Старуха кивнула в знак согласия. Антон видел, что она и его так же боялась, как и жандармов. Он представил себе, как старуха пойдет по селу на ватных ногах, как выпрямится перед стоящим у околийского полицейского управления часовым и как проведут ее, трясущуюся от страха, к начальнику. Старуху станут обо всем подробно расспрашивать, а затем будут долго и внимательно читать письмо.

И вот когда они будут предупреждены, перед ними встанет простая задача: или поймать его, или убить. Но его задача еще проще: не дать себя поймать и уничтожить их начальника. Больше ничего. И так действовать до тех пор, пока те, кто считает себя всесильным и всевластным, не захлебнутся в своей собственной крови. Ничего, что здесь не ведут бои полки и дивизии. Но это тоже фронт, и его передний край проходит под крышами домов, через городские улицы и скверы. Сейчас ни в коем случае нельзя идти в городской сад и рисковать собой и своими друзьями. Достаточно впечатления, которое создается от его присутствия здесь. Если полицейские поверят, пусть окружают городской сад. И когда они будут убеждены, что поймают его, он ударит прямо в сердце.

Антон направился к центру города. Смеркалось, но еще можно было разглядеть, где удобнее всего сделать перебежку, где самый свободный путь к Пирину. Свободная дорога всегда привлекает, но никто не знает, какой иногда обманчивой она бывает...

— ...Возьмите, к примеру, Червения. Он светлый и чистый как солнце... — сказал комиссар Димо, говоря о моральном облике партизана.

— Да, ничего не скажешь! — заметил Ивайло. — Как взглянешь на него, так сразу и зажмуришься!..

— Вы не будете стрелять! — сказал Антон своим товарищам. — Мишел пойдет за мной, а ты, Петко, останешься на противоположной стороне тротуара! Действовать буду я! Ясно?

Приближались к тому самому часовому, к которому недавно подходила старушка. Часовой медленно и размеренно расхаживал перед входом в полицейское управление, не подозревая, кто проходил мимо него в этот момент.

Антон остановился за углом и огляделся. Подозрительного ничего не было. Мишел и Петко прошли чуть подальше и тоже встали. Антон посмотрел на гору Хамам. Она была темной и неприветливой, как и в его ученические годы... Ангелина! Она призналась тихо и робко, как серна. Вся она трепетала. И вдруг схватила его за руки и быстро поцеловала. От неожиданности он оттолкнул ее от себя и получил по вспыхнувшему лицу пощечину. Ее звон вновь послышался в его ушах. Нет! Это полицейские свистки, короткие, отрывистые и встревоженные. Антон обернулся, и лицо его запылало. По слабо освещенной улице мимо фонарей бежали полицейские в темно-синей форме, и, неизвестно почему, они неожиданно показались ему свернувшимися, тронутыми ржавчиной листьями, принесенными с гор внезапно налетевшей бурей, которая сметала их, разбрасывала и вновь собирала, чтобы унести из города.

При мысли о буре Антон ощутил запах озона. Значит, бабушка выполнила поручение. Сейчас надо следить за начальником и не упустить его. Антон лихорадочно соображал, где выбрать место для стрельбы на уже опустевшей улице, чтобы хорошо защититься от первых выстрелов часового, вооруженного автоматом. В этот момент он увидел, как из полицейского управления вышел полицейский офицер с аксельбантами, в накинутой на плечи пелерине. Присмотревшись, Антон узнал полицейского начальника. «Добрая встреча, господин! Ты у меня на мушке моего парабеллума!» Антон отошел немного в сторону, к распряженной тележке, выждал, когда уменьшится расстояние, и спокойно, не дрогнув, двинулся навстречу. Рука сжимала в кармане пистолет. «Буду стрелять только один раз. Не надо расходовать патроны...» Вспомнил, как кричал Пеца: «Противно стрелять во врага дважды! Одна пуля — и точка...»

— Папа!.. Папа!.. — зазвенел вдруг детский голосок. Девочка лет семи неожиданно пересекла улицу, пробежала мимо Антона и радостно бросилась к полицейскому. Тот наклонился, нежно погладил ее по волосикам, в которые была вплетена белая лента, и поцеловал девочку. Антон уже не мог ни остановиться, ни бежать назад, ибо от полицейского его отделяли всего несколько шагов. Юноше оставалось только нажать на спусковой крючок — и пуля устремилась бы в цель. А эта девочка?

