— Останься тут, — шепчет Булочка, когда мы останавливаемся на крыльце общаги. — Я посмотрю, спит ли Валентина Ивановна.

— Уймись, шпионка, — говорю насмешливо. — Когда Рус переезжал, мы ей таких бонусов отвесили, она меня не только пропустить должна — дорожку красную расстелить.

Булочка что-то фыркает себе под нос, но не протестует, когда я следом за ней захожу в холл. Вахтерша, в насмешку над опасениями девчонки, мирно спит, так что мы без лишних разговоров поднимаемся на третий этаж в ее среду обитания.

— Мило, — говорю я, осматриваясь по сторонам в комнате три на три метра.

— Ага, мило, — бурчит та недовольно, маленьким торнадо сметая с ровных поверхностей какое-то тряпье. Одну шмотку успеваю рассмотреть как следует — черный спортивный лифчик с кружевом. Стоит представить ее в этом под антисексуальной толстовкой — кровь тут же приливает к голове. К обеим, точнее.

Я, конечно, не фанат общежитий — допотопный стиль линолеума на полу и покрашенных в зеленый стен мало что может спасти, но ради Булочки я готов потерпеть даже такой антураж. Штормит меня от нее конкретно. Будто я повторно в период полового созревания вступил и теперь готов кончить, просто если девчонка, эта конкретная девчонка, мне соски покажет.

С не поддающейся объяснению улыбкой я наблюдаю, как Огнева запихивает в шкаф свое кружевное добро и выуживает оттуда стопку непонятного текстиля в цветочек.

— Вот, — говорит тихо, нервно покусывая нижнюю губу.

— Это что?

— Чистое постельное белье. Для второй кровати.

— Ты что, хочешь, чтобы я спал на кровати какой-то другой телки?

Я вообще только сейчас замечаю, что здесь есть вторая кровать. И это даже забавно. Она что, всерьез надеется, что два метра между этими допотопными койками удержат меня вдали от ее шикарного тела? Смешнее было бы, только если бы мы спали на одной кровати, и она попыталась отгородиться подушками по центру.

— Моя соседка съехала в мае, а новенькую мне пока не подселили, — сбивчиво объясняет Булочка. — Веня тут иногда ночует, когда мы вместе готовимся к контрольным.

Я хмурюсь. Отчего-то мысль, что лузер может тут тереться по ночам, моим желудком не усваивается.

— Ты с ним спишь? — вырывается у меня.

— Дурак ты, Громов! И озабоченный еще, — Огнева царапает меня полным презрения взглядом. — Мы друзья. Говорю же, что он спит на второй кровати. И ты поспишь. А если не устраивает — дверь открыта. Бомжи, о которых ты так нелестно отозвался, будут рады принять тебя в свою ночлежку.

— Понятно, — от ее объяснения словно отлегло, так что я оглядываюсь по сторонам в поисках двери в туалет. — А зубы где почистить?

— Душ общий на этаже.

— Блять, серьезно? У тебя нет своего душа?

Я как-то не обратил на это внимание, когда мы Руса устраивали здесь.

— Не поверишь, — хмыкает девчонка. — А чтобы сходить в туалет, я спускаюсь на этаж ниже. На нашем — только для мальчиков.

— Вот это ночь у меня, — иронизирую я, хотя на самом деле эта ситуация изрядно напрягает. Это ведь не только Огнева, но и Рус вынужден сейчас жить… так. — Ладно. Полотенце есть? Пойду исследовать дивный мир общежития.

Огнева кидает в меня голубым махровым прямоугольником.

— Сделай так, чтобы тебя не видели, пожалуйста, — просит она, когда я, перекинув полотенце через плечо, двигаюсь к двери.

— Боишься, кто-то подумает, что мы трахаемся? — уточняю с полуулыбкой, от которой девчонки обычно пищат.

Но эта какая-то не такая. Не ведется. Только сильнее хмурится и цедит:

— Извращенец!

— Ты можешь сказать, что трахаешь мне мозг, — предлагаю я, не желая оставлять за ней последнее слово. — Это даже не будет враньем.

Тори

Наспех приняв душ после Громова, я возвращаюсь в комнату и запираю ее на ключ. Арсений послушно сидит на соседней кровати, вытянув длинные ноги, и демонстративно залипает в телефоне. Он даже не поднимает на меня глаз, пока я не могу оторвать своих от его голого торса, рельефных рук и очень явного намека на красивый пресс. В больнице я успела заценить демоверсию, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я вижу сейчас.

