Шведы, испугано крича, сами рубили канаты и сталкивали сходни. Уцелевшие корабли уходили вниз по течению, к противоположному берегу Невы.

— Кажись, победа, князь! — весело и хрипло крикнул Миша. Он весь был в крови — даже курчавые волосы слиплись.

Войско русичей, довольно перекликаясь, рассыпалось по берегу — безжалостно добивали раненых шведов и собирали трофеи. В дело годилось всё — мечи, пробитые кольчуги, даже подковы с убитых лошадей. Испуганных коней ловили ватагой, набрасывая на шеи кожаные петли.

Гаврила Олексич выбрался из реки. Вода стекала с его волос и кольчуги, шлем воевода потерял в горячке боя.

— Жив, князь? — окликнул он Александра. — побили мы их, а? Побили!

Июль 1970-го года, Великий Новгород — Старая Ладога

— Ну, поезжайте, если нужно, — недовольно сказал Николай Лаврентьевич. — Но послезавтра жду вас на раскопе. Это, знаете, серьёзное дело, а не эти ваши… юношеские хитросплетения. Если не появитесь — извольте хотя бы позвонить и предупредить.

Рука профессора Ясина нарисовала в воздухе замысловатый вензель. Этот жест показывал отношение Николая Лаврентьевича к моим сердечным делам.

— Хорошо, Николай Лаврентьевич. Спасибо.

Я не стал уточнять к чему именно относится моё «хорошо». Разумеется, я собирался вернуться в Новгород, но кто его знает — что меня ждёт в Старой Ладоге. Я для того и собирался туда поехать, чтобы всё выяснить.

Самым непереносимым для меня всегда была неопределённость. Я предпочитал как можно раньше и подробнее узнавать правду, пусть даже горькую. Витать в несбыточных мечтах очень приятно, но тем больнее из них падать.

Из Новгорода в Волхов можно было доехать поездом, который ходил два раза в сутки и шёл почти четыре часа. А из Волхова до Старой Ладоги — полчаса на пригородном автобусе. В общем — не так и далеко.

Всю дорогу внутри меня как будто спорили два человека. Один молодой, горячий так и рвался поскорее разобраться в происходящем. А второй, который уже прожил очень долгую жизнь, был совершенно спокоен. Он уговаривал первого не горячиться и даже с интересом смотрел в окно. За окном, параллельно рельсам тянулась асфальтированная дорога, мелькали деревни со странными названиями — Чечулино, Тютицы, Водос, Теребочево.

Я вспомнил, что именно этой дорогой скакал князь Александр, собираясь на битву, в честь которой его потом назовут Невским. Здешними лесами вдоль берега Волхова пробиралась его дружина к Ладоге. Тогда Ладога ещё не была Старой — её переименовали куда позже, при Петре Первом. А при князе Александре Ладога была важным городом, который когда-то населяли славянские племена, потом захватили варяги, и через триста лет отбили новгородцы.

Именно новгородцы в одиннадцатом веке построили в Ладоге первую каменную крепость. Её стены были сложены из плит берегового известняка без всякого раствора, на сухую. Потом крепость перестраивали в четырнадцатом веке, и в шестнадцатом. Только после победы в Северной войне Ладога утратила значение крепости и стала обычным сонным уездным городом. А затем — и посёлком. Основная жизнь переместилась в Новую Ладогу, которую Пётр построил на самом берегу Ладожского озера.

На вокзале Волхова я выпил тёплого кофе и съел котлету в тесте — лучшее блюдо вокзального буфета. Были ещё жареные пирожки с мясным фаршем, но пробовать их я не рискнул. Наверняка сейчас рецептура строго соблюдалась, но вот позже, в девяностые годы, эти пирожки будут печь чёрт знает, с чем.

Допив кофе, я залез в автобус и устроился на заднем сиденье. И через полчаса увидел полуразобранную деревянную кровлю над высокой серой крепостной стеной.

Автобус остановился прямо напротив входа в крепость. Возле южной стены я увидел большой раскоп, в котором работали сразу несколько десятков человек. Старую Ладогу копали очень интенсивно и одновременно восстанавливали разрушенную в годы войны крепость. Я знал, что через пару лет в Воротной башне крепости откроют музей. А пока башня только восстанавливается — её воссоздают по сохранившимся чертежам шестнадцатого века. И многие экспонаты будущего музея ещё лежат в земле на высоком обрывистом берегу Волхова.

