Лика, девушка тупого Быка, который все испортил… то есть, разнес здесь все. И если у бара обмен феромонами возобновлен, все веселятся как ни в чем не бывало, то в этом углу столы до сих пор стоят криво и пустуют. Видно, что здесь уже убирали, но прожженные углями от кальяна диваны и пятна на полу никуда не денешь.

— Мне так стыдно, так стыдно, — бормочет девчонка куда-то в шею Вене, а я решаю не лезть к ним и найти Громова, чтобы разобраться, чем все закончилось. Уверена, его с дружками-амбалами я бы заметила в пределах этажа даже в толпе, поэтому, следуя логике, выхожу на улицу и… тут же прячусь обратно.

Громов. Идет в клуб. И на нем виснет Карина. Фу.

Я только разворачиваюсь, чтобы дать деру, и делаю несколько шагов, когда меня перехватывают за талию и тянут назад, прижимая к себе. Завизжать бы, да, услышав знакомый запах, я цепенею, а поцелуи у стенки проносятся перед глазами.

— Попалась, — шепчет мне Громов на ухо и трется носом о шею. Щекотно, блин!

— Руки сначала помой.

Я хлопаю его по ладоням на моем животе, но легче, кажется, Веню уговорить станцевать стриптиз на барной стойке, чем заставить Громова меня выпустить.

— Ну чего брыкаешься, а? Мы ведь уже вроде выяснили, что ты бы меня оседлала при удобном случае.

— Ска́чки с Кариной своей устраивай.

Я снова дергаюсь, пытаясь вырваться из захвата, но Арсений намертво цепляется своими длинными пальцами за мою толстовку. И вот не выглядит же перекачанным великаном, а силы в нем — хоть молотом Тора махай.

— Дура ты, Булочка, — он кусает кожу за ухом, отчего я невольно свожу колени вместе и молюсь про себя всем богам, чтобы он этого не заметил. — После твоего шоу в форме меня только на мучное тянет.

И что бы это значило? Подумать я не успеваю, потому что он наконец меня отпускает. Ну как отпускает — хватает своей лапой мою и тянет за собой. Я моргнуть не успеваю, как мы останавливаемся напротив Вени, который протягивает салфетки Лике и поднимает бровь, заметив наши руки.

— Эй, — Арсений в модных фирменных джинсах опускается на колени перед Ликой и мягко гладит девушку по плечу, отчего я хмурю брови. — Ты как?

Он щелкает ее по носу, и та улыбается сквозь слезы. Хлюпает носом и, заправив за уши светлые волосы, вытирает красные щеки.

— Давай я отправлю тебя домой. Ты же можешь переночевать у родителей?

— Нет, нет, я не поеду, — Лика начинает мотать головой так, что, боюсь, она у нее оторвется к чертям. Мне даже становится ее жалко, несмотря на то, что я не собиралась ее жалеть. Каждый сам выбирает себе судьбу, а у Быка на лбу написано, что он тупоголовый придурок, как вообще можно было связаться с ним? — Если папа увидит меня… снова…

— Хорошо, тише, успокойся, — Арсений говорит таким твердым, но при этом ласковым голосом, что даже я выдыхаю и больше не злюсь на него. Я не видела эту его сторону и не думала, что он может быть добрым и заботливым. — Держи, — он вкладывает ей в руку ключи. — Оставайся у меня, сколько нужно будет, Сане я не скажу, где ты. Если отец вообще не отправит его куда-нибудь в Тибет.

— В Тибет нельзя просто так попасть, там… — влезает Веня, и мне хочется закрыть ладонью лицо. Ну не в тему совсем.

— Не умничай, додик. — Громов лезет в карман и вручает моему другу несколько тысячных купюр. — Поезжай с Ликой, чтобы я знал, что она нормально добралась, лады? Такси я вызвал, уже ждет. Черный мерс три-пять-ноль.

Веня что-то бурчит под нос и оставляет деньги на столе, но Лике помогает встать и ведет ее на выход, лишь у дверей оглянувшись в мою сторону. Я киваю ему, потому что все понимаю без слов. Еще когда он рассказывал, почему на него взъелся Быков, у меня закралась мысль. Он и правда запал на девчонку. И его выбор показался бы мне жутко странным, если бы я сама только что не целовалась с Громовым. Который в это время встает и снова нависает надо мной, пристально глядя в глаза, будто хочет найти там какие-то ответы.

— И что? — смущает меня глупым вопросом.

— Что что?

— Зови меня в гости, Булочка, иначе придется мне ночевать с бомжами на улице.

