Что теперь? Как жить дальше? Вообще, стоит ли? Учиться, вернуться в кампус, встретиться с родителями. Смогу ли я смириться? Просыпаться каждое утро, помнить тот мир, свои впечатления, что ярче каждого из любых других, и мириться с фактом, что всё это было только выдумкой?

Мне станут задавать вопросы, другим придет в голову, и того хуже, меня пожалеть. Как с этим всем мириться? Кого из близких в мои «проблемы» уже посветили? Это же просто жесть! Нет! Я не смогу, не вынесу всего этого. Во всяком случае, не сейчас.

Для начала мне самой следует принять настоящее. Постараться даже из памяти выкинуть образы и фантазии, хотя не думаю, что такое возможно, но я должна приложить все усилия. Должна вернуть ясность сознания. И только после этого думать о том, чтобы выйти хотя бы на контакт с родными.

Но как же больно!

Кажется, я жизнь готова отдать только за то, чтобы быть уверенной, что Феликс существует, где-то есть, жив и счастлив, а нам быть вместе просто не судьба.

Хотя… Может, и ни к чему мне учиться жить с мыслью, что нет его в природе? Быть может, если он проекция моей больной фантазии, мне следует его просто вернуть? Что дурного в том, если Феликс станет, скажем, посещать меня регулярно ночами?

Воспоминания о наших последних проведённых вместе часах мигом заставили кровь лихорадочно устремиться по венам.

Да это же по-настоящему потрясающий бонус! Жить, стремиться, что-то делать, делать то, что надо. И находить отраду в ночи. И не просто во сне. А в собственном мире грёз! Непосредственно созерцать и наслаждаться собственной иллюзорной реальностью. И никаких угроз со стороны Гинеи, раз уж на то пошло.

– Хотелось бы упомянуть ваш прогресс, – довольный собой, приподнимая полы пиджака, доктор Беньямин разместился за столом в кресле, приглашая и меня устроиться напротив. – Последний вывод, что вы сделали в практическом задании, поразительно близок к истине.

– Близок к истине? Значит, решение неверное? Чему же тут радоваться? – пожала плечами я, усаживаясь.

– Не удивляйтесь! Истина – понятие абстрактное. Зачастую приблизиться к ней, означает успех. Не говоря о ценности ошибок.

– Субъективно рассуждаете, как по мне, – скептично пробубнила я. – А на ошибках ещё надо учиться.

– Ха! Весьма точно. Я доволен вами, – заключил он бессмысленный поток своих лестных высказываний. Будто его слова способны были меня хоть как-то подбодрить. – Но ваше настроение сегодня не столь радушно.

– Ничего необычного, всего-то не выспалась.

– Третья неделя пошла с момента вашего озарения, – аккуратно завёл он более щекотливую тему, которую корректно обходил стороной всё это время. – У меня успело сложиться, как мне кажется, справедливое, впечатление, будто в вашем поведение заметны кардинальные перемены. Возможно, вы готовы поделиться со мной переживаниями?

– Зачем? – я недовольно растеклась в кресле. От отсутствия сна накрывало. Мне не помешало б украдкой вздремнуть, хоть пару минут, совсем незаметно.

– Таким образом, у нас появилась бы возможность провести совместный анализ и выстроить дальнейший план действий.

– Анализ чего? – я зевнула в сторону.

Может, и впрямь мне удастся поспать, пока доктор будет анализировать.

– Хотя бы вашего состояния. Как вы себя чувствуете?

– По мне не видно? Спать жутко хочу, – спинка кресла так уютно обнимала меня, с тяжким трудом мне удавалось сдерживать свои отяжелевшие веки.

– Что же мешает вам спать по ночам? – Беньямин выглядел по-настоящему заинтересованным.

– Ваши задачи, конспекты, рефлексия всякого рода, – мямлила я, – ожидание…

– Ожидание? Чего же вы ждёте?

– Когда смогу заснуть… – я опять зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Извините…

– У вас бессонница?

– Угу, новый симптом, доктор. Проведите, пожалуйста, самостоятельный анализ нынешней картины моего состояния… Нет сил, – мои глаза уже были закрыты. – Только несколько минут, доктор Yes…

– Простите?