— Палишься, Булочка, — все еще не отрываясь от экрана и заставляя меня вздрогнуть, говорит Громов, — Смотри, слюна потечет.

Он стреляет в меня темным взглядом исподлобья, и мышцы между ног сводит против любых доводов разума о том, что мне не стоит связываться с этим парнем.

— Или у меня, — громко присвистывает Арсений, пожирая мое тело глазами, а я шикаю на него, чтобы был тише. — Это самые блядские шорты, которые я только видел. У меня встал.

Я закатываю глаза на его сквернословие, вешаю влажное полотенце на дверцу шкафа и убираю несвежую одежду в специальную коробку, с которой хожу в прачечную. Ну что он выдумывает? Самые обычные на мне шорты. Пижамные серые за пятьсот рублей. Вспомнив, я достаю с полки забытую Громовым неделю назад ветровку, в которую тот, спасая мне руку, прятал замороженное мясо, и с размаху швыряю в него с улыбкой.

— На, оденься. Скажи, а у тебя вообще падал? — укладываясь на свою скрипучую кровать и стараясь не смотреть на Арсения, спрашиваю я. — А то, может, это заболевание какое? Вряд ли хроническая эрекция — это признак здоровья.

— Так проверь сама. Я с удовольствием поиграю с тобой в доктора, — пошло шутит он.

С трудом сдерживая улыбку, я выдыхаю и накрываю одеялом ноги, на которые с прожорливой ухмылкой пялится Громов. Мне не по себе от его пронзительного взгляда, а еще я боюсь, что он заметит царапину на щиколотке от моей тупой бритвы и начнет смеяться, зачем я вообще брила ноги, если не собираюсь с ним… Боже, да не знаю я зачем! Под пытками не смогу ответить! Побрила, и ладно. На всякий случай.

— Спокойной ночи, — шепчу я уже в темноту, щелкнув выключателем, чтобы погасить свет, и заворачиваюсь в одеяло со всех сторон, потому что в комнате довольно прохладно.

В общаге вечные проблемы с отоплением. Из года в год одна история — его дают по всему городу, у нас обязательно прорывает какая-то труба, и мы еще две недели мерзнем под тремя слоями пледов, если с погодой не повезет. Мне не везет вот уже во второй раз из двух. И пока я тут рассуждаю об общажных буднях, видимо, пропускаю пожелание эротический снов от Арсения. Хмыкнув себе под нос, прикрываю глаза, чтобы уснуть и наутро разойтись с ним дорогами, когда вдруг чувствую, как мой матрас прогибается и ко мне под одеяло забирается чертовски горячее тело.

— Громов! — по-учительски строгим тоном предупреждаю я, когда его ладонь без церемоний ложится мне на бедро.

— Что? Огнева, это невозможные условия для сна. Мне в жопу впивается пружина, и охуеть как холодно под той тонкой тряпкой, которую ты назвала одеялом.

— У меня такое же, — я пихаю его локтем в живот, жаль, не очень удачно.

— У тебя другое, потому что ты под ним. А с тобой жарко, как в Африке, — объясняет мне, будто сущую глупость, и в бесчисленный раз вдыхает запах моих волос, потом шеи. Громов как раз стопорится на ней. Кажется, ему нравится мой лосьон для тела с корицей, потому что шампунь не пахнет ничем, кроме отдушки.

— Арсений! — я повышаю голос, и он звучит уже не грозно, а скорее испуганно, так как его пальцы лезут под мою майку и гладят живот. И несмотря на весь ужас и страх, в голове у меня стреляют залпы салюта и взрываются фейерверки, а это я всего лишь вспомнила наши лобзания у стены в клубе.

— Слушай, Булочка, я понял. — Зубами он тянет меня за мочку уха, а я кусаю губы, чтобы смолчать и с ходу не выбросить белый флаг. — Не хочешь трахаться, я подожду. Сегодня не будем. Но если ты не хочешь мне по-быстрому отсосать, — я прыскаю, а он улыбается, я чувствую, — хотя бы дай послушать, как ты кончаешь.

С этими словами его рука цепляет мой пупок и опускается ниже, пробивая себе путь под резинку моих шорт, а я от испуга крепко сжимаю ноги и собираюсь громко возмутиться.