Особенно злобно наш главарь отзывался о своих сородичах, что состоят в местной общине. Есть такая — входят в неё потомки тех эльвов, что поселились по указу государя Петра Алексеевича на этих землях. Злобные, расчётливые твари, если верить Альфриду. Ради денег и собственной выгоды готовы родную кровь отправить в постель любому…

Тут он задохнулся и замолчал. Но я и так всё понял.

Вспомнил бордель, где был накануне. Где прекрасные девы эльвийских кровей слушали мой внезапный концерт под гитару. Может, одна из них и была зазнобой нашего Альфрида. Конечно, если сравнить роскошный особняк со всеми удобствами с бедной квартиркой… что говорить. Одной любовью сыт не будешь.

Наверное, поэтому наш полуэльв так жилы рвёт — хочет свою даму сердца из борделя выкупить. Или построить дворец из денег, чтобы подружку приманить. И готов для этой своей мечты на всё.

Выговорился Альфрид, я его выслушал. Постояли мы, помолчали. Потом он сухо попрощался, и мы ушли с места встречи — сначала я, после он.

Пришёл домой, поднялся по лестнице, весь в раздумьях. Смотрю — у двери пигалица, хозяйкина дочка сидит, голову на коленки положила, лица не видно, но слышно — носом шмыгает. Да что такое, все вокруг в печали!

— Что случилось? — спрашиваю.

Она голову подняла, щёки мокрые, нос распухший, уши повесила, отвечает:

— Котика жалко-о-о…

И опять в слёзы.

Сел я рядом на пол, обнял её за плечики, говорю:

— Он теперь в кошачьем раю. Ему хорошо.

Она на меня посмотрела, глазёнки засветились:

— Правда?

— Конечно. Он был хороший котик.

Она щёки ладошкой утёрла, покивала, говорит:

— Спасибо. Мне тётка из общины сказала, что кошки не попадают в рай.

Обняла меня тощими ручонками, прошептала на ухо:

— А я знаю, кто котю прибил.

Я аж вздрогнул. Что?

— Откуда знаешь, — говорю, — ты разве видела?

Пигалица совсем тихо зашептала:

— Я к вам в комнату иногда залезаю, мама ругает, а я потихоньку. У вас интересно, книжки красивые. Спасибо, что портфель с учебниками подарили!

Вот тебе раз. Это мой портфель был? И учебники мои, получается… были.

А она шепчет:

— Я тогда у вас сидела, когда они пришли. Люди. Полицейские. Они шумели, ногами стучали, мне страшно стало, я спряталась. Я хорошо прятаться умею.

Да уж, такая маленькая, зелёная — она может…

— Говори уже, что там было? — подталкиваю.

— Я слышала, они про вас спрашивали, ругались сильно. Один такой в мундире, весь блестящий, ругался. А другой котю нашёл, зеркальце уронил, разбил… котя зашипела, а он… он…

Девчонка всхлипнула.

— Кто он? Кто?

Тут из квартиры хозяйка крикнула:

— Доча! Дочь! Иди сюда быстрее!

Пигалица меня крепко обхватила ручонками, шепнула:

— Он не из наших… Да, мама, иду! — и убежала.

А я остался на лестнице. Что значит — не из наших? А кто тогда? И кто у нас — наши?

Я рвал уже третью бумажку. Одну исписал мелким почерком, смял и бросил. Вторую исчиркал, порвал в мелкие клочки. Потом прикрыл глаза, сосредоточился и принялся выводить: "Любезная Вера Афанасьевна, пишу вам в полуденный час, чтобы"… Фух-х.

Как было бы проще кинуть в чатик: "жду в четыре, твой Димон". И сердечко какое-нибудь добавить — для любимки.

Так нет, сиди, вымучивай реверансы.

Пришёл пораньше на почтамт, купил лучшей бумаги — голубой листок с золотым обрезом — уселся за стол и принялся кропать. Потное это дело оказалось. Ладно, хоть мышечная память в пальцах от бывшего владельца сохранилась — Дмитрий Найдёнов, студент с превосходным дипломом, умел в каллиграфию.