– …С вашего позволения… – каждая фраза бесконтрольно и невнятно выходила из моих уже расслабленных губ.

– Изумительно!

Я спала.

* * *

«Корнелий…» – в моё сознание пробивался знакомый бархатный голос, так по-особенному растягивавший слоги.

Но почему во сне? Когда я так устала?

Усталость и есть тот самый залог моих грёз наяву! Ну точно же! Обстановка, однако, совершенно неподходящая: в кабинете Беньямина и в его же присутствии, на сеансе. Во, будет ему сейчас развлечение! Попробую списать потом на лунатизм.

Звук знакомого голоса отразился эхом, стало понятно, что донёсся он, словно через распахнутое на улицу окно. По имени Он взывал к тому, с кем я договаривалась по телефону о своём конце. Что само по себе странно. Я рискнула открыть глаза. Передо мной всё также оставался доктор Беньямин.

«Корнелий», – опять позвал любимый голос, только теперь гораздо отчётливей и, будто уже ближе.

Но что за бред, зачем моему собственному, теперь уже сознательному миражу, призывать ещё одного лишнего участника? Мало нам что ли присутствия Беньямина? И почему доктор выглядит так, будто его застали врасплох? А, вообще, если задуматься, я и раньше «контактировала» с Феликсом в присутствии других людей, и тогда мне казалось, что и они с ним общались. Видимо, и сейчас, доктор лишь массовка в этой сцене, подпевающая исключительно по вымышленному мною сценарию.

– Вы тоже слышите его, доктор? – усмехнулась я, как никогда прежде, взволнованному Беньямину. – Выглядите так, словно вас взяли с поличным.

«Корнелий Беньямин, а ты неплохо устроился!» – уже подзабытая мною нотка небрежности в интонации Феликса и объединение имён моего так называемого лекаря с его знакомым джинном в одно лицо, заставляют меня очнуться.

Враз я выпрямляюсь, словно натянутая струна, смотрю на Беньямина, будто вижу впервые. А уж если совсем точно, – знакомлюсь с ним.

– Корнелий? – шепчу я, не скрывая злости.

Стоило мне собрать себя из крохотных осколков после полнейшего морального сокрушения, и не было у меня даже времени от собственного распада оправиться, как одно только сочетание имени и фамилии опять подрывают понимание происходящего. Вместе с тем, закрадывается подозрение, будто теперь составить действительную картину у меня получится гораздо ближе к истине.

– Это моё имя, – подтверждает, успевший совладать со своими эмоциями, Беньямин. – И я вижу сейчас лишь два варианта развития событий. Решайся! Первый: Маглер входит в эту дверь и видит тебя. Финал этой сцены не в силах предсказать ни я, ни уж, тем более, ты. К тому же, напомню, ты готова была к окончательной смерти только ради того, чтобы ему никогда не пришлось больше столкнулся с тобой. Второй: ты прячешься в препараторской. Мы не скроем от него твоего присутствия: он почувствует тебя, но, есть вероятность, что не заинтересуется, сочтя за мою подопытную. Отсидишься там молча, старясь спокойнее дышать до тех пор, пока мы не покинем кабинет. В этом случае у тебя появится чуть больше времени, чтобы решить, как быть дальше.

Едва я успеваю запереться в препараторской, как слышу звук открывающейся двери в кабинет Беньямина… Корнелия, чёрт бы его побрал, Беньямина! И приветливый голос Феликса, судя по всему, пребывающего в бодром расположении духа. Моё сердце бьётся с такой силой, словно пытается пробить себе выход. Пульс отдаётся в висках. Уши закладывает. Спокойнее дышать? Да разве это возможно? Столько времени я упорно стояла на своём, а теперь, когда он всего в нескольких метрах от меня, мне сложно в это поверить.

Проклятому лжедоктору удалось изничтожить мою веру. Веру в себя и в трезвость собственного восприятия действительности. Ещё накануне появления Феликса!

Феликс! Мысль об одном только его имени обжигает мой разум. Но как? Как он здесь оказался?