Вскоре произошел второй шокирующий руководство и партком школы случай. В школе выступала с концертом знаменитая певица – казашка Роза Багланова. Особенно запомнилась исполненная ею сопрано песня: «Ой Самара, городок». Радостно сияющая, она раскланивалась на постоянные бурные аплодисменты и посылала милые воздушные поцелуи в зал. Как сейчас сказали бы, покоряя зрителей своей сексуальностью! Напились среди курсантов такие примитивы, что, видимо, так и поняли и позволили вручить ей букеты цветов с предложениями – дать обусловленный сигнал о согласии интимно встретиться после концерта. Возмутившись, Роза Бакланова передала эти записки секретарю парткома. Опять разбирательство и осуждение – до какой распущенности можно опуститься, чтобы так обнаглеть и совершить оскорбление заслуженной актрисы, первый раз увидев ее. Все трое были наказаны строгими выговорами, но из школы не отчислены.
Последующих подобных сексуальных проявлений и побуждений, которые выносились на общее осуждение, не было. Соблазнительные «бабочки» продолжали в субботние и воскресные вечера кружить около школы и уводить некоторых холостяков, а может быть и семейных прелюбодеев, в свои объятия любви, надеясь найти себе достойного жениха. Но скандалов уже не возникало. Возможно, даже потому, что любителей острых ощущений с женщинами стало меньше. Ходили упорные слухи, что медиками, по решению руководства, в общей курсантской столовой, добавлялся в пищу какой-то препарат, снижающий «кобелиные» страсти. Это отмечали курсанты, к которым приезжали на побывку их родные жены, когда, несмотря на радость и желание встреч, половая страсть оказывалась явно заниженной. Мой самый близкий друг по школе, с которым поддерживается связь до настоящего времени, Владимир Георгиевич Кузнечиков, тоже заметил это, когда к нему в августе приехала жена, Алия Шакировна, его единственная однолюбная подруга. Он в этом отношении настолько был строг, что когда мы изредка выходили вместе в город, и он, заметив какое-то мое внимание к красивой женщине, с иронической гримасой произносил: «Ты куда смотришь?». Мы с Ниночкой, страшно соскучившись друг о друге, организовали встречу так. Она приехала в Харьков, тут же я отпросился у майора Беляева на несколько дней и мы провели их у родителей в Макеевке. Наша любимица Томочка провела их без мамы, со своей няней, матерью полковника, начальника военного госпиталя, у которой не сложились отношения с женой. Будучи весьма образованной, культурной и нежной женщиной, она оказывала самое благотворное влияние на нашу дочь и пользовалась нашим полным доверием.
Мое положение в школе, по основной задаче – получение предельно возможных знаний, сложилось совершенно непредвиденно наиболее выгодно, даже с некоторым преимуществом по сравнению с другими. Определилось оно тем, что по ведущей дисциплине, агентурно-оперативной работе, преподавателем оказался, к моей величайшей радости, тот самый полковник Сивуда, который на фронтовых курсах военной контрразведки проявлял ко мне признательность по успехам в учебе и покровительство, оказавшееся необходимым после ее окончания, о чем ранее мной уже вспоминалось.
Ежедневно встречаясь, я постепенно рассказал ему обо всем, что было со мной после фронтовых курсов, о своих колебаниях при переходе на оперработу, как неимоверно трудно проходил пройденный ее этап и с какими противоречиями столкнулся при оценке ее результатов.
Подробно расспросив о легендированном использовании агента «Захарова», подполковник Сивуда, оценив это в основном положительно, разъяснил, что в таких легендах обязательно должны предусматриваться меры по обеспечению его собственной безопасности, в частности определяются измененные биографические данные, место постоянного его жительства и близких родственников, при реальной возможности и необходимости он обеспечивается документами, удостоверяющими его вымышленную фамилию и другие установочные и биографические данные. При этом не забывать и о мерах по выводу агента из разработки как при возникновении подозрений о его безопасности, так и в тех случаях, когда она может возникнуть при начале следственных действии.
