Западные обозреватели успокаивают публику, шокированную исходом парламентских выборов в России: не надо паники, далеко не все, голосовавшие за Владимира Вольфовича, думают так же, как он. Многие лишь выразили таким способом протест против катастрофического ухудшения жизненных условий, угрозы безработицы, взрыва организованной преступности, и всех других кризисных явлений. Но ведь точно те же аргументы были в ходу и у русских обозревателей в период кратковременной паники летом 1991 г. И демократические политики, надо полагать, утешали себя теми же соображениями, что их и обезоружило - и позволило Жириновскому преподнести им два с половиной года спустя драматический сюрприз.

Наверное, и вправду какая-то часть избирателей проголосовала за Жириновского, не разделяя его взглядов, а как бы “назло” тем, в ком она видит виновников кризиса, хотя и не совсем понятно, что это ^б

уточнение нам дает: так ли уж важно, в конце концов, по каким мотивам выбирают люди Жириновского - или Гитлера, - если он получает таким образом мандат на власть?

Но и прямых, убежденных сторонников у Владимира Вольфовича достаточно, не надо тешить себя иллюзиями. Кризис углубляется - и явления люмпенизации прогрессируют. Два голосования за Жириновского дают нам уникальную возможность измерить скорость этих процессов. За два с половиной года непрерывного кризиса она, оказывается, набрала внушительные обороты.

Люмпенизированное сознание полностью солидарно со своим лидером в том, что все беды России - от “черных”. И оно тоже готово на все ради немедленного чуда, и так же жаждет насладиться унижением своих врагов. Оно уже сейчас готово к внезапному “броску” в прекрасное будущее - к самоутверждению и благополучию за чужой счет. Это оно устами Жириновского высказывает свои затаенные мысли: “Мы живем в коммуналке. Русские врачи, русские инженеры. Мучаемся. Казах получает отдельную квартиру - только потому, что он казах. Квартиры

- им, работа - им, поездки - им… Дискриминация русских, национальный гнет повсюду, подавление везде-в экономике, в культуре, в юриспруденции… Мы изувечили нашу страну”72. Не у одного Жириновского детские обиды, зависть, оскорбленная гордость переросли в имперскую политическую философию. Разве что разрабатывать стройные геополитические планы дано не всем. “Разбой нацменов”73 оправдывает любые ответные меры. “Это я видел мальчиком, как начиналось. У меня был внутренний протест заложен в душу. Приезжаю в Москву и что вы думаете, опять вижу нацменов. Живу в общежитии - они там вовсю гудят, шикуют: деньги, вино, девочки”74. Только у люмпена в ушах могут звучать райской музыкой беспардонные заявления Жириновского: “Если я буду президентом, я долги отдавать не буду”75.

Как заметил еще в 1991 г. в “Известиях” советский историк Виктор Кувалдин, “в считанные дни превратившись из неизвестного политика в звезду первой величины, он наглядно показал, какой опасный потенциал таится в российском обществе”76. Когда Жириновский, ликуя, заявляет: “Сотни россиян целуют мне руки”77, - это как раз тот нечастый случай, когда он говорит чистую правду.

Похоже, что Владимир Вольфович - единственный из нынешних российских Чем ХУЖе политиков, кто действует не вслепую. Он / точно знает, из кого состоит его массовая тем лучше политическая база, и сознательно строит свою стратегию в расчете на нее. И он - единственный, кому кризис, беспрерывно генерирующий новых люмпенов, торит дорогу к власти.

Мы встретились с Жириновским в начале июня 1992 г. в штабквартире его партии в Рыбниковом переулке и проспорили больше часа. С политической философией Жириновского и с его люмпенской психологией знаком я был задолго до нашей встречи и на дополни137

тельную информацию не рассчитывал. Другое интересовало меня:

как будет он защищать свои позиции в интеллектуальном, философском, если угодно, споре, где нельзя выпаливать первое, что взбредет на ум, как на митинге или в интервью, но приходится слушать возражения собеседника и хоть как-то на них реагировать.

