— Мне нужна только правда, и больше ничего! Против лжи у меня есть хорошее средство!

— Я работаю завхозом в рудоуправлении Рудозема, — начал бай Коста, — Ты ведь знаешь, брат у нас умер, и мы теперь остались с сестрой вдвоем. Подвернулся тут недорогой домишко, решил я купить. Обратился к директору, тот обещал помочь. Ну я и взял из кассы в долг! Собрал кое-что у себя. Купил. А тут бац — ревизия! Выявили недостачу — сто восемьдесят две тысячи левов. Я туда-сюда, побегал по соседям — да где там! Позвонил зятю-офицеру, а он ответил по телефону, что в такие дела не вмешивается. Приехала дочь. И что вы думаете? Начала учить меня уму-разуму. И вот дали мне срок — неделю. Или внесу недостачу, а я дал письменное обязательство, или арест, тюрьма, откуда в моем возрасте уже не вернуться. Вот и прибыл. Думаю, может, выручит сестра. Обещает завтра поискать...

Мацуока внимательно ловил каждое его слово, в интонацию голоса. Бай Коста говорил спокойно, как в его рассказе и в самом деле была доля правды. Он действительно был должен в кассу, но только не сто восемьдесят две тысячи, а восемь. И те он взял не для себя, а чтобы купить мебель в кабинет директора. Получилось так, что директора внезапно перевели в другое место, а истраченные деньги стали требовать с бай Косты.

— Послушайте, люди, за что же вы работаете и в ведомостях расписываетесь, если не можете денег накопить? Я вот нахожусь в горах и ничего не получаю, а такую сумму могу пустить только на раскурку! Пиши расписку!..

Мацуока достал из кармана карандаш и протянул его бай Косте, затем положил перед ним лист бумаги и начал диктовать:

— Полковнику полиции, народному воеводе, верховному представителю власти Восточной Рилы и Среднегорья... — Дальше следовали текст расписки и клятвенное заверение Косты в преданности и верности.

Мацуока тут же отсчитал указанную сумму, потом жестом благодетеля добавил еще восемнадцать тысяч и повелительно сказал:

— Вот, смотри, двести тысяч. Бери и знай: только я способен на такую щедрость! Я помогаю своим братьям, делаю из них людей, а когда в Болгарии вновь запоют «Боже, царя храни», я не забуду вас. Все получите высокие посты!..

Слушая Косту, я лихорадочно размышлял: «Если сегодня же не возьмем Мацуоку и дадим ему уйти, а это не исключалось, он может устроить проверку в Рудоземе. В таком случае мы невольно доставим массу неприятностей многим невинным людям, которых он втянул в свое грязное дело. Конечно, заманчиво было бы посмотреть, поедет ли он в Рудозем, но этот район мог привлечь его внимание. Он, видимо, не случайно дал деньги Косте. Наверняка хочет заманить его в свои сети: ведь у Косты зять офицер-пограничник... Нет! Дальше медлить нельзя...»

Я сразу же отправился в Ихтиман. Начальник околийского управления не поверил мне и, как мне показалось, воспринял мое сообщение даже с усмешкой. Правда, он тут же посерьезнел, так как я стал звонить к себе в отдел в министерство и просить как можно быстрее прислать мне нескольких оперативных работников. Пока мы ждали их прибытия, я еще раз обдумал план действий. Решили ударить внезапно и, как говорится, средь бела дня, чтобы Мацуока ничего не заподозрил, чтобы не успел и ахнуть, а когда сообразит и надумает отстреливаться, дом будет уже взят в кольцо.

Не прошло и часа, как в канцелярию околийского управления вошли трое наших сотрудников.

— Товарищ инспектор, разрешите доложить! Группа в составе трех человек прибыла в ваше распоряжение! — коротко и четко отрапортовал Наско, один из самых опытных и находчивых работников.

Через несколько минут после прибытия оперативной группы в кабинет буквально влетел начальник окружного управления государственной безопасности, человек редкой энергии и решительности.

— Что нового? — проговорил он еще с порога и, не дождавшись ответа, задал следующий вопрос: — Верные ли у вас сведения?

