Порученное мне дело-формуляр на рядового солдата, 1927 года рождения, призванного в армию в 1944 году при освобождении от фашисткой оккупации Ровенской обл., который неоднократно намеками давал понять агенту-земляку о том, что он осведомлен о конкретной деятельности бандитов ОУН-УПА. На стандартный запрос по месту жительства из райотдела КГБ поступил ответ, что компрометирующими материалами на него не располагают. Никакой разработки в причастности его к националистическому подполью не велось. Шло накопление ненужных донесений о его отношении к службе и поведении, характеризовавшимся постоянными его встречами с его земляками, которыми он считал всех военнослужащих из западных областей Украины. Складывалось впечатление: если он причастен к нацподполью, то ищет единомышленников, а нашему агенту намекает об этом, но таковым его не считает и, не доверяя, пытается разобраться, почему он стремится к дружеским отношениям с ним. На контрольной явке с агентом выяснилось, что он, как и сам оперработник – капитан, конкретного представления о деятельности ОУН-УПА не имеют. Поэтому пришлось начинать все с начала. Встретились с опытным оперработником 2-го отдела УКГБ области, уточнили все детали бандитского поведения и конспирации, получили текст их клятвы и заповедей, побывали в их бывшем схроне, изучили до деталей всю обстановку в нем и способы его маскировки. Договорились, что, при необходимости, можно будет показать схрон и агенту. С учётом полученных конкретных представлений об этом агенту была отработана легенда, по которой он отдельными намеками в беседах наедине с фигурантом проявляет осведомленность по различным особенностям ОУНовского поведения. Например, начнет с того, что в очередной беседе в удобный момент даст понять: почему он не откровенничает с фигурантом, воспроизведя десятую заповедь ОУН-УПА: «Про справи говори не з тим, з ким можеш, а з тим, кого добре знаєш». Так последовательно, вводя в удобное время одно за другим какое-то из бандеровских проявлений, агент постепенно добивается у фигуранта выяснения: насколько он осведомлён о его подполье и имел ли сам причастность к нему. А при получении об этом конкретных данных, требующих в последующем свидетельской документации, создает для этого реальные возможности через лица, имеющие с ним постоянные общения. В этом же направлении отработана легенда второму агенту, постоянно общающемуся с фигурантом, по национальности из числа белорусов. Допуская иногда в общих беседах критические оценки национализма как дикого, пещерного профашистского проявления, умело переводит их на свое желание разобраться в этом с помощью более осведомленных украинских друзей. Ведя такие разговоры, так же будет стремиться по заслуживающим проявлениям фиксировать свидетелей. По делу было проведено изъятие ненужных бумаг, захламлявших его, с приобщением их к делу общего делопроизводства по секретной переписке. Составлен подробный план последовательных агентурно-оперативных мероприятий, в том числе одним из пунктов предусматривалось, в ближайшее время выехать в курируемый Отдел контрразведки КГБ 2-го отдельного корпуса прорыва РГК и там, с помощью И. С. Ходченкова изучить в УКГБ Ровенской области, материалы, относящиеся к его борьбе с нацподпольем ОУН-УПА, обращая особое внимание на выявление источников осведомленности фигуранта о его деятельности и возможных подозрений о его участии в ней. План был подписан мною и оперработником, ведущим дело-формуляр, подполковниками Бычковым и Перовым – согласны, а также заготовлено; «Утверждаю. Начальник Управления контрразведки МГБ ПрикВО генерал-лейтенант И. Т. Салоимский». На этом настоял я, поскольку задание получил от него лично. Процедура утверждения проходила сложно. Генерал подробно вник в преамбулу плана об основаниях к подозрению и по пунктам провёл его разбор в целом, а также отработанных агентам легенд и линий поведения. В итоге, несмотря на казавшееся придирчивое отношение, план был утвержден. Примерно в мае 1951 года, дело-формуляр успешно было реализовано. На допросах фигурант пытался причислить к участникам нацподполья агента, но ни одного конкретного факта в подтверждение этого привести не мог. Умелый вывод агента из разработки был обеспечен гибкостью его легенды и линии поведения.
