Бай Михал говорил о победе, а сам позволил этим людям, которых ненавидел и недооценивал, поймать и избить себя. Если б не избрали новый околийский комитет партии и его секретаря комиссара Димо, создалось бы очень тяжелое положение.

Антон встал, собираясь идти, но в этот момент где-то совсем близко раздались голоса. Юноша залег и вскоре увидел слева двух проходивших женщин. Значит, там была дорога... Антон прислушался и сразу разобрал их несложный разговор.

— ...Ничего не могла купить! Староста не дает записки, а без нее талоны ничего не значат!

— Ну а разве ты не слышала? Он привез с собой распутную женщину из Хисарски-бани. На ней всякие вещи, купленные без талонов. По вечерам, ни от кого не таясь, он ходит к ней.

— А кто она?

— Да новая учительница... А жена его горькими слезами заливается...

— Вот нагрянули бы ночью партизаны да и отсекли бы ему голову!

— Подожди, отсекут и ему голову. Не беспокойся... На днях из армии приезжал в отпуск мой сын. Он рассказывал, что головы уже летят одна за другой. Еще немного осталось ждать, дойдет очередь и до нашего...

Антон двинулся в путь. Он стал подниматься выше в горы, стараясь избегать встреч с возвращавшимися с полей крестьянами. Случайно услышанный разговор и все пережитое от внезапного столкновения с врагом вызывали рой мыслей. Антон вспомнил, как он с Гецатой посещал ремсистов в селах, вспомнил их вопросительные взгляды, обращенные к Гецате — секретарю околийской организации РМС. И сознание того, что Гецаты уже больше нет, отдавалось острой болью в сердце. Антон думал о том, как будут переживать товарищи, когда узнают, почему не состоялась встреча. Юноша испытывал страх за ребят, которых знал лишь в лицо, поскольку их имена держались в тайне. Ну а если ему и были известны некоторые имена, то он старался поскорее забыть их. Связь поддерживал с ними Гецата. А теперь?.. А вдруг Гецату ранило и его схватили полицейские? Антон знал, что от Гецаты в околийском полицейском управлении не добьются ни слова. Кто же теперь будет поддерживать связи? Кто займет место Гецаты как секретаря в этот трудный период? А что, если постигшая их беда окажется непоправимой? Сможет ли кто другой заменить Гецату?

Выходило, что Антон впервые оценивал своего друга. И его поражало, как сильно был перегружен Гецата. Рабочий-табачник, он с юных лет занимался организацией молодежи в селах. Его никто не обязывал. Он сам выбрал эту дорогу и был предан своему делу. Его личная судьба была неразрывно связана с судьбой народа... На место погибшего встанут другие! Незаменимых нет, не так ли? А правда ли это?.. После гибели Мануша в отряд пришли тридцать восемь новых партизан. Тридцать восемь бойцов заменили его. А смог ли кто из них или они все вместе по-настоящему заменить его? Где проходил Мануш, сразу налаживались связи с ятаками, оживлялась работа организаций. Он не только сам носил огонь в своем сердце, но и обладал способностью зажигать его в сердцах других. А Радко? Когда он погиб, его заменил Владо. Отряд вновь обрел командира, но операции прекратились. И так продолжалось до тех пор, пока из штаба не прислали нового человека. Выходит, бывают и незаменимые люди. Ведь каждый человек несет в себе что-то сугубо индивидуальное, неповторимое. Стоит ли тогда рассуждать о всеобщей заменимости? Заменит ли кто Гецату и его ум, сердце?..

— Ум — это дар природы! — сказал однажды комиссар Димо. — И этот дар неповторим. У него нет двойников!

Димо был поразительно спокойным, скромным, застенчивым и обаятельным человеком, но никто никогда не осмеливался подумать, чтобы одолеть его в споре. У него была железная логика. Свой опыт он подкреплял теорией. Его гуманность покоряла всех. Свою личную боль и личные чувства Димо подчинял интересам огромной работы. Да, Димо даже самые опасные операции называл просто работой...

Сторонники теории заменимости, вероятно, руководствуются чувством зависти. А ведь зависть незаметно может перерасти в злобу, а затем и в ненависть, от которой до предательства — всего лишь один шаг...

