Дрожь в моем теле усиливается, и я зажмуриваю глаза, поскольку новый страх, что он может хотеть большего, чем просто контроль над моей жизнью, растет быстрыми темпами. Я могла бы найти этого мужчину физически привлекательным, но я ненавижу все, за что он выступает, и от этого я становлюсь неуверенной в том, как с ним обращаться.

Он наклоняется, пока я не оказываюсь в его объятиях, его дыхание согревает мою кожу. Нервная энергия струится по моим венам, сопровождаемая чем-то еще, чего я никогда раньше не чувствовала и не могу определить.

— Должен ли я попробовать тебя, чтобы я мог точно сказать твоему будущему мужу, что он получит? — Угроза настолько тихая, что вибрирует в воздухе и проходит прямо через мое тело.

Я начинаю качать головой, но затем его другая рука взлетает вверх и, крепко сжимая мою челюсть, он заставляет меня посмотреть на него.

— Тогда ответь на мой гребаный вопрос.

— Я не девственница, — слова вырываются из меня.

Он наклоняет голову, его глаза сужаются, мой ответ явно злит его.

— Сколько мужчин?

Серьезно? Это просто безумие!

Я нервно облизываю губы, и тут же сожалею об этом, когда его взгляд опускается на мой рот. Когда взгляд задерживаются на моих губах, воспламеняясь чем-то близким к желанию, я выпаливаю:

— Один. Только один!

Николас снова переводит свой взгляд на меня, и на его лице появляется смертельная ухмылка.

— Это было не так уж сложно, не так ли? — Его хватка на моей челюсти ослабевает, и, как и раньше, он проводит пальцем по моим губам, оставляя после себя волну покалывания, от которой мне становится не по себе.

Внезапно он наклоняется, и я чувствую его дыхание на своих губах. Мое дыхание прерывается, сердце подскакивает к горлу, и когда мои глаза закрываются, мои руки взлетают, сильно прижимаясь к его груди.

Я слишком остро ощущаю мужественность, исходящую от его тела, и его твердые мышцы под моими ладонями. Я общалась с достаточной долей мужчин, но мне никогда не приходилось иметь дело с таким сильным мужчиной, и это делает меня беззащитной и ошеломленной.

Прежде чем я успеваю возразить, он мрачно шепчет:

— Мне это начинает нравиться, Тереза. — Его нос скользит по моей щеке, и когда он снова заговаривает, его губы касаются моих. Они такие мягкие, но это чертовски сильное прикосновение, которое вызывает взрыв мурашек по моему телу. — Я люблю хорошую борьбу. Продолжай в том же духе, и я, возможно, захочу узнать, такая же ли ты дерзкая в постели.

Хватаясь за единственное, что есть в моем арсенале, я говорю:

— Ты мой сводный брат. Мы семья.

Его пальцы снова находят мой подбородок, затем он рявкает:

— Открой свои гребаные глаза.

Они открываются, и я встречаюсь с близким и слишком интимным взглядом на Николаса. Его привлекательные черты лица настолько напряжены, что кажется, что его самообладание вот-вот лопнет.

Каждый опасный дюйм его тела давит на меня. Я никогда раньше не чувствовала себя такой маленькой.

— Почему ты думаешь, что этот "титул", которому меньше дня, будет иметь для меня какое-то значение?

Я чувствую то же самое, поэтому мне нечего ответить.

— То, что наши родители женаты, ни хрена не значит. Если ты хочешь, чтобы я был любящим старшим братом, относись ко мне как к старшему брату. Но если ты продолжишь делать из меня врага, я, блять, заставлю тебя встать на колени. — Он испускает горячее дыхание, покрывая мои губы предупреждением. — Я убивал людей и за меньшее. Не думай, что только потому, что ты женщина, ты отделаешься более мягким приговором.

Дерьмо. Я вляпалась по уши.

Подчиняясь, все неповиновение, которое у меня осталось, покидает меня.

— Я понимаю. — Страх дрожит в шепоте, когда я с трудом проглатываю свою гордость. — Мне жаль. Этого больше не повторится.

Николас слегка отстраняется, на его лице довольная ухмылка. Его руки перемещаются на шею, а затем я ошеломленно смотрю на него, когда он прижимает поцелуй к моему лбу, прошептав:

— Хорошая девочка.