— Во имя революции...

Полицейский поднял голову и выпрямился. Антон направил в его грудь пистолет. От неожиданности или от пронзающего насквозь взгляда этих дерзких голубых глаз полицейский будто окаменел.

Антон тоже смолк, так и не договорив до конца, какой приговор вынесен полицейскому от имени народа и революции. Антона остановил ужас в глазах маленькой девочки. Она лишь всхлипнула, но пальцы рук разжались, и кукла глухо ударилась о тротуар. Не отдавая себе отчета, Антон наклонился, поднял куклу и протянул девочке:

— Возьми!.. А ты, господин начальник, всю свою жизнь ставь свечи в благодарность этому ребенку! Не хотел бы я еще раз встретиться с тобой!

Антон спрятал пистолет и быстро зашагал прочь. Шаги юноши гулко, как выстрелы, раздавались по пустынной улице. А когда они стихли, кто-то крикнул:

— Господин начальник, к телефону!.. Господин начальник!..

Антон видел, как полицейский пошатнулся, прежде чем повернуть назад, а затем, освободившись от оцепенения, подал руку дочке, но она как-то испуганно отпрянула и прикрыла обеими ручонками свою куклу...

Антон и его друзья молча шагали по темной улице. Они не хотели, чтобы рассвет застиг их в поле. Спешили добраться до Меты, а там до Родоп рукой подать.

— Ну и что теперь? Сраму не оберешься! — проворчал в тишине Петко.

— Я отвечаю и за вас, и за все! Это мое дело! — сердито ответил Антон.

— Посмотрим! — не хотел отступать Петко. — Это борьба... Месть, понимаешь? Месть и смерть жандармам, полицейским и их агентам!..

— Случается, бай Петко! — вмешался Мишел. — Не так-то легко убить человека! — В его голосе слышалось радостное облегчение после пережитого страха и напряжения. — А ведь он нас не помилует, если встретит где-нибудь! — стоял на своем Петко.

— Не в этом суть!

— А в чем же? Нет, Антон, не дело делаешь!

— Ну а по-моему, сегодня мы как раз совершили одно прекрасное дело.

Раньше Антон не соглашался с мнением комиссара Димо. Учитель по профессии, скромный, душевный человек, Димо был больше воспитателем, чем командиром. «Мы, товарищи, не должны думать, — говорил он, — что главная наша задача — уничтожить всех полицейских, их агентов и доносчиков. А вот если мы сумеем довершить моральный крах стоящего на грани катастрофы фашизма и лишить его все еще оказываемой ему поддержки со стороны определенной части населения, мы выполним огромную долю своей работы. Они сами уже теряют свой престиж и доверие к себе и все дальше отдаляются от народа...»

— Не согласен! — продолжал упорствовать Петко.

— Ничего, бай Петко, потом все поймешь! Новое время рождает новые идеи, которые надо правильно оценивать! — стоял на своем Антон, в душе упрекая себя за неудачу.

— Тогда зачем мы шли, если отказались от мести врагу? — прохрипел голос Петко, который едва сдерживал гнев.

— Знаешь, Димо однажды сказал: «Справедливый человек сильнее нечестного: он не будет мстить тем, кто понял вину!» — ответил Антон, будто ища оправдания своему поступку.

Он вспомнил, как однажды ночью его брат Димитр поджег сарай старосты за то, что тот избил его просто так, по подозрению, и как тогда мать с укором сказала ему: «Димитр, Димитр, какая польза от этой пакости? Зло не поправишь злом, и добро не приходит со злом!..»

— Что-то уж очень тихо сегодня утром! — послышался голос Мишела. — Не нравится мне такая тишина!.. Слышите? Даже птицы не поют...

Антон промолчал. Он думал о том, не спуститься ли им пониже, однако ему показалось, что их заметил на просеке один из ранних дровосеков. Правда, этот человек не подал виду, будто заметил их, но не исключалось, что он побежал в полицию, и, хотя предательство часто случается не там, где его ждешь, все же требовалось принять меры предосторожности. Пока не было никаких признаков того, что село уже проснулось, и на главном шоссе к городу еще не началось движение. А ведь стоял май, и в поле было много дел. Почему же не видно ни одной подводы и ни одного человека, спешившего в поле?