Мы сидели расстроенные. Атанасов много курил и о чем-то сосредоточенно думал. А думать было о чем: ведь за этот район отвечал он, и безопасность людей во многом зависела от его умелой работы. Жителей сел все больше охватывал страх. Бандиты никак не унимались и теперь распространяли письма со страшными угрозами...
— И все же на что они надеются? — проговорил с возмущением Атанасов. — Уверен, что у них в околии нет и сотни своих людей... А все же они есть... И в этом — моя вина.
Однако никто — ни я, ни околийский начальник — тогда еще не предполагал, что развязка близка. Мы просто продолжали с утроенной энергией работать, чтобы как можно быстрее покончить с бандитами. Все мы, работники как околийского и областного управлений, так и министерства, верили, что с бандитизмом в Родопах будет обязательно покончено.
Прошло уже больше месяца напряженной работы, а результатов фактически не было никаких. Но вот однажды, когда, как мне казалось, мы исчерпали весь свой небогатый опыт и знания и собирались обратиться за помощью в областное управление, ко мне в комнату, где я спал, чуть свет ворвался Сотир Атанасов. У него был расстроенный вид.
— Товарищ инспектор, товарищ инспектор!.. — с трудом переводя дыхание, произнес он.
Атанасов был очень взволнован. Сбиваясь и путая слова, он рассказал о том, что ровно в полночь в дверь его кабинета в общинном управлении, где он спал, кто-то постучался.
— К то там? — спросил Атанасов.
— Я, Кара Мустафа! — прошептал тот хриплым голосом.
Атанасов открыл дверь.
— Убери пистолет, Сотир, — быстро проговорил Кара Мустафа, — и извини, что я так не вовремя пришел к тебе, но так надо, иначе не мог...
Атанасов теперь окончательно понял, кто такой Кара Мустафа, и очень порадовался своему открытию. А гость, приняв перемену в выражении его лица за добрый знак, сел, не торопясь развернул свой кисет и вместе с книжечкой папиросной бумаги протянул его Атанасову:
— Кури, пробуй, бумага высшего качества!
— Должно быть, американская? — не раздумывая, спросил Атанасов, вглядываясь в лицо подвыпившего полуночного посетителя.
Кара Мустафа спокойно выдержал пристальный взгляд Атанасова и сделал вид, будто ничего не слышал. Потом, пошарив за пазухой, извлек пачку книжечек папиросной бумаги и сказал:
— И для тебя есть, господин Сотир, бери и кури на здоровье. Когда я получал эти пакеты, то сказал им: половину — моему другу. Ведь мы друзья? Так или не так?
— Большие, самые близкие друзья, — поспешил подтвердить Атанасов, пытаясь понять, что означает этот внезапный ночной визит. Конечно, Мустафа пришел неспроста.
— Я тоже так говорю, господин Сотир. Говорю, но мне не верят! Вот сидели мы сегодня часа три назад, одни только друзья, я им и говорю: «Я — мусульманин, а мой лучший друг — христианин!» Не верят! Захотели увидеть тебя, господин Сотир. Я приходил сюда, а тебя не было. Потом проводил своих друзей и думаю: «Эх, если б у меня был его портрет!» Ведь вам, христианам, не запрещается фотографироваться? Вот я и подумал: «Завтра вечером они опять будут у меня, дай-ка я схожу и попрошу у него фотокарточку, а вечером покажу им, какой у меня самый лучший друг-приятель...»
— Погоди, я сейчас поищу, но, по-моему, здесь у меня нет фотокарточки! С удостоверения личности срывать не могу...
Атанасов порылся в вещах и бумагах и действительно ничего не нашел. Он сел, закурил, затянулся табачным дымом и сказал:
— Не расстраивайся. Утром схожу в город, и завтра к вечеру у тебя будет моя фотокарточка. Ты прав, Кара Мустафа. Фотокарточка — хороший подарок на память. Ты мне вовремя напомнил, — ударив себя по лбу, сказал Атанасов. — Фотокарточки всегда надо иметь, могут понадобиться. Я ведь неженатый. Вот встретится девушка, а мне ей и подарить нечего на память!..
Мы сидели с Атанасовым в недоумении. Мы просто были поражены, что Кара Мустафа так смело доверился оперативному работнику и обращался с ним даже как со своим будущим коллегой.
На кого работает Кара Мустафа? Связан ли он с иностранной разведкой? Все это предстояло выяснить.
