Ее улыбка колеблется, затем она с вызовом поднимает подбородок.

— Я разрешаю тебе купить ее только потому, что ты разбил мою камеру. Я приму это как извинение.

Маленькая шалунья.

Глядя на нее сверху вниз, я скрещиваю руки на груди, чтобы не задушить ее посреди магазина, где есть свидетели.

— Это не извинение.

Улыбка возвращается на ее лицо, но на этот раз в уголках ее губ танцует что-то соблазнительное. Блять, это только заставляет меня становиться твердым из-за нее.

— Либо эта камера — извинение, либо я ее не приму.

Мои глаза сужаются, когда я вспыхиваю еще сильнее. Развернувшись, я иду к стойке, лая на консультанта.

— Мы возьмем эту гребаную камеру.

Парень переводит взгляд с Тесс на меня, когда она подходит к стойке. Она не перестает улыбаться, затем он смотрит на нее слишком долго. Прежде чем я успеваю остановить себя, я обнимаю Тесс за плечи, притягиваю ее к себе и, наклонившись вперед, рычу:

— Если ты не хочешь потерять свое гребаное зрение, перестань смотреть на нее.

Он ощетинивается и быстро заканчивает оформление. Закончив расплачиваться, я хватаю пакет, бросаю на него прощальный взгляд, полный предостережения, и практически выталкиваю Тесс из магазина.

Christé mou.

Я чувствую смятение, мое сердце бьется слишком быстро, кожа становится липкой.

Мне это, блять, совсем не нравится.

Почему я угрожал парню за то, что он просто посмотрел на Тесс?

Почему меня вообще, блять, волнует, есть ли у нее камера?

Чертовски раздраженный, я сую пакет ей в руки и обхожу внедорожник, чтобы забраться на заднее сиденье.

Пристегиваясь ремнем безопасности, я выкрикиваю приказ:

— В квартиру Терезы.

Источник моего гнева и нетерпения сидит рядом со мной, ухмыляясь, блять, от уха до уха, пока она читает каждое слово на коробке.

Ее волнение наполняет воздух, и как только я бросаю взгляд в ее сторону, она улыбается мне.

— Спасибо.

Это застает меня врасплох, пугая еще больше. Мой взгляд устремляются к окну, и, отказываясь глубже вглядываться в значение всех нежелательных эмоций, я скорее сосредотачиваюсь на своем гневе.

— Тебе лучше, блять, сдать этот курс с отличием, — предупреждаю я ее, мой тон напряженный.

— Таков мой план.

Оглядываясь на нее, я наблюдаю, как она практически пускает слюни в камеру. Глаза блестят, а на полных губах играет счастье, и можно поклясться, что я купил ей весь мир.

Для нее это так.

Эта мысль поражает до глубины души, и впервые я начинаю видеть Тесс такой, какая она есть, а не светской львицей, какой я ее представлял до того, пока не узнал ее поближе.

У нее есть страсть и мечты, и, черт возьми, она борется за них.

— Это важно для тебя? — Я задаю вопрос, прежде чем успеваю остановить себя. Мне должно быть похуй, что для нее важно.

Взгляд Тесс поднимается к моему и она изучает мое лицо.

— Если я скажу "да", ты будешь угрожать, что заберешь его у меня?

Угрозы для меня — вторая натура, и по привычке я бормочу:

— Если ты продолжишь мне хамить, то да.

Брови Тесс сходятся вместе, в ее взгляде мелькают паника и печаль. Мне это ни капельки не нравится, и я хочу, чтобы улыбка и счастье немедленно вернулись на ее лицо.

Грегори останавливает внедорожник перед многоквартирным домом. Я все еще отстегиваю ремень безопасности, когда Тесс распахивает дверь, выскакивая с заднего сиденья.

— Пока!

Блять, эта женщина. Клянусь, я собираюсь придушить ее.

Выбравшись из внедорожника, я направляюсь за ней как раз вовремя, чтобы увидеть, как она бросается вверх по лестнице. Я перепрыгиваю через две ступеньки за раз и догоняю ее на втором этаже.

— Ты могла бы воспользоваться чертовым лифтом, — ворчу я.

— От небольшой физической нагрузки еще никто не умирал. — Тесс бросает на меня вопросительный взгляд. — Разве тебе не нужно заниматься работой?

— Именно этим я и занимаюсь, — выдавливаю я сквозь зубы.