В дальнейшей работе направленца 2-го отдела, как в курируемом органе, так и при выездах в составе оперативных групп в других органах округа, неоднократно подтверждал свои навыки, полученные еще на фронте, – быть разработчиком по конкретным делам и сигналам, а также личное стремление, творческое отношение и умение в этой самой замысловатой работе, в которой опасны ошибки, затасканные шаблоны и упрощенчество.
В результате заслужил от скупого на похвалы начальника второго отдела подполковника Кукеева положительную аттестацию от 13 декабря 1954 года на присвоение очередного звания «старший лейтенант», в которой наряду с другими похвалами отмечается: «Смело берется за порученное ему дело и доводит его до конца. Агентурно-оперативную работу знает. Принимает непосредственное участие в разработке и проведении мероприятий по делам оперативного учёта». Так, спустя более чем через 7 лет, был представлен к званию, которое было предусмотрено по должности, на которую получил назначение в 1944 году. Отказывался от присвоения первичного офицерского звания по своему желанию, надеясь после воины уволиться и учиться на математика, но судьба по-своему крутит человеком, когда ты попадаешь в ее полную зависимость, будучи постоянно занят важной работой, не стал отпрашиваться на похороны отца 9 сентября 1951 года, о чем до сих пор сожалею. Тогда был глубоко убежден, что в конкретном деле должна быть персональная ответственность, твердость и требовательность, прежде всего исполнителя к самому себе. Замена его в ведении дела, даже кратковременная, в чем неоднократно убеждался на собственном опыте – это только безвыходная необходимость, обязывающая предусматривать и предвидеть меры по локализации возможных неудач. Поэтому даже в такой ситуации как смерть отца, не хотел передавать кому-либо, в том числе и своему начальнику, имевшееся у меня в производстве перспективное дело в период проведения активных мероприятий. В такой работе всегда заложен риск, а кто не рискует, тот, как говорится, не пьет шампанское. Предвидя такие риски, всегда брал их на себя и никогда и никого не ставил под удар, если где-то получалось не так, как планировалось. Локализуя отдельные неудачи, делал из них выводы, предусматривая в рискованных моментах многовариантность: а вдруг не так, то вот так, логически определяя «закономерности» неожиданностей. Оценивая искусство, великий Достоевский писал, что все оно построено на «вдруг» и чем больше «вдруг», тем интереснее. В чекистском искусстве чем больше «вдруг», тем вероятнее избежать ошибки и неудачи.
Раскрывать свое участие в проведении конкретных агентурных разработок, исходя их своих конъюнктурных соображений, излагать полностью, без купюр и соответствующих изменений, позволяющих сохранить тайну об успехах, ни один контрразведчик, а тем более разведчик, не позволит, потому что основой результативной его деятельности является максимальная секретность. В том, что я написали буду еще писать о собственных успехах, а тем более о неудачах, всегда сохранится необходимая тайна, прежде всего о людях, фигурировавших в конкретных делах, как подвергавшихся разработке, так и положительно проявивших в ней негласных помощниках, чтобы не навредить им самим, их родным и близким, если при публикации они будут узнаваемы. Одной из причин, побуждающих контрразведчиков и разведчиков засекречивать участников успешно проведенных им дел является тактические ухищрения, в которых для них, пожалуй, не существует ни одного порока, ни одной человеческой слабости, которую бы они не пытались использовать в достижении успеха. Раскрывать их – значит наносить повторные удары людям по уже пережитому и уже изжитому пороку. Позволять себе такое кощунство над людьми могут только отъявленные предатели типа Калугина.
Особого внимания в оперативной работе требует сохранение секретности всего того, что связано с помощью органам агентов и доверенных, вот для чего каждому из них определяется и детально отрабатывается письменно своя роль, чтоб не засветиться и не раскрыться перед другими агентами, не оказаться причастными к подстрекательству преступления и участию в нём. Секретность контактов с ними оперработником осуществляется под прикрытием обычной, не вызывающей подозрений, служебной, деловой, бытовой и любой другой обоснованной необходимости, не предугадываемой в его окружении.