Снег падал при полном безветрии. На востоке светлело. Небо в той стороне очищалось от облаков. Антон устал и едва передвигал ноги. Он поднял голову: с неба белой пеленой медленно падали миллионы снежинок. Они действовали успокаивающе, заставляя думать, что все уже прошло и все будет хорошо...

Отсюда начинался скалистый горный массив. Старые балканские сосны упирались в подножие скал. На дне обрыва бурлила река. Месяца два назад Антон был здесь. Внизу шумело старое колесо водяной мельницы, где работал старик Иван. Антон уже хотел было подать условный сигнал, но в лесу вдруг раздался выстрел. Юноша побежал наверх и спрятался в пещере. Когда наступили сумерки, он спустился к мельнице, но там никого не нашел.

Антон знал, что при хорошей видимости с этих скал можно участками просматривать дорогу, ведущую к мельнице. Вершина горы была сравнительно открытой, а за нею простирался лабиринт скалистых порогов, ложбин и бурелом. Дальше начинался дремучий, почти непроходимый лес. Там пролегли тайные тропы к месту расположения отряда.

Юноша услышал голоса, затем эхом отозвались выстрелы. Над головой просвистели пули. Антон присел на корточки и огляделся. Внизу, примерно в километре отсюда, сквозь белую мглу он различил какие-то фигуры. У него оставалось слишком мало времени для размышлений, и ему, естественно, хотелось, чтобы преследователи пошли в другом направлении. Однако, разглядывая местность, Антон понял, что, если они пойдут к вершине горы со стороны скалистого склона, у них будет только один путь — через сожженную овчарню.

Антон прикинул, через сколько времени сюда прибудут полицейские. Огляделся. Снег продолжал падать. Юноша решил, что ему лучше всего укрыться где-нибудь в скалах с их бесчисленными пещерами и расщелинами. Там его не смогут достать ни жандармы, ни собаки-ищейки.

Выбирая себе убежище, Антон понимал, что прятаться в глубоких пещерах со сложным лабиринтом ходов и выходов опасно, так как их все же знали многие люди. Однако нельзя было оставаться и в мелких, почти плоских расщелинах, поскольку тогда пришлось бы фактически находиться под открытым небом, а уверенности в том, что он успеет до наступления ночи выйти к лесу, у него не было. Охваченный тревогой, он быстро осматривал скалы в поисках убежища, стараясь даже припомнить то, что говорили на уроках геологии. Одновременно он непроизвольно подсчитывал, сколько у него осталось патронов для пистолета и карабина.

Наконец Антон остановился перед одной пещерой, вход в которую был совсем незаметен, поскольку его прикрывали две свалившиеся сверху гранитные глыбы, поросшие стелющимся кустарником. Из этой пещеры просматривались все плато и часть нижнего и верхнего участков дороги, ведущей к лесу напротив.

Снег продолжал валить густыми хлопьями, и через некоторое время следы Антона замело.

Девять вооруженных автоматами и гранатами жандармов уже были совсем близко. До него доносилась их тяжелая поступь. Однако чувствовали они себя неуверенно. Вероятно, их пугала царившая вокруг тишина. Они обошли овчарню и остановились возле полуразрушенной стены. Тщательно осмотрев все вокруг, жандармы разбили возле этой стены палатку и развели костер. Было ясно, что жандармы намеревались сделать здесь привал.

Неожиданно для себя Антон задремал, но тут же с испугом проснулся. Вспомнилось вдруг, как в Лыках, около Шоколаревой мельницы, его спрашивали:

— Верно ли, что князь Кирил, видя, что ему будет жарко, приготовил себе самолет с двумя летчиками для побега в Германию?..

— А правда ли, что русские перед наступлением сначала обстреливают немецкие окопы какими-то странными пушками, а потом пускают в ход танки? — перебив своего товарища, торопился спросить другой парень с блестящими глазами.

— А верно ли, что Сталин вызвал к себе болгарского посланника в Москве и сказал: «Господин, возвращайтесь в Софию и сообщите регентам, чтобы они попросили прощения, а иначе я выделю сто дивизий с танками и направлю их в Болгарию!»?