"Любезная Вера Афанасьевна, пишу Вам, чтобы сообщить, что наша встреча состоится как условлено. Жду с огромным нетерпением, желая увидеть Вас, чтобы поцеловать Ваши нежные руки и"… Фух-х…

"…нежные руки и прелестные глаза. Однако же вынужден с превеликой грустью сообщить, что возможно обстоятельства вынудят меня пропустить заветный час нашей встречи. Это наполняет моё сердце тоской, но"…

Я почесал в затылке, тяжело вздохнул. На экзамене было легче.

"…но вы знаете, каковы мои дела, и простите своего любезного друга. Отправляю вам это письмо на адрес кондитерской, где мы имели удовольствие видеть друг друга. Ежели по истечении назначенного часа меня не будет, знайте, что меня задержали непреодолимые обстоятельства. Я…"

Ох ты, ёлки зелёные. Как ей сказать, что мы пошли на дело?

…"Я приготовил Вам небольшой, но приятный подарок, любезная Вера Афанасьевна, который вы можете забрать в удобное для Вас время на почтамте до востребования. Если же я не появлюсь и в том памятном уголке, где мы с Вами вкушали счастье, то знайте — сердце моё рвалось к Вам, и только враждебные обстоятельства непреодолимой силы помешали вашему другу. Засим заканчиваю это письмо, надеясь на скорую встречу, и на всякий случай — прощайте!"

Заклеил конверт, подошёл к окошечку, где сидел почтовый чиновник.

— Отправьте письмо по этому адресу, — дал ему конверт с письмом для Верочки. — И мне нужно оставить здесь подарочную коробку до востребования. Сделаете?

Чиновник посмотрел на меня. Одет я был прилично, но небогато.

— Разумеется, ваше благородие. Что за предмет?

Я водрузил на стойку коробку из шикарного ювелирного магазина. Чиновник, пожилой дядька в мундире с блестящими пуговицами и седоватыми бакенбардами, посмотрел на коробку оценивающим взглядом. Мой рейтинг сразу возрос на сотню пунктов.

— Ценная вещь, ваша милость. С доплатой будет. На какой срок желаете оставить? Можно на час, на три, на день. Можно на неделю, но дорого выйдет.

— На неделю. И чтобы в сохранности был — я проверю!

Моя репутация подскочила в глазах чиновника ещё выше.

— Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, исполним в лучшем виде. С вас рубль с полтиной. За ценность предмета.

Я вышел из почтамта, остановился и посмотрел на небо. Вытащил из кармана свой брегет, щёлкнул крышкой. До назначенного Альфридом часа ещё оставалось достаточно времени. Я надвинул кепи на глаза и зашагал по улице. Нужно было закончить ещё несколько дел.

— Вот она, — Альфрид указал глазами на рослую даму. За дамой семенил кривыми ногами маленький человечек в красной ливрее и с собачкой на руках. — Наша вещь у неё.

Я оглядел даму с головы до ног. Где-то на этом крупном теле болтается наш ценный приз — амулет размером с вишню, оплетённый золотыми нитями. На платиновой цепочке.

Игра в "Красном шаре" шла вовсю. Играли как в последний раз. Деньги текли рекой, переходили из рук в руки, монеты шуршали и звенели на столах, горками осыпались разноцветные бумажки.

Наверно, всем игрокам щекотала нервишки мысль, что — может быть! — рядом с тобой сидит грабитель и убийца. А кругом топчется и дышит в затылок полиция, что хочет этих грабителей и убийц поймать.

Располагалось заведение в двухэтажном особняке. Вокруг чугунная ограда, за оградой заметённые снегом кусты и деревья. Под стенами мотались несколько замёрзших фигур в тулупах, изображали случайных прохожих — полицейские. Ещё больше полиции сидело внутри особняка. Игра шла на втором этаже, и там вся полиция была безмундирная, во взятых напрокат смокингах. Чтобы не смущать дорогих гостей. И не спугнуть крупную рыбу раньше времени.

В салоне между столов вместе с праздной публикой болтались только я и Альфрид. Наши гоблин с орком сидели внизу, среди прислуги. Там пыхтел самовар, громоздились плюшки и баранки, слуги перемывали косточки господам. И заодно мерились, у кого господин больше. Знатнее, богаче, знаменитей или хотя бы удачливей в карты.

Гоблины охотно шли в услужение людям, имея свой денежный и прочий интерес. Орков в услужение брали не так охотно, но как сторожа, кучера и всякая тупая сила они ценились ничуть не меньше гобов.