На четвертом этаже Тесс останавливается перед дверью.

— Что за работа?

Я жестом велю ей открыть дверь, и, раздраженно фыркая, она подчиняется. Я следую за ней в ее дом и осматриваю жилое пространство.

Это не то, чего я ожидал. Здесь уютно, но не загромождено. То же умиротворяющее чувство, которое я испытал в парке, витает вокруг меня. Единственные цвета — белый и синий, придающие квартире средиземноморскую атмосферу.

Тесс ставит коробку и сумку на стол, затем поворачивается ко мне, приподняв бровь.

— Будь осторожна, Koritsáki. Теперь мы одни, — предупреждаю я ее. — Поблизости нет свидетелей, которые могли бы увидеть, как я тебя задушу.

Ее храбрость ослабевает, и она двигается, чтобы стол теперь был между нами. Я усмехаюсь, качая головой, и выдвинув стул, сажусь.

— Где конверт?

— В моей сумке, — бормочет она.

Я киваю в сторону чертовой сумки.

— Достань его.

Тесс подтягивает сумку поближе и роется в ней, прежде чем вытащить смятый конверт. Одному Богу известно, что еще у нее в сумке.

— Читай, — приказываю я, пристально глядя на нее, чтобы ничего не пропустить.

С очередным раздраженным вздохом она открывает его и достает бумаги. Ее глаза танцуют над словами, и вскоре ее лоб хмурится.

Глава 10

ТЕСС

Я взяла камеру только потому, что Николас сломал мою. И я действительно хотела камеру Blackmagic URSA Mini Pro 12K.

Также от моего внимания не ускользнуло, что Николас защищал меня. Тот факт, что он набросился на парня, который помогал нам, говорил о многом. Я полностью игнорирую то, как это заставило мой желудок затрепетать.

Он не такой уж и злой.

Может быть, есть надежда.

Так я думала до тех пор, пока мой взгляд не остановился на всех моих расходах, аккуратно напечатанных на канцелярском бланке компании Статулис. Затем мой взгляд фокусируется на пособии, которое мне выдадут, и на инструкциях, как я должна потратить каждый цент.

Я яростно качаю головой.

— Что это? — Говорю я, бросая бумаги на стол.

— Я думал, ты умеешь читать, — сухо отвечает он.

— Это в сто раз больше, пособие, которое я получала раньше. Я знаю, сколько оставил нам мой отец, и сумма, указанная на странице, истощила бы сбережения моей матери в течение года.

Николас берет бумаги и просматривает их, прежде чем поднять взгляд на меня. Его безразличное выражение лица мрачнеет, затем он приказывает:

— Сядь, Тереза.

Я опускаюсь на стул, затем продолжаю свирепо смотреть на него.

Как будто он разговаривает с ребенком, он объясняет:

— Тебя увидят на публике со мной. Я ожидаю, что ты будешь одеваться как принцесса мафии. Теперь ты Статулис.

Гнев взрывается во мне, и я вскакиваю на ноги. Расхаживая взад-вперед по небольшому пространству между кухней и гостиной, я качаю головой.

— Я не Статулис, и уж точно не принцесса мафии. Мне не нужны твои деньги!

Николас вскакивает со стула, его рука вытягивается вперед, и, схватив меня сзади за шею, он дергает меня прямо к себе. Проблеск человечности, который я видела ранее, исчез, и дьявол вернулся во всей своей красе.

И черт возьми, если я не начинаю находить это возбуждающим. Страшно, но, тем не менее, горячо.

— Это не подлежит обсуждению. Ты возьмешь эти гребаные деньги и сыграешь свою роль, — приказывает он, его тон наполнен предупреждением о неминуемой смерти, если я ослушаюсь.

Моя рука взлетает и, схватив его за запястье, я тяжело сглатываю в его крепкой хватке. Это кажется угрожающим, напряженным и… и…

— Отпусти меня, — требую я, не желая думать о жаре, разливающемся у меня внизу живота.

Вместо того, чтобы слушать, он притягивает меня еще ближе.

— На сегодня с меня хватит игр. Ты, блять, подчинишься мне или заплатишь за последствия. — Скрытая угроза в его голосе, наряду с темнотой, клубящейся в его глазах, заставляет меня отступить, не желая выяснять, какими будут последствия, если я продолжу бороться.