Чувствуя, что я только что проиграла самую важную битву в своей жизни, я настороженно смотрю, как он выходит из туалета. Мое тело прислоняется к стене, и, не в силах остановить выходящее из-под контроля беспокойство, рыдания вырываются наружу. Закрыв лицо руками, я заглушаю звуки, когда приступ тревоги накатывает с новой силой, и я опускаю задницу на пол. Свернувшись в беспомощный комочек, я борюсь за воздух, когда стены моей новой жизни смыкаются вокруг меня.

‘Мертвые сучки не могут доносить’, — угроза Ирен преследует меня.

Когда моя защита ослабла, мрачные тени моего прошлого и того, как Ирен причинила мне боль, прокрадываются сквозь трещины, заставляя меня встретиться лицом к лицу с монстром, который, так же как и Николас, был одержим желанием уничтожить меня.

‘Я убью тебя’.

‘Толстая задница’.

‘Я вырежу твой язык и скормлю его собаке через дорогу’.

Я издеваюсь над собой до тех пор, пока ксанакс не начинает действовать, заставляя прошлые травмы вернуться в темные уголки моего сознания.

Я сосредоточилась на том, чтобы сделать глубокий вдох и успокоить свое колотящееся сердце. Как только я чувствую себя немного лучше, я быстро ополаскиваю лицо и насухо промокаю кожу парой салфеток.

Прошло много лет с тех пор, как у меня был такой сильный приступ тревоги. Два года, если быть точным. Вот почему для меня так важна спокойная рутина, а Николас просто разнес все это в пух и прах.

Открывая сумочку, я наношу немного блеска для губ и проверяю свою тушь, чтобы убедиться, что она не растеклась, прежде чем вдохнуть полной грудью и выйти из туалета.

Как только я вхожу в зал, я направляюсь прямо к своей матери, где она сидит за свадебным столом рядом с Питером. Когда я подхожу к ней, я замечаю, что Николас идет в нашу сторону.

Наверное, чтобы убедиться, что я не расскажу матери о том, что произошло. Мудак.

— Agápi mou, наслаждаешься праздником? — Спрашивает мама со счастливой улыбкой. Ее глаза скользят по моему лицу, ее улыбка исчезает, и обеспокоенная, она встает и берет меня за руку. — Что случилось? Приступ паники?

Мама считает, что мои тревожные расстройства возникли из-за потери отца в столь юном возрасте.

Я никогда никому не рассказывала об истинной причине.

Сначала это было из-за страха, но со временем я не могла заставить себя рассказать маме о том, что со мной произошло, когда я была в самом уязвимом положении.

Зная, что Николас в пределах слышимости, я заставляю себя улыбнуться.

— Нет, я выпила немного виски, и от него меня затошнило. Ничего, если я уйду?

— О нет, тебе не следовало пить что-то настолько крепкое, — отчитывает меня мама.

— Мне жаль. — Я наклоняюсь и целую ее в щеку. — Наслаждайся медовым месяцем и присылай мне много фотографий.

Лицо мамы смягчается, и меня заключают в крепкие объятия.

— Николас присмотрит за тобой, пока меня не будет.

Боже, помоги мне.

Отстраняясь, мама с любовью улыбается мне.

— Не учись слишком усердно, Agápi mou.

— Не буду. — Я переключаю свое внимание на Питера и, не зная, что делать, просто сосредотачиваюсь на том, чтобы сохранить улыбку на лице, говоря. — Это была прекрасная свадьба. Надеюсь, ваш медовый месяц пройдет безопасно.

Он придвигается ближе и целует меня в щеку.

— Спасибо, Тереза. Твоя поддержка много значит для нас.

Мой позвоночник напрягается, когда я поворачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с дьяволом, притаившимся позади меня. Пока я желаю спокойной ночи Афине и Бэзилу, Николас берет меня за локоть. Его прикосновения нервируют мою кожу. Как только я заканчиваю прощаться, он выводит меня из большого зала, где прием все еще в самом разгаре.

— Ничего, если я уйду? — спрашиваю я, не желая снова ссориться с ним.

— Да. — Он указывает на двух мужчин, ожидающих у входной двери. — Джеймс и Грант с сегодняшнего вечера будут твоими личными охранниками. Без них ты никуда не пойдешь.