Проявленное командиром полка внимание к моему обмундированию не обошлось без прецедента. В полку в артиллерийском дивизионе проходил службу лейтенант Макаров П. А., который в марте 1944 года в боях под городом Сатанов, будучи тогда секретарем парторганизации артиллерийской батареи, совершил подвиг, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Так вот, он лично обратился к командиру полка и, сославшись на меня, попросил: «Прикажите майору Маргулису выдать такое же обмундирование и мне». И. Ф. Помазков ответил: «Когда будете отвечать не за артбатарею, а за полк в целом, приходите, распоряжусь выдать и Вам». Об этом мне рассказал сам Герой. Получилось так: он вышел из штаба и идет в артдивизион, а я ему навстречу – в штаб. Выслушав его искреннюю обиду, с сочувствием ее воспринял, уговорил его вернуться в штаб и извиниться перед командиром. На его вопрос: «В чем?», – сказал, что, во-первых, не надо было ссылаться на меня, а во-вторых, вы прибегли к наступательной тактике: «Клин клином вышибается», а он в данном случае оказался оскорбительным для командира и сработал на отраженное отталкивание – отказ в просьбе. Для себя его рассказ оценил как возможный резонанс, отголосок которого может отрицательно повлиять на мой авторитет, а поэтому договорились: вернуться в штаб и объясниться у командира полка, чтобы просьба Макарова была выполнена, а если это невозможно, то убедительным разъяснением снять у него возникшую обиду. Вначале зашел к И. Ф. Помазкову один и убедил его в обоснованности моей озабоченности и обиде Макарова: «Герой, есть Герой и с этим надо считаться». Иван Фомич через дежурного пригласил П. А. Макарова и при нем по телефону дал указание начальнику ОВС майору Маргулису об удовлетворении его просьбы и тут же предупредил, чтобы никакой болтовни на эту тему больше не было.
Соглашаясь, что прецедент возник из-за болтливости Маргулиса, я не исключал и его умышленной попытки вызвать ко мне неприязнь у офицеров, ко проверив и убедившись, что кроме Героя, он об этом никому не говорил, от своих подозрений отказался. Вот так проявляется и постоянный круговорот в чекистской работе: «Подозревать и проверять, доказывать подозрения, или отказываться от них». А в целом, перефразируя Маяковского: ради единого результата перелопачивать тонны проверок.
Одна из таких проверок совершенно неожиданно привела меня к разбирательству с майором Маргулисом. И опять-таки по поводу злополучного обмундирования. Занимаясь по ориентировке розыском автора анонимного антисоветского документа по почерковым данным, я во всех конторах, где есть в делопроизводстве накопление рукописных документов личного состава полка, проводил необходимую проверку. Просматривая одно из дел в ОВС, увидел накладную на выдачу полного комплекта обмундирования офицеру, который, увольняясь, заходил ко мне попрощаться перед увольнением в запас и высказывал неудовлетворенность тем, что ему не удалось получить положенное обмундирование из-за отсутствия его на складе. И вдруг накладная, что он все получил. Беру это дело, иду к начфину и вместе сличаем подпись офицера на накладной с его подписью о получении денежного довольствия. Ни малейшего сходства, никто ее подделывать и не собирался, поставлена произвольная закорючка и все. Вызываю в кабинет (имелся в штабе полка для старшего оперуполномоченного) майора Маргулиса, показываю накладную и прошу объяснить ее происхождение. Быстро взглянув и немного в оцепенении помолчав, он вскакивает, становится на колени и слезно просит простить, что «черт его попутал» и сделал это для того, чтобы покрыть на складе недостачу. Вот так появился в моей жизни второй Кувакин, помните кладовщика на складе в Путевой Колонне, где в юности я работал счетоводом. Успокоив Маргулиса, я прямо ему сказал, что очень не хочется за его доброту ко мне платить явной неприятностью для него, но скрыть я этого не могу из принципа должностного предназначения, да к тому же о подложной накладной знает и начфин. Поэтому предложил сейчас же пойти вместе с ним к командиру полка и пусть он решает, как с вами поступить. Короче, кончилось все тем, что была назначена полная проверка по всем убывшим офицерам и по двум из них выявлены такие же поддельные накладные. Начфин подсчитал стоимость невиданного по ним обмундирования, Маргулис внес в кассу деньги и начфин перевел их обманутым офицерам. Следственного дознания И. Ф. Помазков возбуждать не стал и Маргулис не подобру-поздорову, а с позором уволился на пенсию. Вот такой, честно скажу, не давший какого-либо удовлетворения, получился у меня первый результат, принесший горе конкретной личности. Ранее по представляемой регулярно информации по тем или иным нарушениям воинской дисциплины и порядка командованием принимались тоже строгие меры, но, как правило, дисциплинарного воздействия и при этом И. Ф. Помазков легализовал информацию по нашей договоренности так, что уполномоченный и его негласные источники, оставались законспирированными, да и увольнений со службы не было. Поэтому разоблачение Маргулиса вызывало двойное чувство: все правильно сделано, порок наказан, а с другой стороны – это не тот результат, который нужен контрразведчику, и что подобными результатами не следует соблазняться, тем более привыкать к ним, поскольку душевно это нелегко переживается. Вывод: их лучше предупреждать, а если необходимо в таких случаях разоблачение, то делать это через командование и органы дознания прокуратуры и никогда не выходить за основную черту – строжайшая конспирация в работе. Жертвовать ею по всяким мелочам дисциплинарного и даже уголовного порядка недопустимо. Сделав такой вывод на начальной стадии своей работы, придерживался соблюдения его в течение всей последующей многолетней службы.