Берег реки здесь был совсем не тот, что в Новгороде. Река прорыла глубокий каньон в толще древнего известняка. Этот известняк составляли донные отложения огромного моря, которое плескалось здесь в доисторические времена.

Я подошёл к раскопу. Навстречу мне поднялся невысокий мужчина лет сорока с огненно-рыжими курчавыми волосами и спокойным внимательным взглядом.

— Раскоп пока закрыт для осмотра — без всякого раздражения сказал он. — Здесь ведутся работы.

— Я знаю, — ответил я и протянул ему руку. — Александр Гореликов, студент кафедры истории и археологии Ленинградского университета. Я сейчас работаю на раскопках в Новгороде у профессора Ясина.

— А, у Николая Лаврентьевича! — воскликнул рыжий и пожал мою руку. — Очень приятно. Меня зовут Дмитрий Николаевич Сюзин, я директор археологического музея и руковожу раскопками в Старой Ладоге. Вы по какому делу?

— По личному, — улыбнулся я. — У вас работает студентка из Ленинграда Светлана Поленко. Мы с ней вместе учимся. Вот, заехал проведать.

— Понятно, — кивнул Сюзин. — Свету я попросил заняться камеральной лабораторией. Находок много, а квалифицированных сотрудников не хватает. Видите то двухэтажное здание?

Дмитрий Николаевич показал рукой на деревянный барак, который стоял через дорогу от крепости.

— Это клуб. Нашу экспедицию разместили в нём, там же, на первом этаже и лаборатория. Хотите посмотреть крепость? Я с удовольствием устрою вам экскурсию.

— Спасибо, — поблагодарил я. — С удовольствием, но…

И я нетерпеливо оглянулся на клуб.

— Идите-идите, — засмеялся Сюзин. — Скажите Свете, что я отпустил её до вечера.

Я, всё-таки, заглянул в раскоп. Культурный слой здесь был не так велик, как в Новгороде — сказывалось каменистое основание берега. И земля отличалась — она была жирной и тёмной, очень похожей на чернозём.

— К сожалению, дерево и кожа сохраняются плоховато, — вздохнул Дмитрий Николаевич. — Но попадаются монеты, наконечники стрел и копий, изделия из кости. Смотрите, только сегодня нашли!

Сюзин вытащил из кармана серебряную монету величиной с ноготь большого пальца. Один край монеты был заметно толще другого. На лицевой стороне сохранилось изображение мужского профиля.

— Это арабский дирхем восьмого века, — сказал Сюзин. — Уже тогда в Ладоге было крупное торговое поселение. Здешние жители торговали с варягами и восточными народами, занимались ремёслами. Мы нашли остатки стеклодувной мастерской, в которой изготавливали украшения.

Я повертел монету в руках и вернул её Дмитрию Николаевичу.

— Ну, идите, — снова повторил он. — Если надумаете посмотреть крепость, я буду здесь, на раскопе.

Свету я застал в актовом зале клуба, который отдали под камеральную лабораторию. Наклонившись над деревянным столом, девушка аккуратно склеивала между собой керамические черепки, заново воссоздавая разбитый глиняный сосуд. От старания она даже высунула розовый кончик языка.

Я прислонился к дверному косяку и, улыбаясь, любовался девушкой.

Тонкой кисточкой Света нанесла клей на края осколка. Затаив дыхание, поднесла осколок к глиняному дну сосуда, и он встал точно на место. Света придержала его, чтобы клей немного схватился, затем осторожно отпустила. Облегчённо выпрямилась, повернулась к двери и увидела меня.

— Сашка! Ты приехал!

Я не успел опомниться, как Света повисла у меня на шее, крепко стискивая её руками.

— Прости, я ничего не могла тебе объяснить. Думала, что сама разберусь.

По моей щеке и шее потекли горячие слёзы.

— Прости! Прости! — повторяла Света.

— Да за что простить?

Я обнял её, чувствуя, как подрагивают лопатки девушки под моими ладонями.

— Расскажи толком, что случилось?

— Это всё мама, — всхлипнула Света, уткнувшись носом в мою рубашку. — Они с папой нашли мне жениха.