Годится ли эта модель для нашего анализа и прогноза? Поскольку веймарская гипотеза до сих пор подтверждалась в сегодняшней России дословно, я думаю, что да. Если так, те же самые семь условий определяют шансы Жириновского. Пять из семи, можно считать, уже у него в кармане. Развал экономики, равнозначный Великой Депрессии. Слабость либеральной интеллигенции. Веймарский парламент. Советники, убеждающие президента, а заодно и раздраженное этим парламентом общественное мнение в преимуществах “просвещенного” авторитаризма. Коалиционное - если не по названию, то по сути - веймарское правительство, работающее в условиях жесточайшего интеллектуального дефицита. И, наконец, поддержка денежных мешков - как российских, так и зарубежных.

Но вот два условия, первое и последнее, еще не выполнены, и определенности на их счет нет.

Слава Богу, ни великой, ни даже заурядной депрессией мир сейчас не страдает. Следовательно, возможность и ресурсы для серьезного вмешательства в российскую психологическую войну у мирового сообщества имеются. Отсутствует, как мы видели, другое - трезвое понимание характера и масштабов угрожающей ему опасности, без чего никакие ресурсы не спасут. Тем не менее - никто не сказал, что это чисто субъективное препятствие неустранимо. Пусть не очень большая, но сохраняется вероятность, что мир все-таки поднимет перчатку, брошенную ему русским фашизмом.

Не создан пока в России и единый правый фронт, и способность Жириновского хотя бы на время привлечь под свои знамена “белых”, “красных” и “коричневых” консерваторов остается проблематичной.

150

Более того, как давно уже понял читатель, пока у оппозиции нет oQty единительной идеологии, сплотиться - задача для нее почти неразрешимая, а вокруг Жириновского - тем паче. Как посмотришь - ну, никому не по пути с Владимиром Вольфовичем! Может ли разделить его антимусульманский пафос евразиец Александр Проханов, проповедующий славяномусульманское единение как основу будущей Российской империи? Может ли вынести его антикоммунистическую риторику Геннадий Зюганов, официальную идеологию которого Жириновский величает “сатанинским злом”, да еще вдобавок - можно ли оскорбить “патриота” ядовитее? - “запущенным в Россию с Запада”? Простит ли его либеральные шалости такой патологический враг демократии, как Игорь Шафаревич? Согласится ли с его самоубийственным “броском на Юг” умнейший из оппозиционных идеологов Сергей Кургинян? Смирится ли с его неарийским отчеством Александр Баркашов? Переварят ли его “колониальную” политическую философию ортодоксальные наследники Льва Гумилева, для которых русские лишь на одну четверть славяне, а в остальном - те же “черные”? И самое, возможно, главное: кто из этих в высшей степени амбициозных честолюбцев добровольно примет роль второго плана в “партии лидера”?

Тут тысяча вопросов, ответа на которые пока нет. Положение “одинокого волка” на оппозиционном Олимпе может смешать Жириновскому все карты, и он, не сомневаюсь, это понимает. Чтобы преодолеть эту роковую политическую изоляцию, нужны меры поистине чрезвычайные. Как, например, инспирированная им в феврале 1994 г. амнистия для октябрьских мятежников. Расчет, надо полагать, был на Александра Руцкого, на то, чтобы сделать его не столько соперником, сколько важнейшим фактическим союзником. Пусть, используя свой символический авторитет и генеральские ухватки, экс-вице-президент консолидирует всю разношерстную оппозиционную публику. А там - посмотрим…

Конечно, в таких комбинациях есть риск. Но, как мы уже знаем, ядерный Робин Гуд-парень рисковый… Итак, шансы на победу у Жириновского пока не стопроцентные. И все же не случайно именно с него я начал портретную галерею лидеров оппозиции и именно его портрет постарался нарисовать наиболее подробно.

Думаю, что точно так же поступил бы на моем месте известный московский психиатр, президент Российской психоаналитической ассоциации Арон Белкин, написавший в своей книге о Жириновском:

“Стать хозяином России - для него лишь начальный, предварительный этап. Трамплин, который позволит перейти к главному - продиктовать условия всему беспокойному, запутавшемуся в противоречиях миру и навести в нем, наконец, порядок”119.

