А может, Михаилу только казалось, что трактористы говорят хорошо. Может, потому он слушал их с особым вниманием, что каждое выступление было понятно ему до последнего слова и как бы приобщало к тем интересам, которыми его товарищи по профессии жили и которые теперь снова стали ему близкими и дорогими.

Михаилу тоже хотелось выступить. Надо бы сказать об одном дурном, укоренившемся порядке: когда приходят в МТС новые тракторы, их отдают передовым трактористам, а старые машины у них забираются и передаются в отстающие бригады. Но разве такое уж хитрое дело быть передовиком на новой машине?! И вот гнилой этот порядок кое-где удержался и до сих пор. В седьмой бригаде, например, которую взял Михаил, потому скопились одни «гробы», что считалась она отстающей и в нее помалу списывали старые машины из других бригад… Однако говорить обо всем этом было не совсем удобно: ну, вот, скажут, сам же напросился, а теперь сам же и плачет… И еще почему-то смущало присутствие в зале Ольги.

Как ни внимательно слушал Михаил, о чем говорилось на совещании, он ни на минуту не забывал, что где-то здесь, рядом сидит Ольга. И раз и два он как бы невзначай даже оглянулся в ее сторону… Выступить он так и не решился.

Кончилось совещание затемно. И опять как-то так получилось, что по выходе из клуба Михаил оказался рядом с Ольгой.

— А ведь нам, кажется, по пути, — с деланным равнодушием сказал он, и таким тоном, будто эта мысль вот только что, сию минуту, осенила его.

— Разве? Что ж, это хорошо, — просто ответила Ольга.

Вечер был тихий, теплый. Михаил шел рядом с Ольгой, стараясь не очень заметно опираться на клюшку.

Ольга сказала, что живет здесь недавно, потому и не знает всех своих соседей, а до этого жила в Ключевском. Михаил хотел было расспросить ее пообстоятельнее, но, пока собирался, разговор незаметно перешел на совещание, и спрашивать о том, что его интересовало, было уж совсем некстати. Вот и его дом! Секунду Михаил колебался: не пройтись ли с Ольгой дальше, но тут же отбросил эту мысль: получится самое настоящее провожание, неудобно.

— Чуете? — останавливаясь, сказала Ольга. — Весной пахнет.

— А мне — сюда, — невпопад ответил Михаил. — До свидания…

— Ну, и я почти что дома. До свидания. Будет время — по-соседски заходите…

Михаил пообещал зайти и, провожая Ольгу взглядом, глубоко вдохнул чистый воздух. «Да, кажется, и в самом деле пахнет весной».

Он дошел до своего крыльца, некоторое время постоял около него и повернул обратно. Домой идти не хотелось. Уж слишком хорошим был вечер. Хотелось еще побыть одному.

Сбив на затылок шапку, Михаил медленно пошел вниз по улице.

У Ольги уже горел свет, но за окнами, подернутыми ледяной корочкой, ничего не было видно.

Падал тихий, медленный снежок. Из громкоговорителя на площади доносилась тоже медленная, плавная мелодия вальса.

Среди других непонятных вещей, которые, что ни день, открывались перед Ильей, встало теперь орошение.

Когда он в Ключевском услышал от Татьяны Васильевны, что с увеличением поливного поля прибавятся одни хлопоты, а не урожай, он не придал тогда этому значения.

Но вот на совещании Ольга горячо и убежденно высказалась за резкое увеличение поливных площадей, а председатели Старой Березовки и Ключевского не только не поддержали ее, но, пожалуй, не менее убежденно выступили против. Теперь уж Илья не мог остаться в стороне, хотя и понимал, что мелиорация тоже вряд ли имеет отношение к его прямым обязанностям.

Для начала он решил «просветиться» у главного агронома.

Когда Илья вошел в кабинет, Виктор Давыдович сидел, углубленный в бумаги, обложенный отчетными формами, циркулярами и предписаниями. Его черные, расчесанные на пробор волосы, черный костюм и такого же цвета галстук подчеркивали ослепительную белизну воротничка и удивительно белое для агронома, совершенно не тронутое загаром лицо.

— Ужасно! — кивая на бумаги, проговорил Васюнин. — Семьдесят девять граф, семьдесят девять вопросов, и на каждый надо ответить, и не с потолка, а точными цифровыми данными. В глазах рябит от цифири!

