Епископ, а это был именно он, я просто не мог ошибиться, стоял на коленях, с добрый десяток стрел торчало из его груди, но он все еще был жив. Вот он оперся на свой меч и поднявшись, бросился снова в атаку, будто и не замечая стрел, торчащих из его груди. Ветер все нарастал и нарастал, разогнав дым окончательно. Теперь я увидел и его противников, они испуганно жались к друг другу, выставив вперед свои мечи, не боясь перейти в атаку. Их было не меньше двадцати, вокруг них, по мостовой, ползали раненые и искалеченные — картина была просто жуткая. Вот епископ поднял свой полуторный меч над головой и бросился в толпу врагов, получая удар за ударом. Я же, глядя на все это безумие, даже оцепенел от страха, понимая, что он один будет продолжать сражаться с ними со всеми. Враги протыкали его мечами, но он не сдавался и не отступал ни на шаг, будто бы сам хотел, чтобы они подобрались к нему как можно поближе. Его меч разил врагов одного за другим, пока не застрял в теле одного из противников. Дальше епископ прорубался сквозь толпу, используя только свои руки. Удары были такой силы, что в тех местах куда он их наносил, оставались лишь обгоревшие дыры, будто металл или чья-то голова. Враги, крича от ужаса побежали в сторону ворот, стараясь спрятаться за лучниками, выстроившимися в шеренгу и ждущими, когда на их линию обстрела выйдет епископ.

Наконец, оцепенение с меня спало, и я, выхватив свой меч бросился помогать, понимая, что этот бой скорее всего для меня станет последним. Епископ снова упал на колени и на мгновение замер. Мне даже показалось что он уже мертв, но каково же было мое удивление, когда он снова ожил и стал выдергивать из себя стрелы, ломая их, будто и не чувствовал боли. Когда же я к нему подбежал, то понял, что епископ будет еще сражаться. Он мотнул головой в мою сторону и начал читать молитву, снова подымаясь на ноги. На его лице сияла улыбка, он молил господа об искуплении и добивал своим мечом раненых врагов, не давая им не единого шанса на спасение. Снова засвистели стрелы, и я толкнул священника к стене стараясь прикрыть собой. Честно сказать у меня это не очень получилось, ведь стоило мне к нему прикоснутся, как я почувствовал исходящий от него жар, жар, который обжигал мне лицо и руки. Мы встретились с епископом взглядами, и я все понял, в тот момент, именно меня нужно было спасать.

Враги перегруппировались у ворот и прикрываясь щитами, снова пошли в атаку. Епископ снял свою изрубленную мечами и продырявленную стрелами броню, оголив свой торс. Ряса поверх которой была надета броня теперь представляла из себя запекшееся кровавое тряпичное месиво, а не одежду. Он отшвырнул ее и с мечом на перевес побежал вперед. На его спине, прямо у меня на глазах следы от порезов и отверстия от стрел исчезали без следа. Это было точно чудом и никак иначе, епископ не читал молитву, он ее уже пел, и я, закричав, бросился вслед за ним, подняв свой меч. Краем глаза я видел, как горожане, стражники и несколько рыцарей поддались кличу священника и тоже покинули свои убежища и бросились воодушевленные на врагов. Воины Ордена остановились, их мораль окончательно была сломлена, даже лучники перестали в нас стрелять и бросились бежать прочь. Защитников города вокруг становилось все больше и больше, врагов оттеснили к самым воротам, просто заваленным трупами сражавшихся. Бой продолжался, до тех пор, пока последний враг не упал замертво на мостовую и не испустил свой дух. Мы кричали, плакали, смеялись и ликовали обнимая друг друга, мы-таки смогли отстоять свой город.

Я искал глазами епископа, идя посреди раненых и убитых, все вокруг представляло из себя кровавое месиво из плоти и стали. На мгновение, мне показалось что епископа убили, но моей радости не было придела, когда я увидел, что он все еще был жив. Теперь он лежал на мостовой, выронив свой меч и корчился от боли. Его грудь и руки были покрыты ожогами, от которых он начал кричать, пока совсем не потерял сознание. Нужно было не медлить и мы, выжившие в этом жутком побоище, подняли его на руки и понесли в храм. Рядом наши товарищи по оружию и просто горожане делали тоже самое. Они больше не бежали и не боялись смерти, каждый кто смог отстоять свое право на жизнь в городских стенах помогал, как мог. Я видел, как вереница людей таскала ведрами воду, пытаясь потушить пожар, вот понесли раненых, пытаясь их спасти, кто-то переворачивал убитых, ища среди них своих родных и близких.