По поводу имевшегося у меня недоумения о проведенных американцами вербовках с заданием только на начальный период войны. Вербовать, так вербовать раз и навсегда? Полковник Сивуда возразил: при скоротечных обстоятельствах возникновения англо-американского решения о военных действиях против Советской Армии меры американской разведки были внезапно вынужденными и из-за временного ограничения вполне оправданными. В практике приготовления блицкригов вероломного нападения разведки государств, готовящих его, неоднократно прибегали к заброске так называемых законсервированных агентов с конкретными заданиями на начальный период воины. В первые дни Великой Отечественной войны органы госбезопасности разоблачили не один десяток агентов немецкой разведки, как только они приступили к выполнению заданий.
Обсуждая решения по выявленным из числа репатриантов американским агентам, он согласился, что в их действиях субъективная сторона состава преступления была практически неосуществимой, а поэтому арестовывать и судить их не за что. Высказал также незабываемое мнение: арестовывать или не арестовывать – с этим придется в дальнейшем неоднократно сталкиваться. Иногда оперативные работники, и особенно следователи, видя законный результат работы только в аресте и придании суду, упускают возможность достижения более перспективных и важных результатов в борьбе с противником. Образно говоря, не стремятся сохранить капитал, чтобы он работал на свое приумножение. Например, перевербовав разоблаченного агента и сделав его своим контролируемым источником, работающим под диктовку двойником, можно добиваться важных стратегических целей в противоборстве с противником. О возможности получения такого преимущества никогда не следует забывать.
Преподаватели в школе были в основном из числа профессионалов, имевших в «Смерш» разносторонний опыт результативной работы с немецкими разведорганами. Проанализировав и обобщив его, они сформулировали основные теоретические положения и подкрепляли их примерами своей практики, профессионального мастерства, обостренного чутья, создавая уверенность, что каждый из нас, вооружившись знаниями в школе, сможет добиваться в своей работе творческого искусства.
По юридическим дисциплинам: теории государства и права, уголовному праву и уголовно-процессуальному праву лекции читались профессорско-преподавательским составом Харьковского юридического института. До сих пор остается в памяти, как профессор, доктор юридических наук (фамилию не вспомнил), еврей по национальности, не только не скрывавший этого, но и. подчеркнуто гордился, выходил на сцену и прохаживаясь по ней, не подойдя ни разу к трибуне, убедительно объяснял все сложности применения уголовного законодательства, необходимости твердого его знания, особенно в части толкования и применения правовых норм, строго соблюдая социалистическую законность. Завораживая слушателей глубокой эрудицией и знаниями, он заражал желанием подражать ему в меру своих возможностей. На все вопросы слушателей отвечал четко, как вроде бы заранее подготовленный, сопровождая иногда свои разъяснения каким-либо уместным юмором.
Как известно, 13 января 1948 года в Минске в автомобильной катастрофе погиб выдающийся артист, художественный руководитель Государственного еврейского театра, председатель еврейского антифашистского комитета, народный артист СССР Соломон Михоэлс. Впоследствии выяснилось, что такая версия убийства якобы была предложена лично И. В. Сталиным и его организовал Министр госбезопасности Белоруссии Лаврентий Цанава – умер в тюрьме в 1955 году. Через несколько дней после убийства Михоэлса открыто разжигалась тема сионистского предательства, направленного на отрыв Крыма от России, и еврейского космополитизма. Так вот, один из слушателей (я бы назвал его именем Наглец) отправляет этому замечательному ученому-педагогу анонимную записку с вопросом: «Разъясните, почему все евреи являются космополитами?». Профессор ответил: «Так понимать вопрос о космополитизме нельзя. Это оскорбляет абсолютное большинство евреев, преданных советской Родине. Если уж так сильно хочется связать этот вопрос со словом «все», то можно допустить: все космополиты – евреи». Ответ был воспринят длительными аплодисментами и мне запомнился, как при мер гибкости ума и достойного юмора.