— А что с данью татарам? — спросил посадника Ярослав Всеволодович.

— Соберём, — заверил его посадник. — Всё соберём. Если не с деревень — то бояре и купцы вывернут карманы. Я первый серебро дам.

Ярослав Всеволодович сидел на широком стуле. Сиденье было обшито красным бархатом, по спинке и подлокотникам текла тонкая узорчатая резьба.

Не смирился, думал князь Ярослав, глядя на новгородского посадника. Не смирился посадник, не забыл переславльскую тюрьму. И сейчас кланяется только ради своего города — ради Господина Великого Новгорода.

— Хорошо, — задумчиво ответил князь. — Если вы просите — пришлю к вам князя Андрея с дружиной. И направлю полки помочь против немцев.

— Нет, князь, — живо возразил Степан Твердиславович. — Просим прислать к нам князем твоего сына Александра.

Ярослав удивлённо поднял бровь.

— Александра я посылал к вам дважды. И оба раза вы выгнали его из города. Зачем же теперь зовёте? Для того, чтобы потом, когда минует немецкая угроза, снова от него отказаться? Думаете опять схитрить, господа новгородцы? Не выйдет! Я решил — отправлю к вам Андрея.

— Прости, князь, — глухо ответил посадник. — Я бы принял любое твоё решение, только бы защитить Новгород. Но вече новгородское требует князем только Александра.

Август 1970-го года. Новгород

Забыв о Женьке, я подбежал к носилкам. Из вагона как раз вышла врач — я чуть не сбил её с ног.

— Что с ним? — закричал я, почему-то обращаясь к водителю.

Водитель равнодушно взглянул на меня и стал поднимать носилки в фургон «Скорой помощи».

— Вы встречающий? — вопросом на вопрос ответила врач.

— Да, — закивал я.

— Знаете пострадавшего?

— Конечно! Это наш декан, Валентин Иванович! Что с ним случилось?

— Сердечный приступ, — ответила врач. — Там, в купе его вещи. Заберите, и привезите в больницу.

— А куда вы его повезёте? Адрес какой?

— Я знаю, — сказала Женька, дёрнув меня за рукав. — Пусть едут. Идём за вещами.

Водитель с гулким лязгом захлопнул заднюю дверь машины. Санитар и врач уже были внутри. Сквозь боковое окно фургона я видел, как врач наклонилась над Валентином Ивановичем.

Машина медленно тронулась, короткими гудками распугивая пассажиров.

Мы с Женькой попытались войти в вагон, но оттуда всё выходили и выходили раздражённые задержкой люди с чемоданами, сумками и баулами. Казалось, добрая половина жителей Ленинграда зачем-то приехала в Новгород именно этим поездом!

Нервно озиравшаяся женщина, голову которой густо покрывали осветлённые кудряшки, больно стукнула меня по бедру острым углом фанерного чемодана. Чемодан она тащила двумя руками перед собой, как будто шла с ним на приступ.

Я отскочил в сторону, зашипев от боли в бедре. А женщина закрутила головой и закричала:

— Вадик! Вадик, я здесь!

Наконец, мне удалось войти в тамбур. Женька пробралась вслед за мной, но тут нас перехватила проводница.

— Вы куда? — крикнула она, хватая меня за рукав.

Да что за день такой?! Сперва Женька, теперь проводница! Так они мне все рукава оборвут!

— Мы за вещами, — объяснил я. — Нашего декана увезли на «Скорой помощи» в больницу, а мы его встречали. Теперь надо ему вещи отвезти.

— Вот ещё! — сказала проводница. — А откуда я знаю, что вам можно вещи отдать? Я уже милицию вызвала, пусть они с вещами и разбираются.

— Нас врач попросила вещи привезти, — по инерции сказал я.

— Проводница ничего не ответила. И тут в тамбур шагнул молодой сержант милиции.

— Что у вас? — спросил он.

— Пассажира «скорая» забрала, — объяснила проводница. — А вещи остались. Сумка и чемодан.

— Не могли вещи в машину положить? — укоризненно покачал головой сержант.

— Так когда же мне? — принялась оправдываться проводница. — У меня пассажиры, контроль! Да и не обязана я!

— Не обязаны, — легко согласился сержант. — Ну, ладно.

И тут он заметил нас с Женькой.