Когда мы вошли в храм и положили епископа на большой стол для церемоний, он снова пришел в себя и схватив мою руку заплакал. Он рыдал не от боли, нет, он рыдал от радости. Ожогов на его теле становилось все больше и больше, кто-то уже начал мазать его целебной мазью, перевязывать и успокаивать. Епископ уснул только после того, как мы напоили его целебным отваром. Какая-то женщина, даже поцеловала его в лоб и запела какую-то церковную песню, еще несколько человек подхватили вслед за ней, вот уже все в церкви молились, восхваляя господа. Я пел вместе с ними, помогал раненым, оплакивал умерших. Еще никогда до этого, мне не приходилось видеть столько людей в нашем храме, люди наконец обрели веру, поверили в чудо, став живыми свидетелями того, как наш господь наделил епископа силой. Когда мы втроем вышли из храма, на восточных воротах уже стояли люди герцога, они возводили баррикады и командовали горожанами, помогавшими им.»

— Мы решили, как можно скорее рассказать вам об этом учитель, еще никогда так не была крепка вера, как сегодня. Люди теперь молятся и верят, как никогда до этого!

Учитель ничего не ответил все это время продолжая молчать, обдумывая все выше сказанное.

— Я думаю нам пора начинать самим строить баррикады, школа станет нашей крепостью, которую ой как не просто будет взять нашим врагам.

— О чем вы говорите, мастер? — в глазах говорившего, бывшего ученика, было недоумение:

— Мы смогли отбить атаку, мы же их победили!

— Нет, это не так! — учитель остановился и снова что-то обдумывая, продолжил:

— Эта была только первая атака, я уверен, что, это нападение, которое вам удалось отразить, было не последним. Скажу больше, враги уже в городе и главная битва еще впереди. Мы будем оборонять нашу школу.

— Но учитель, если нападения продолжаться, город ждет осада и голод!

— Я не отвечаю за горожан, за них отвечает герцог. Я должен защищать своих учеников, тех кто в стенах моей школы и оборону мы будем держать здесь. У нас достаточно еды, чтобы переждать любую осаду!

— Но учитель, это же неправильно, нам нужно объединить усилия вместе с герцогом и городской стражей?!

— Не тебе меня учить, мальчик, как поступать. Вы пришли сюда за помощью, и вы ее не получите! Вам самим нужно охранять склады торговой гильдии в порту, а не заниматься самоуправством! Или вы думаете голод не заставит людей прийти вас грабить? Вы должны выполнить свой долг перед гильдией, а не бегать по городу, спасая его жителей.

— Но учитель…

— Вы свободны! — учитель отвернулся от стоявших в полной растерянности бывших учеников и снова погрузился в свои мысли. Пришедшие, недовольно покачали своими головами и забрав шлема со стола, ушли прочь, ни с чем.

Я продолжал лежать на кровати, молча обдумывая то, о чем говорили последние посетители. Хлеб с клеймом Ордена, трущобы, головорезы Сольвани, последние задания вертелись, не переставая у меня в голове. Вопросов стало еще только больше и не было ни одного ответа. Салли сидел рядом и тоже что-то молча обдумывал, изредка кусая пирожок, который принес с собой, продолжая наблюдать за учителем, начавшим мерить шагами комнату. Я от навалившейся на меня усталости уснул, сквозь сон слыша, как к учителю приходили все новые и новые посетители, прося о помощи. Как мне показалось, он всем до единого отказал. Воля, что пряталась где-то в моей голове, так и не откликнулась на мой призыв, но за то я почувствовал, что снова могу шевелить своими ногами и руками.

— Мастер, Лад снова может двигаться! — Салли выглянул из-за балдахина, обращаясь к учителю Серо.