Уверенно вступив в начальную стадию непосредственной контрразведывательной работы и всесторонне осмысливая хорошо известный опыт контрразведчиков-фронтовиков, прежде всего то, как достигались нужные результаты в работе, осознанно пришел к пониманию того, что целенаправленно организовывать ее, исходя из сути предназначения и основных задач, можно только на основе заранее спланированной системы мер по их выполнению, исходя из конкретных или реально предполагаемых устремлений противника, а для повышения их эффективности добиваться необходимого для этого сочетания линейного и объектового принципов в работе. При таком планировании работы по обеспечению государственной безопасности и боеготовности оперативно обслуживаемых мною объектов основные усилия сосредоточиваются на выявлении возможных шпионских устремлений противника: к местам вероятного получения шпионской информации (к объектам в целом, местам сосредоточения секретов), а также конкретным объектам диверсии; к контингенту лиц, из которых при благоприятно сложившихся условиях он мог осуществить свои вербовочные устремления в шпионской подрывной деятельности против войск.
Исходя из приведенных выводов, предстояло в первоочередном порядке организовать тщательное изучение военнослужащих, призванных в полк после репатриации из американской зоны оккупации в Германии. Из истории шпионажа известно, что этот канал, как один из самых удобных, выгодно использовался всеми разведками мира, и поэтому вполне мог быть задействован американской разведкой в шпионаже и подрывной деятельности против Советского Союза. Тем более, что проходила репатриация в период уже начавшегося охлаждения и разрыва общего сотрудничества, сложившегося в период войны, доходившего, как ранее мною уже отмечалось, до намерений военного противоборства, вынашивавшегося Америкой и Англией.
Интуитивно полагая, что американская разведка не упустила такой возможности, не решался приобрести из числа военнослужащих, бывших репатриантов, крайне нужных для работы в их среде источников, а имевшиеся из других категорий в полное доверие данной среды войти не могли и давали неоднократно повторяющуюся информацию о том, что в американском лагере, подлежащие репарации из Германии на родину советские граждане, как из числа бывших военнопленных, так и угнанных на каторжные работы запугивались тем, что при возвращении в Советский Союз их, якобы, как изменников Родины расстреливают или вывозят в Сибирь. Агитируя не возвращаться на Родину, восхваляли предлагаемую возможность выехать на постоянное жительство в США, Канаду, Австралию и другие капиталистические страны. Причем из поступившей информации вытекало, что антисоветская пропаганда велась не только американскими представителями, но и бывшими нашими гражданами, бежавшими в Германию, которые в войну сотрудничали с фашистами или воевали на их стороне в специальных воинских формированиях. Было ясно, что всякого рода прислужники и соучастники гитлеровских преступлений люто сеяли смуту и недоверие к своей Родине, чтобы таким образом спасти свою шкуру, жаждали новых хозяев, которым нужны предатели и мастера кровавых дел для борьбы против нашей страны и находили таких покровителей в лице наших бывших союзников. А поэтому выявились основания полагать, что отдельные из них могли раствориться в массе репатриированных лиц и быть призванными в армию. А следовательно, агентурную работу среди этих военнослужащих, пришлось углубить дополнительной спецпроверкой по местам рождения и прежнего жительства.
