– Да, – прошептала она. – Немного.

– Помиритесь. Все будет хорошо, Софи. А теперь пойдем в детскую, Агата и Алекс наверняка уже заждались.

Она вновь промолчала, даже не кивнула. Эмоции ее напоминали настоящий коктейль – и не разберешься, что чувствует. Удивление, сожаление, нежность… А где облегчение? Его почему-то не было.

Но это все ерунда. Даже если сейчас София не чувствует облегчения, потом к ней придет понимание того, что так лучше.

Он ничего не сможет ей дать, кроме боли, а боль – не то, что нужно отдавать человеку, которого любишь.

На задание Силвана – записать все, что ее когда-либо радовало, – у Виктории почти не было времени. Она занималась этим накануне перед сном, но не закончила, а сегодня весь день сидела с Агатой и Александром и не имела возможности отвлекаться. Виктория любила своих детей, но за день они вдвоем, особенно сын, совершенно ее замучили. Она уже и забыла, как это – сидеть с ними обоими с утра до вечера, развлекать и отвечать на вопросы. Часа в четыре Виктория почувствовала себя дико уставшей и невольно вспомнила Софию – странно, но их аньян никогда не казалась ей замученной, даже если проводила с наследниками гораздо больше времени, чем положено. Или она ошибается и София тоже уставала, просто Виктория не замечала? Да, скорее всего, это так. Если уж говорить откровенно, то ее всегда мало интересовали чувства других людей, она была сосредоточена на себе. Даже Арен…

Виктория застыла от неожиданности собственных мыслей.

Но ведь правда. Она понимала, что муж устал, но никак не могла осознать насколько. Не получалось. А почему не получалось? Потому что при этом она сама была обижена, раздражена или даже зла, и это мешало ей думать. И чем спокойнее он с ней говорил, тем сильнее она сердилась, понимая – это спокойствие от равнодушия, ведь если бы Арен любил ее, он вел бы себя по-другому. Тоже нервничал бы, как она. Так и Аарон говорил.

Аарон… Виктория поморщилась, вспомнив брата мужа, которого она очень любила раньше, но сейчас… Сейчас – нет. Он не говорил ей ничего, что не было бы правдой хотя бы отчасти, но его ложь от этого только становилась еще искуснее, еще отвратительнее. Почему она его вообще слушала?!

Накануне вечером, записывая свои радости, Виктория вдруг поняла, что не может вспомнить ничего подобного по отношению к брату мужа. Все его слова и поступки она теперь видела иначе, и они больше не могли ее радовать. Как радоваться, если за утешением Аарона таился яд, который медленно, но верно разрушал ее?

А вот с Ареном было связано много хорошего. Виктория плакала, составляя список для врача, и понимала, что была не права – прекрасных воспоминаний, связанных с мужем, оказалось немало. Начиная с того дня, когда он предложил ей практику в оранжерее, заканчивая вчерашним вечером, когда Арен вернул во дворец Агату и, укладывая детей спать, смотрел на них с ласковым умиротворением. Виктория очень любила этот его взгляд. Ее отец никогда так не смотрел ни на нее, ни на брата. А вот мама смотрела, и Виктория, наблюдая за мужем, видела в его глазах ту же любовь к детям, что была у матери.

Мама… Да, с ней тоже было связано много хорошего. Единственная настоящая подруга, самый родной и любимый человек в мире… Виктория по ней безумно скучала. После ее смерти все изменилось, покатилось под откос, и если бы не Арен…

Виктория, закусив губу и глядя на играющих Агату и Александра, вспоминала собственную свадьбу. Защитница, если бы не Арен со своим предложением выйти за него замуж, кто знает, за кого выдали бы ее отец с братом? А они выдали бы – несмотря на сопротивление! И вряд ли она была бы счастлива с этим человеком. Если уж она не способна быть счастливой с Ареном, лучше которого на свете нет и быть не может, то с другим-то!..

Огонь в камине вспыхнул и заискрился, и дети, вскочив с пола, загалдели:

– Софи! Софи! Софи! – и побежали навстречу императору и Софии, которые уже выходили из камина, держась за руки. Викторию немного кольнуло это зрелище – но через секунду их аньян отпустила ладонь Арена и, встав на колени, расцеловала Агату с Александром, смеясь и плача одновременно.