Мне так и не удалось выяснить, каким образом и от кого стало известно начальнику окружного управления о подготовке операции по задержанию и обезвреживанию опасного преступника. Начальник окружного управления бросил все дела, но не для того, чтобы выяснить обстановку, а для того, чтобы лично участвовать в этой опаснейшей операции. Времени для обстоятельного доклада не оставалось. Он, как старший, утвердил доложенный ему план операции, и мы направились к деревне, где скрывался Мацуока. Чтобы не терять времени и не дать Мацуоке возможности уйти или открыть стрельбу, шофер резко повернул машину с улицы и направился прямо по лугу к дому, где прятался Мацуока.

Яркий солнечный свет, отражаясь от окон, мешал рассмотреть что-либо внутри дома. Мы ждали, что вот-вот раздастся выстрел, так как знали: если Мацуока заметит нас, непременно будет отстреливаться. Однако мы надеялись одним броском достичь дома, укрыться за его стенами, а уж затем проникнуть внутрь.

Газик как вкопанный остановился метрах в десяти от дома, все сразу выскочили из машины и заняли распределенные заранее места. Несколько быстрых скачков — и мы втроем — Наско, начальник окружного управления и я оказались у входа в логово. Наско сбил висячий замок и чертыхнулся:

— Здесь, кроме мусора и старого хлама, ничего нет.

Мы бросились к другой двери, но она была заперта изнутри. Мы понимали, что можем оказаться удобной мишенью. В этот момент сообразительный Наско открыл окно и, не теряя ни секунды, прыгнул внутрь, открыл дверь, и мы с начальником окружного управления вскочили в небольшую прихожую. Здесь увидели две двери — налево и направо. Одна дверь была открыта, через нее уже проскочил Наско. В глубине прихожей стояла лестница, там оказался открытый люк на чердак. Значит, Мацуока проникал в свой тайник через этот люк. Теперь нам предстояло попасть в комнату, дверь в которую была накрепко закрыта. Сначала следовало обезопасить себя, говоря военным языком, с тыла, если бандит скрывался именно там, а уж потом приступить к чердаку. Наско держал наготове дымовую гранату, чтобы бросить ее в тайник и выкурить оттуда Мацуоку.

Мы попытались открыть дверь. Налегли втроем что было силы — дверь чуть-чуть подалась, но, когда ее отпустили, мгновенно встала на свое место. Мы снова все втроем навалились на дверь. Раздался треск — и дверь с шумом распахнулась, прижав кого-то к стенке. Наско мигом подскочил к охнувшему за дверью человеку и приставил к его груди пистолет. Мы с начальником окружного управления в мгновение ока обезоружили «самодержца» двадцати шести деревень.

Мацуока дрожал от страха, хныкал и порывался встать на колени.

— Пощадите, господа, пощадите, господа!.. — умолял он.

При обыске у Мацуоки нашли пять пистолетов, среди них оказался и подаренный нашим разведчиком Милковым во время той злополучной встречи.

Доставив в город Мацуоку, мы часа через два возвратились в деревню, чтобы разобраться, кто по своей воле помогал этому бандиту, а кто по принуждению. Решили прежде всего зайти к жене второго брата Мацуоки, которая, по словам сестры бай Косты, была любовницей бандита. Подходя к их дому, мы заметили страшный переполох. В сенях на переброшенной через балку веревке раскачивалась, в своем праздничном платье, эта женщина. Около нее плакали трое детей и растерянный муж. Мы немедленно перерезали веревку и освободили ее из петли, а Наско вызвал фельдшера. Он внимательно осмотрел любовницу Мацуоки и сказал, что сонная артерия не повреждена и женщину можно еще спасти. Мы увели детей и мужа и, как могли, успокоили их. Брат Мацуоки знал причину случившегося. Он наверняка ненавидел свою жену, но сейчас рыдал и рвал на себе волосы.

Бай Коста ждал нас в канцелярии общины. Я сразу занялся составлением протоколов, изучением чековых книжек и подсчетом денег, изъятых у бандита. Бай Коста почему-то не уходил и, видимо, хотел еще о чем-то поговорить со мной. Я не выдержал:

— Послушай, прошу тебя, подожди немножко!

— Подождать-то я подожду, товарищ начальник, но тут вот у меня за пазухой тоже деньги Мацуоки. Жгут они мне душу... Вы уж возьмите их и не сердитесь!..