила вот эта невозмутимость Тузова.

— Может, ты и Сосницкому к послезавтра такую бумагу приготовишь? А?

— Если нужно будет в интересах дела…

— В интересах дела! Да это же очковтирательство самое настоящее!

— Ну, уж ты скажешь! Вот у тебя привычка, я заметил: все увеличивать. Очковтирательство там, где только показано, а не сделано и не будет сделано. А у нас с тобой, что бы мы ни показали в сводке, все до последнего гектара делать придется, и никому другому, а самим же. Вся разница в одном-двух днях, а пока сводка до области дойдет, мы и больше показанного сделать успеем.

— Хватит! Ясно! — Михаил поднялся. — Сам такие сводки сочиняй, если тебе нравится, а я не писал и писать не буду.

— Ну, вот опять зашумел. Будто его кто принуждает! Не хочешь — не надо, дело хозяйское. Тебе как лучше, а ты…

— На деле, а не в сводках будем за короткие сроки бороться. Пока. Будь здоров. А насчет простоев мы, кажется, договорились: этого больше не повторится.

— Да ладно, ладно. — Тузов тоже поднялся с кресла, чтобы потушить в пепельнице окурок. — Все будет сделано. Кому-кому, а вам, трактористам, всегда и во всем не только навстречу…

Михаил хлопнул дверью.

— …а и с полным нашим удовольствием, — донеслось ему вдогонку.

В правлении Ключевского колхоза никого, кроме счетовода, Сосницкий не застал.

— Что, начали? — спросил он еще от порога.

— Нынче после обеда собираются начать, — ответил счетовод.

— Всё еще собираются! Так. Где все? В поле?

Не задерживаясь в правлении, Сосницкий поехал в поле, на стан тракторной бригады. Здесь он нашел парторга колхоза Дмитрия Хлынова и Андрея Галышева.