Он снял массивные роговые очки, положил их на стол, нацелив стеклами на Илью, вплотную к дужкам подкатил красный карандаш, перпендикулярно карандашу положил спичечную коробку и, лишь закончив это хитроумное построение, осведомился:

— Чем могу быть полезен?

Илья сказал.

— Вы зашли кстати, — Виктор Давыдович закурил и положил спички на прежнее место. — Мы с мелиоратором как раз занимаемся сейчас этим вопросом.

Вошла Ольга.

— Товарищ Гаранин интересуется вопросами орошения, — объяснил ей главный агроном. — Говорит, что ему тут не все понятно… Чертежи положите сюда… Садитесь! Мне тоже, для начала, хотелось бы выяснить одну вещь.

Виктор Давыдович напомнил Ольге про ее выступление на совещании, где она предложила в этом же году вдвое расширить поливные площади Березовской системы и начать новую запруду на реке Вязовке, затем спросил:

— Вам, конечно, известно, какие урожаи собираются на поливных землях в Новой Березовке?

Ольга ответила, что известно: урожаи собираются низкие, иногда ниже, чем на обычных, неполивных. «Вон тут в чем дело!» — отметил про себя Илья.

— Хорошо, мы удвоим поливные площади. Но не получится ли так, что печальную судьбу Новой Березовки разделят и ее соседи? Где ручательство? Не правильнее ли взяться пока за одну Березовку, а с соседями повременить? И уж, конечно, не торопиться с новой плотиной на Вязовке.

— А я думаю, — сказала Ольга, — что если мы сами в это дело верить не будем, то как же заставим поверить колхозников?

«Горяча, — опять отметил Илья, — но, кажется, говорит правильно».

— Уж очень легко и просто вы все решаете. — Васюнин улыбнулся, как улыбаются взрослые детям. — Вам, молодежи, прямо-таки не терпится поскорее зачислить себя в новаторы, а нас, пожилых, упрятать в консерваторы. А ведь в жизни-то сложней… Не так ли, товарищ Гаранин?

Илья подтвердил, что жизнь действительно штука сложная, но доводы главного агронома казались ему не совсем убедительными.

— Ну, мы отвлеклись, — продолжал Васюнин, обращаясь к Ольге. — Ближе к делу. Допустим, староберезовский и ключевский колхозы пойдут на некоторые прибавления поливной площади. Какие поля вы намечаете пустить под полив?

Ольга показала свой план. Васюнин вооружился очками и внимательно изучил его.

— Ну, это, конечно, план-максимум — не на год и не на два, но составлен с толком… Только вот это поле я бы пустил под полив самым первым, оно всех ближе к магистральному каналу.

Ольга согласилась с этим.

Сделав еще несколько замечаний, Васюнин снял очки и положил на стол, считая разговор оконченным.

— Все. Что касается сооружения новой плотины, попытайтесь представить свои соображения в область. Интересно, что еще оттуда ответят.

Ольга на это ничего не сказала, свернула свои карты и ушла.

— Посмотреть со стороны, — опять закуривая и медленно, глубоким выдохом выпуская дым, сказал Васюнин, — посмотреть со стороны — и впрямь меня надо причислить к лику консерваторов, зажимщиков молодой инициативы и тому подобное. Я гляжу назад, а она вперед и так далее. А если не со стороны? Подвигайтесь-ка поближе…

Илья передвинулся и сел рядом с Васюниным.

— Основные массивы поливных площадей — видите? — находятся в Новой Березовке, — показал главный агроном. — Казалось бы, золотое дно колхоза. А колхоз чуть ли не самый отсталый в районе, разве что в последнее время, при Тузове, начал выправляться… Парадокс? Да, парадокс. Но тем не менее — факт. Дальше…

— Но почему? — нетерпеливо перебил Илья. — Почему?

Васюнин улыбнулся нетерпению Ильи, как бы давая понять этим, что заранее предвидел его вопрос.

— Вот-вот, я как раз об этом… Вы только что слышали, что прибавку урожая поливные поля дают самую незначительную, а в последние два года и совсем никакой. А ведь полив — дело хлопотное, трудодней нагоняет много и, значит… только уменьшает их вес. Так вот. А теперь главный вопрос: почему, почему это так происходит?