— Товарищ инспектор, меня наверняка хватит кондрашка от всего этого. Раз меня хвалит враг, значит, я где-то ошибаюсь! А где? В чем? — размышлял вслух Атанасов.
Я успокаивал его, говоря, что если и была допущена ошибка, то это ошибка не его и не моя, и что Кара Мустафа пошел на такой шаг не без основания. Он, видимо, рассуждал так: «Операции против нас проводит Атанасов. Я всегда в поле его зрения, а он делает вид, будто ничего не замечает за мной. Он встречается в лесу с группой моих людей, закуривает у них на виду и уходит, а затем ничего не предпринимает, чтобы обезвредить их. Все мы — люди, и нам свойственно ошибаться. Работники государственной безопасности не могут не замечать наших промахов. А вот в околию приехал инспектор и не мешает нам. Значит, Атанасов охраняет нас, укрывает от своих начальников...»
Атанасов с горечью произнес:
— Я его так укрою, этого Кара Мустафу, что он...
— Ты дашь ему свою карточку, — прервал я его, — и она откроет нам больше, чем то, что ты «скрываешь» от меня и от других начальников, — пошутил я.
Но Атанасову было не до шуток. От гнева он даже покраснел и, вставая из-за стола, со злостью проговорил:
— Да я перебью их всех до одного! Это оскорбляет меня!.. Я покажу этому прохвосту, чтобы он и думать не смел о том, что он всесилен и ему удастся запугать всех в Чече!
— И все-таки, Атанасов, ты дашь ему свою карточку! Разве ты не видишь всей выгоды, которую мы извлечем из этой игры? Об этом можно только мечтать, когда враги принимают тебя за своего и полностью тебе доверяют!
Он на какое-то мгновение замолчал, а потом, иронически улыбнувшись, заметил:
— Так-то оно так, товарищ инспектор, но мне кажется, вряд ли что из этого получится...
Вечером Атанасов принес фотокарточку Мустафе и хотел расписаться на ней на память, но тот остановил его:
— Не нужно, Сотир, без автографа будет лучше! Твоя фотография отправится в дальний путь...
— В добрый час, Кара Мустафа, ты теперь ее хозяин. Поступай как знаешь, — ответил Атанасов.
— Мне приходится далеко ходить, Сотир! Я взялся за большую игру и не знаю как, но придет день... — Тут он умолк, и Атанасов только пожал плечами.
После этой встречи мы дали указание на все посты в районе, чтобы там прекратили открытое наблюдение за Кара Мустафой. А бандиты вновь установили мины на дороге. Правда, на этот раз пострадал только слепой конь, которого мы пустили по дороге, чтобы проверить, не появились ли новые мины. Атанасов то и дело задумывался над тем, куда приведет его эта игра; к нему тайком, обычно ночами, приходили жители окрестных сел — и пожилые, и молодые — и сообщали все, что знали о Кара Мустафе, о бандитских группах, которые свободно переходили границу, и о людях Кара Мустафы из различных деревень.
Постепенно, по мере того как прояснялись печальные события в Юго-Западных Родопах, мы все отчетливее представляли себе наши будущие действия...
Прошло лето. Стало чувствоваться приближение осени. Грабы и буки оделись в ярко-красный наряд, искрясь в долинах среди темно-зеленых боров. По утрам трава покрывалась инеем. Светило мягкое, нежаркое осеннее солнце. Над полями плыли бриллиантовые нити паутины. На изгороди дворов и сараев красовались гроздья перца, бобов и других растений, заготовляемых на зиму.
Атанасов не запирался на ключ в своем кабинете. Однажды поздно вечером дверь тихо приоткрылась, и из темноты кто-то прошептал:
— Атанасов, не бойся, убери свой пистолет, это я, Кара Мустафа! Ты не узнал меня?
Властной рукой Атанасов чиркнул спичкой, поднес ее к фитилю лампы, и мрак исчез. Кара Мустафа сел напротив. Словно очнувшись от страшного сна, Атанасов, готовый ко всяким неожиданностям, спокойно проговорил:
— Добро пожаловать, Кара Мустафа! Ты знаешь, рука у меня быстрая — если б не узнал тебя, могло все кончиться плохо. В другой раз не делай так. Я официальный представитель власти, и ты, не скрываясь, можешь приходить ко мне в любое время.
