Она покорно поднялась из кресла и последовала за ним к камину.

Этот вечер стал для Софии откровением.

Раньше она не понимала в полной мере, насколько холодно Арен относится к жене – со стороны он просто выглядел вежливым и спокойным, но он всегда заботился о Виктории, поэтому София даже не подозревала… И лишь теперь, начав чувствовать его эмоции, осознала и пришла в ужас.

Это была абсолютная пустота, чернота, бездна. Он не чувствовал к жене ничего – ни хорошего, ни плохого. Тепло и ласка – при взгляде на Агату и Алекса, холод и равнодушие – при взгляде на Викторию.

Софии стало больно из-за этого. Как он может так жить? Это ведь невозможно! Даже обычному человеку должно быть невыносимо, а уж Арену… Он эмпат, а эмпатам необходимы приятные эмоции, особенно от родных и близких людей.

От родных и близких… София, воспринимая императора частью себя, понимала и то, что Виктория не является для него родной и близкой. Она просто есть, существует, как мебель, стены и окна, и больше ничего.

Оставить все на своих местах… Защитница, на каких местах?! Неужели Арен действительно считает, что отказ от физической близости что-то изменит? Все, что могло случиться, между ними уже случилось, и этот маленький шаг не казался Софии особенно важным. Она любит его, любит до глубины души, и от того, будут они спать вместе или нет, ее чувства не изменятся. И он ее любит, и никуда от этого не деться, и это гораздо важнее, чем постель, гораздо! И если раньше Арен лишь играл с ней, то теперь все по-настоящему.

Неужели он думает, что она сможет лишить его этого настоящего? И не только его – себя тоже.

Побыв с детьми около двух часов и пообещав, что завтра они обязательно встретятся, София отправилась в кадровую службу за новым браслетом связи. Ходила она в сопровождении охранника, и от слуг, которых встречала по пути, слышала радостные поздравления с возвращением, чередующиеся с восклицаниями вроде: «Ох, вы живы! Как же хорошо!»

Легенду о том, почему она жива, София уже успела выучить наизусть – ее рассказал Вано, получив инструкцию от императора на браслет, – но пока врать никому не понадобилось. И девушка, застегнув на запястье новое средство связи, вернулась в детскую. Попрощалась с детьми до завтра, пожелала доброй ночи необычайно тихой Виктории и вошла в камин вместе с императором.

– Странно, что ее величество позволила тебе перенести меня домой, – пробормотала София, пока Арен строил лифт.

– Она вообще в последнее время удивительно покладиста, – кивнул император. – Психотерапевт знает свое дело. Надо попросить Валлиуса премию ему выписать, если так и дальше пойдет.

– Бедняжка. Не представляю, что она чувствовала, когда смотрела со стороны на портальную ловушку…

– Виктория недолго на нее смотрела, почти сразу упала в обморок, перед этим уничтожив родовой магией все деревья и траву вокруг музея.

– Кошмар, – ужаснулась София. – Так и с ума сойти можно было.

– Можно, но обошлось.

Стены лифта засветились, закрывая собой языки пламени, и через несколько секунд опали. Арен сразу начал с любопытством оглядываться, изучая письменный стол, книжный шкаф, гардероб, большое зеркало и узкую кровать – нехитрое богатство, среди которого София прожила всю жизнь.

Она любила свою комнату, особенно письменный стол, за которым было нарисовано множество рисунков и прочитано множество книг. Эти самые книги с трудом помещались в шкафу – хотя, конечно, далеко не все, что она читала, имелось у нее здесь, многие книги София брала в библиотеке. А в гардеробе Лиз любила прятаться, когда была маленькой, а Рози вообще один раз там уснула во время игры – еле отыскали, а потом хохотали втроем…

– Очень уютно, Софи, – сказал Арен с теплотой, и она чувствовала – ему понравилось. – Доброй тебе ночи. – Взяв ее руку, поцеловал ладонь. – А я пойду.

Император хотел отойти, чтобы начать строить лифт – София поняла это. Но она не дала – обняла за шею и, прижавшись, поцеловала в щеку.