— А вы что здесь делаете?

У сержанта был лёгкий окающий говорок, светлые волосы и брови. Даже ресницы были светлые, из-за этого его серые глаза смотрелись забавно.

— Мы встречали Валентина Ивановича, — снова принялся объяснять я. — Того пассажира, которого забрала «Скорая помощь». Это наш декан. Мы студенты.

Объяснение выходило путаным, но сержант слушал, не перебивая. Серые глаза были спокойны, словно гладь лесного озера.

— Врач попросила нас привезти его вещи в больницу.

— Понятно, — кивнул сержант. — Паспорт есть?

— Есть, — ответил я и протянул сержанту паспорт.

Сержант открыл документ.

— Гореликов Александр Васильевич, — прочитал он.

Пролистал ещё несколько страниц, закрыл паспорт и протянул его мне.

— Отвезёшь вещи?

— Конечно, отвезу, — начиная злиться, сказал я.

— Ну, пойдём, посмотрим.

Сержант снова повернулся к проводнице.

— Где его вещи?

— В вагоне, — ответила женщина.

Мы вошли в душный вагон. Это был не плацкартный вагон, и не сидячий, а купейный. Узкий коридор во всю длину вагона, и одинаковые двери в купе с левой стороны.

— Ничего себе! — удивился сержант. — Здесь же всего часа четыре ехать. Зачем купе?

— А я откуда знаю? — сердито ответила проводница. — Билеты все раскупили.

— Понятно, — снова кивнул сержант, морща нос. — В такой духоте кому угодно плохо станет

— А я тут при чём? — вскинулась проводница. — Вентиляция не работает!

— Можно было окна открыть.

— А вы попробуйте!

Она вцепилась двумя руками в форточку и попыталась поднять стекло. Стекло не поддавалось. Словно намертво въевшаяся дорожная пыль приварила форточку к раме окна.

— Пустите,— сказал сержант.

Плечом осторожно отодвинул проводницу и легко поднял форточку.

— Вот так.

— Да откуда же мне столько сил взять? — сказал ему в спину проводница. — Ты вон какой здоровый!

Сержант выглядел обычным человеком, даже худощавым.

— Гореликов, — сказал он мне. — Помоги!

И мы принялись открывать все окна.

— Всё равно поезд сейчас на отстой пойдёт, — негромко заметила проводница. — А закрывать их кто будет?

Сержант ничего не ответил. Он открыл дверь купе и задумчиво глядел на вещи Валентина Ивановича.

Мягкий кожаный чемодан с цифровым замком и чёрная кожаная сумка через плечо.

— Заграничные, — заметил сержант, покачав головой. — У нас такие не делают. А сумка-то расстёгнута.

Он снял фуражку и пригладил вспотевшие волосы.

— Валентин Иванович ездил в командировки за границу, — сказал я. — Наверное, оттуда и привёз.

Сержант снова кивнул и заглянул в сумку.

— Придётся идти в отделение, делать опись вещей, — сказал он. — Вдруг что-то пропало.

Я прикусил язык, чтобы не выругаться. Только этого мне и не хватало — проторчать до вечера в отделении милиции!

Сержант застегнул «молнию» на сумке и повесил сумку на левое плечо. Правой рукой подхватил чемодан за удобную кожаную ручку. Серая милицейская форма в сочетании с багажом производила странное впечатление — словно сержант внезапно собрался в отпуск.

— Идём, — сказал он нам и первым пошёл из вагона на платформу.

— Может быть, вы сами отвезёте вещи? — спросил я.

— Да это недолго, — ответил сержант. — А мне всё равно понятые нужны. Сейчас я опись вещей из сумки составлю, и посажу вас на автобус. «Двоечка» прямо до больницы идёт. А чемодан и открывать не будем — замок на нём целый.

А Женька снова дёрнула меня за рукав.

В отделении милиции сержант выложил на стол вещи из сумки. Там был обычный дорожный набор — зубная щётка в пластмассовом футляре, полотенце, электрическая бритва «Харьков», лёгкие тапочки и нижнее бельё.

Сержант в нашем присутствии переписал все вещи и пригласил нас с Женькой расписаться в протоколе. Затем аккуратно сложил вещи обратно в сумку и застегнул её.

— Ну, вот и всё, — сказал он. — Проводить вас до автобуса?