На митингах достаточно темпераментно выкрикнуть:“Америка, отдай Аляску!”, или “Финляндия принадлежит России!”, или “Не забывайте о нашем последнем оружии - ядерном шантаже!” И все, никто не спросит, как это сделать практически - заставить Америку распрощаться с Аляской, или присвоить далеко не беззащитную страну, или вынудить другие державы покориться шантажу. И в интервью нетрудно оставить за собой последнее слово. Мне дали как-то прослушать записанный на пленку диалог Жириновского с одним датским журналистом. Там был пассаж о 30 миллионах турецких курдов: стоит нам немножко помочь им, и мы возьмем Турцию голыми руками. Владимир Вольфович повторил это несколько раз, а журналист ограничился тем, что вежливо записал услышанное… Не переспросил: почему же в этом случае не курды составляют большинство населения в этой стране? Общая численность известна - на момент, когда проходила эта беседа, она составляла 56 миллионов человек. И известно, что 90% из них - турки. 30 миллионов турецких курдов, откуда они взялись? Никто никогда не попросил Жириновского объясниться. Да и вообще до нашей встречи никто с Жириновским всерьез не спорил. Над ним потешались, о нем рассказывали анекдоты. Его без конца цитировали - кто со смехом, а кто и восхищаясь его смелостью и находчивостью. После августовского путча, с которым он поначалу солидаризировался, москвичи плевали ему в лицо. Казаки грозились его выпороть. В Минске, был случай, его и вправду побили. Во время кремлевского шоу в ночь с 12 на 13 декабря 1993-го, когда он гоголем прохаживался между столиками, грозя пальцем оцепеневшим демократам, мне запомнились глаза знаменитой актрисы Натальи Фатеевой - огромные, полные смертельного ужаса. Все было. Кроме серьезного спора.

Никто никогда, насколько я знаю, не пытался поговорить с ним, как говорят с политиками - серьезно и подробно, нащупать интеллектуальную основу движущих им убеждений, разглядеть, что же у этого айсберга там, в подводной части. Я пришел к нему за этим.

Жириновский меня разочаровал. В подводной части у него не обнаружилось ничего, кроме плохо переваренного мифа имперского либерализма, уже второе столетие бродящего в русской националистической среде, - что я и попытаюсь показать в дальнейшем.

Но я был полностью вознагражден за потраченное время одним совершенно уникальным, неслыханным чистосердечным признанием. Ничего подобного я не ожидал. Что бы я ни думал о нем раньше, но все же не мог предположить, что он не станет камуфлировать свое политическое родство с опустившейся, деградировавшей, морально искалеченной частью советского общества. Я не сомневался, что он будет отпираться, уходить от прямого ответа, но хотелось посмотреть, сколько изворотливости при этом проявит. Ну не признается же, право, даже самый бесшабашный из американских демагогов, что он представляет, скажем, торговцев наркотиками и их потерявших чело138

веческий облик клиентов из городских трущоб и что его прямой интерес, следовательно, состоит в том, чтобы их ряды из года в год росли!

Но я переоценил свою проницательность - и недооценил Жириновского. С чарующей прямотой он признался: да, он опирается на люмпенство. И - да, он рассчитывает на дальнейшую деградацию своего народа.

Вот соответствующий фрагмент нашего диспута, зафиксированный в стенограмме.

—Давать людям такие обещания легко. Есть громадная люмпени-зированная масса, которая на это клюнет.

—Вот и клюнет!

- Но ведь не все население страны люмпенизировано. Есть и люди, сохранившие здравый смысл.

- Есть. Они голосуют против, но их будет меньшинство.

- Но пока что их значительное большинство. Вы рассчитываете на разложение масс, на их деградацию

—Да, да, да!

- Это ваше кредо? То, что страна будет люмпенизироваться?

—Да, да, да!

- Ой, да вы же получите такую страшную страну, которая вас проглотит. Вы обещали изменить все за 72 часа, но на семьдесят третьем она же вас съест!