— В смысле? У тебя родители.

— Уехали.

— Руслан в общаге живет.

— Он заночует у Сани.

— Гостиницу сними.

— За две тысячи налички, которые у меня остались с собой после оплаты погрома, я не найду даже клоповник.

Он забирает со стола купюры, что не взял Веня, и трясет у меня перед лицом.

— А картами ты пользоваться разучился?

— Не поверишь, потерял сегодня, — заявляет этот нахал с обаятельной улыбкой.

— К Карине своей езжай! — взрываюсь я, потому что боюсь. Он шутит, не может быть, чтобы ему негде было ночевать. Не верю.

— Не хочу. — Он резко толкает меня к себе, самым наглым образом сминает ладонью мой зад, и, нагнувшись, приклеивается носом к моему носу. — Сколько мне еще раз повторить, чтобы ты поняла — я не хочу их. Я хочу трахаться с тобой.

Арсений

Пунцовые щеки Огневой и пухлые губы, сложенные буквой «о», — более чем красноречивый ответ на мое предложение. Интересно, она покраснела потому, что я произнес смущающее ее слово «трахаться» или это ее так сильно заводит идея, что ночь мы можем приятно провести вместе?

— Я с тобой спать не буду, — начинает Булочка воинственно, но к концу фразы смущенно отводит глаза.

— Почему?

— Потому что. Не буду и все, — она забавно дует губы.

— Ну поспать-то ты со мной можешь? — не сдаюсь я. — Спинка к спинке, попа к попе, знаешь? Целомудренно.

Она закатывает глаза, вынуждая член в моих джинсах резво дернуться. Когда я буду ее жестко трахать, хочу, чтобы также закатывала.

— Не веришь, что я могу целомудренно, Булочка?

— Не верю, что тебе некуда пойти! — парирует она. — Почему ко мне?

— Сказал же уже, — раздраженно ерошу волосы на затылке. — Хочу к тебе, с тобой или в тебя. Хоть что-то из этого ты должна мне сегодня обеспечить.

— С чего вдруг? Мы вроде бы выяснили, что больше не связаны рабским договором.

— Это не отменяет того, что ты моя должница. В больничку меня прокатила, теперь к себе прокати.

Я дожму заразу.

— Ладно, — внезапно соглашается она. — Ночуешь у меня, и эту тему мы закрываем. Навсегда, Громов. Ясно? И не вздумай ко мне приставать! «Никакого секса» — по-прежнему актуальный девиз для нашего совместного времяпрепровождения.

Стерва. Самая настоящая. Мне немного стремно, что пришлось прибегнуть к «медовой» истории, но Булочка оказалась стойким оловянным солдатиком, а отпускать мне ее просто так ну совсем не вариант. Уж если не секс, то хотя бы потискать ее огненные формы хочется так, что ладони зудят.

— Договорились, — вру, потому что точно не готов изображать евнуха рядом с ней. Как можно не приставать, когда тут такие сочные перспективы открываются? Целоваться она со мной тоже ведь не хотела, а потом потекла, как мороженное на солнце.

Дураком буду, если отпущу ее.

— Ты точно обещаешь… — начинает Булочка снова, но я ее останавливаю.

— Давай заканчивать трепаться. Поехали в общагу. Я заебался что-то.

— Можно пешком дойти. Тут недалеко.

— А как же потискать тебя на заднем диване такси? — не упускаю возможности ее поддеть и насладиться смущением. — Я горю же, Огнева.

Для убедительности прикладываю ее маленькую прохладную ладошку к своей горящей щеке.

— Перебьешься, — отсекает дерзко. — Пройдем пару километров, остынешь как раз.

И мы реально идем. До общаги. Молча. И тишина, странное дело, меня совершенно не напрягает. Несмотря на весь замут с Саней, здесь и сейчас мне поразительно хорошо. Спокойно даже. Будто вышагивать по ночному городу от пафосного клуба до совковой общаги с девчонкой, которая мне не дает, для меня в порядке вещей.

На улице прохладно. Я вижу, как Булочка кутается в свою безразмерную толстовку, но отдать ей нечего — на мне только тонкий свитер и футболка, а обнять ее рука не поднимается. Как-то это лично очень. Интимнее, чем запускать ладони под девчачью толстовку. Там голая физика, в объятиях — отголоски чувств, которые я, конечно, вмешивать в наши с ней отношения не собираюсь. Потрахаемся, наконец, и разбежимся. Ничего личного. Тогда точно можно будет точку ставить. Жирную. И горячую.