– Софи-и-и-и!!! – вопил Алекс, обнимая девушку за шею, и она прижимала его к себе одной рукой, второй держа за руку Агату, которая прыгала, ни на секунду не останавливаясь, и повторяла:

– Да! Да! Да-а-а!!! – И столько восторга было в ее голосе, что у Виктории саднило в глазах. Она подошла ближе, желая поздороваться, но слова застряли в горле, когда она заметила, с каким выражением лица Арен смотрит на Софию.

Нежность. В его взгляде была безграничная нежность, а в улыбке – любовь.

Никогда он не смотрел так на нее…

Нет, нет! Это глупости, этого не может быть! Он смотрит не на Софию, а на Агату с Алексом, они ведь стоят рядом! А ей просто кажется, кажется!

Смятенная и растерянная, Виктория застыла, не зная, что сказать, и очнулась, только когда Арен дотронулся до ее локтя.

– Пойдем, Вик. Софи побудет с детьми. А нам надо поговорить.

Виктория кивнула, и он, подхватив ее на руки, шагнул в камин.

Морально приготовившись выслушивать претензии, Арен перенесся в комнату жены, донес ее на руках до одного из кресел у окна, опустил на сиденье и, сев напротив, спокойно сказал:

– Завтра и послезавтра ты и дети проведете на море, вечером вас будут возвращать во дворец. Компанию вам составят Вано Вагариус и София с ее семьей – матерью и двумя сестрами.

Виктория смотрела на него удивленно, но не кричала и не возмущалась, и Арен осторожно развеял эмпатический щит.

Да, она была удивлена, но в ее эмоциях не слышалось ничего неприятного, никакого гнева, возмущения или ревности.

– Вам всем надо отдохнуть, – продолжал император. – Поэтому я принял такое решение. Но у меня к тебе есть несколько просьб, Вик.

– Да? – Эмоции задрожали, но не от злости – от неуверенности.

– Первое. Вы отправитесь отдыхать, и я хочу, чтобы ты помнила об этом и старалась не портить никому настроение. Особенно – детям, и не только нашим, но и сестрам Софии тоже. Это понятно?

Она кивнула, отчетливо обидевшись. Интересно, на что? Можно подумать, она не любит портить настроение другим людям.

– Второе. Прошу тебя никому не демонстрировать пренебрежение. Да, и София, и ее мама, и сестры – нетитулованные, мама вообще не маг, но это не значит, что на них можно смотреть, как на грязь. София спасла жизнь нашей дочери, и я надеюсь, что ты будешь об этом помнить во время общения с ее семьей.

Обида стала сильнее. М-да, если так дальше пойдет, ни на какое море она не поедет, а все-таки будет сидеть в комнате…

– Третье. Держи под контролем не только свое поведение, но и эмоции. Если что-то пойдет не так, мне об этом сразу сообщат и я немедленно заберу тебя с пляжа. Это тоже понятно?

Она вновь кивнула.

– Повтори, Вик.

Жена чуть покраснела, но вновь не возмутилась – только огорчилась.

– Арен… Это ни к чему, – сказала она негромко и совсем по-детски шмыгнула носом. – Я не подведу тебя, честное слово.

Императору очень хотелось в это верить, потому что он рисковал, принимая это решение. Конечно, навредить Виктория никак не сможет, но вот затеять скандал, огорчив этим всех, особенно Агату с Александром…

– Пожалуйста, помни, что на тебя смотрят твои собственные дети, – произнес он, поднимаясь с кресла. – Остальным в общем-то все равно, как ты себя ведешь. Не все равно только Агате с Александром, поэтому не подводи в первую очередь их.

Она опустила голову и, вздохнув, пробормотала:

– Ты так говоришь, будто я чудовище.

– Ты не чудовище, – проговорил он как можно терпеливее, хотя в этот момент ужасно хотелось что-нибудь сжечь. – Я не знаю почему, Вик, но ты часто ведешь себя неразумно. Постарайся, чтобы этого не было. Ради Агаты и Александра.

– А ради тебя?

– Я не припомню, чтобы ты хоть что-то делала ради меня, – сказал он резко и, тут же пожалев об этом – эмоции Виктории наполнились обидой, – добавил: – Прости, Вик. И ради меня тоже, конечно. Но главное – ради детей. Все, вставай, возвращаемся в детскую.