Было немного неловко, потому что она не очень понимала, как себя вести.

– Ты… Арен, когда уложишь Агату и Алекса, приходи ко мне, – прошептала, ощущая его нежность и трепет. – Приходи, пожалуйста…

– Нет, Софи. – Он покачал головой, но не отстранился, а обнял ее в ответ и, наклонившись, легко поцеловал в шею. – Не переживай, мое счастье. Все хорошо.

– Хорошо? – София запустила обе ладони в его волосы и чуть не застонала – так приятно это оказалось и ему, и ей. – Не забывай, что я тебя чувствую. Это трудно назвать «хорошо», скорее «ужасно». Арен, это какая-то бездна, тьма, полнейший мрак! Так нельзя!

– Софи, – сказал император, и его горячее дыхание коснулось ее кожи, заставив замереть от нахлынувших ощущений, – я не хочу, чтобы ты жертвовала собой. Не хочу, чтобы ты была со мной только потому, что тебе меня жаль.

– Не только! Я…

– Я отдал тебе часть своей жизни, ты теперь хочешь отдать мне свою, – продолжал он, поднимая голову и глядя ей в глаза. – Но я отдал лишь часть, счастье мое. Ты же собираешься отдать себя всю без остатка. Не надо.

– Арен… – София хотела сказать, что уже и так отдала всю себя, полюбив его, и то, от чего он сейчас так старательно отказывается, не более чем формальность, но не успела. Император коснулся ладонью ее лба, и она мгновенно уснула, расслабляясь в его руках, и уже не видела, как он аккуратно кладет ее на постель, легко целует в губы и шепчет:

– Прости, Софи. Но иначе я бы не ушел, слишком уж хочу остаться. Ты проснешься совсем скоро, и я надеюсь, не станешь сильно на меня сердиться.

Арен выпрямился, отойдя от кровати, быстро построил лифт и исчез в ослепительном свете.

Проснувшись через несколько минут после ухода императора, София полночи не могла уснуть – сердилась, и в то же время ей было смешно.

Усыпил ее и сбежал, с ума сойти! Она понимала – Арен сделал это, потому что боялся не выдержать. Но это не отменяло того факта, что он ее усыпил – и сбежал! Безобразие! И что теперь – любая попытка отговорить его не издеваться над ними обоими будет заканчиваться так? Отличный аргумент! Прямо скажем – императорский!

София рассерженно пыхтела, представляя, как стучит Арену по голове чем-то тяжелым, и улыбалась, потому что сердиться по-настоящему не получалось. На самом деле она была даже немного рада – этот поступок доказывал, что у нее есть шанс уговорить Арена остаться. Шанс, пожалуй, большой…

Вагариус с докладом об организации безопасности во время поездки на море пришел к Арену еще до завтрака и времени пробуждения детей – император как раз находился в кабинете и просматривал оставленные секретарем документы. Адны не было на месте, поэтому Вано впустили охранники, и он, поклонившись, начал рассказывать.

Арен смотрел на главу службы безопасности и чувствовал его смятение. Да, София вчера огорошила Вагариуса известием, вот он теперь и не знает, куда себя деть, а на императора и вовсе старается лишний раз не глядеть.

– Что ж, все хорошо, ты молодец, – сказал Арен, как только Вано закончил докладывать. – Только учти еще один момент. В том случае, если моя жена будет вести себя не совсем корректно по отношению к кому-то из вас, ты немедленно сообщаешь об этом мне.

– Что вы понимаете под «не совсем корректно»?

– То, что не понравится тебе, Софии, ее матери или детям.

Вагариус кивнул, и Арен ощутил идущую от него волну облегчения.

– Хорошо, ваше величество.

– А теперь насчет вашей вчерашней ссоры с Софией, – отчеканил император, и безопасник побагровел, а в эмоциях его вновь появилось смятение. – Подойди ближе.

Вагариус приблизился к столу, и Арен, привстав, поставил на него печать молчания. А затем произнес уже гораздо мягче:

– Вано, тебе ни к чему беспокоиться. Я не собираюсь трогать твою внучку.

Удивление, неверие, радость… даже почти счастье.