Теми же глазами смотрит на моего героя и Егор Гайдар: “Жириновский как президент - мысль апокалипсическая… Это была бы самая серьезная угроза мировой цивилизации за всю ее историю”120.

Нет, он еще не президент. Но Россия и мир должны, наконец, понять, что перед ними тот самый человек, который может еще раз доиграть до конца трагический веймарский сценарий.

Глава шестая “Последний солдат империи”.

Александр Проханов и московская “партия войны”

Хочу предупредить читателя: картина, которая возникает из анализа идей и высказываний Проханова и его однопартийцев, может произвести поначалу странное, чуть л и не комическое впечатление. В Москве, однако, никто над Прохановым не смеется. Даже те, кто потешается над Жириновским. Почему? Потому что Проханов - главный редактор центрального органа российской “партии войны”, своего рода “НьюЙорк Тайме” непримиримой оппозиции (знаменитой газеты “День”, после октябрьского мятежа сменившей имя на “Завтра”)? Потому что он - один из самых зловещих кардиналов русского евразийства, самый, без сомнения, красноречивый в стране проповедник имперской идеи? Отчасти. Но есть и более веские причины. Он неколебимо уверен в победе оппозиции. Его проекты больше, чем проекты Жириновского, отвечают требованиям той искомой объединительной идеологии, которая сплотит все разнокалиберные партии реваншистов. И наконец, в отличие от Владимира Вольфовича, он свой человек на Олимпе оппозиции, и там он представляет ее главное течение, а не побочное русло. Кто написал для августовских путчистов 91 —го года их скандально известное “Слово к народу”? Проханов. А кто публично отрекся от “кукольного путча”, когда он провалился? Тоже Проханов. Он мог изменять падшим звездам оппозиции, но отклонялся неизменно вместе с ее генеральной линией. Ни на шаг не отпуская от себя “патриотического” читателя, вел его не туда, куда тому хотелось бы пойти, но туда, куда, по мнению Проханова, идти ему следовало. Согласно знаменитому британскому философу Эдмунду Берку, это и есть исчерпывающее определение политического лидера.

В Москве одно время упорно циркулировали слухи, главным образом среди бывших литературных коллег Проханова, что никакой он не вождь оппозиции, а просто человек, обремененный большой семьей, которую легче по нынешним временам прокормить, зная, где лежит ключ к сердцу - и к карману — военно-промышленного комплекса. Так ли это? Едва ли. Слишком уж серьезную для озабоченного семьянина игру затеял этот человек.

152

В склонности к эстрадным эффектам Александр Андреевич ничуть не уступает Владимиру Вольфовичу. Всегда играет на публику, обожает ее эпатировать. С годами - все больше. Только его стихия - не живое, на митинге, а печатное слово. Зато в камерных аудиториях и в интеллектуальном споре Жириновскому до него далеко.

Под властью моноидеи

Еще в конце 91-го он публично исповедовался в антикоммунизме, писал о “разрушении империи свирепым Интернационалом”, о “белом движении, изрезанном лезвиями красного террора”, о “коммунистической квазиимперии”. И тут же, не переводя дыхания, признавался, что до самого Августа “патриотическое движение уповало на союз с РКП, на ее структуру, организационный опыт ее искушенных лидеров, на ее связь с рабочими и крестьянством”1. Парадокс? Но то еще были цветочки. В конце 92-го антисталинист Проханов ошеломил либеральную публику в Колумбийском университете, провозгласив себя сталинистом. В Москве антифашист Проханов шокировал либеральную прессу, объявив, что если для возрождения империи понадобится фашизм, он проголосует за фашистов.

Что означают все эти парадоксы? И парадоксы ли это, эпатаж ради эпатажа? Ничуть. Просто Проханов - человек моноидеи. Обыкновенные люди могут любить свободу, стихи, природу, родину, наконец. Проханов влюблен в империю. Империя - его романтическая мечта, его страсть, его земля обетованная. И что хорошо для империи, хоть белой, хоть красной, хоть сталинской, хоть фашистской - то хорошо и для него. Правильно, законно, оправдано. Он готов простить Сталину или Муссолини все - и свирепый террор, и коварство, и манию величия - за то, что были они властелинами державы, железными государственниками.