16. Когда легион вернулся домой с большим триумфом и радостью, эти прежние волки-враги (словно какие-то амброны[667]), взбешенные от ужасного голода, «с пересохшими глотками»[668], врывающиеся в овчарню в отсутствие пастыря, прорывают границу, влекомые лопастями весел, руками гребцов и парусами, изогнутыми ветром, и нападают на всех, и что встречают в пути, словно созревшие хлеба, сжигают, топчут, уничтожают. И опять посылаются жалостные посланники с разорванными, как говорится, одеждами и посыпанными песком головами, требуя от римлян помощи, словно робкие крошки, забивающиеся под надежнейшие крылья отцов, — чтобы уж совсем не уничтожилось бедное Отечество, а также имя римлян, которое звенело в их ушах одними словами и, опозоренное бранью иноземных племен, теряло цену. На что они, насколько это было вообще возможно человеческой природе, были подвигнуты историей таковой трагедии. И полетело, словно орлов войско на эту землю, ускоряя бег моряков в море, сперва неожиданно вонзают тогда в загривки врагов страшные острия когтей, и свершают резню их, которую следует уподобить падению листьев в определенное время, — как если горный поток[669], вздуваясь от бурь частыми ручейками и выходя из берегов звучным движением и взбороздив сзади и спереди поля, воздвигая, как говорят, волны до туч — и когда стекаются они, то зеницы вежд, пречасто мигая ресницами, ослепляются сочетающимися очертаниями катящихся трещин[670], — чудесно пенясь, и одною волной «одолел на пути стоящие дамбы»[671]. И так войска противника от выдающихся помощников, как только могли вырваться, чрезвычайно поспешно убежали за моря, так как жадно ежегодную добычу безо всякого препятствия за морями нагромождали. 18. Стало быть, римляне, заявив родине, что ни под каким видом беспокоить себя столь трудоемкими экспедициями более не могут и из-за не воинственных бродячих воришек[672] римские знамена, такое и толикое войско, землей и морем изматывать, но, убеждая, что лучше приучив лишь только себя к оружию и мужественно сражаясь, они могли бы всеми силами защищать страну, жалкое имущество, супруг, детей и, что важнее всего этого, свободу и жизнь и, если только не расслабятся от вялости и окоченения, никогда бы племенам сильнее себя, протянут уже никоим образом не безоружные — чтобы их заковали в оковы — руки, но вооруженные щитами, мечами и копьями, готовые к убийству, сочли и что необходимо оставить нечто для увеличения удобства народу — стену не как другую — за счет общественный и частный[673], взяв с собой злосчастных туземцев, протянули, построенную обычным образом прямым путем от моря и до моря между городами, которые были собраны здесь же (в основном из-за страха перед врагами), передали трусливому народу внушительные указания и оставили образцы оружия, которое надлежало завести[674]. И на берегу океана у южного берега, который был под властью их кораблей, — так как и отсюда надлежало бояться диких варварских зверей, — через определенные промежутки ввиду моря, — и попрощались, как бы люди, не намеренные более вернуться. 19. Таким образом, когда те уехали восвояси, возникли наперегонки из курахов[675], которыми они были перевезены через долину Тефии[676], как будто грязные когорты червячков, когда Титан[677] пылает зноем, из самых узеньких отверстий норок, — мерзейшие банды скоттов и пиктов, нравами отчасти разные, но согласные в одной и той же жажде пролития крови колодники[678], более покрывающие волосами лицо, нежели постыдные и к постыдным близкие части тела — одеждой.
Узнав о том, что покровители[679] вернулись домой и наотрез отказались приходить опять, они увереннее, чем обычно, захватили у туземцев всю северную и крайнюю часть земли до самой стены. При этом в высокой крепости было поставлено войско, ленивое в битве и неловкое в бегстве, ни к чему не способное со своими дрожащими поджилками, которые днями и ночами ослабевали в дурацком сидении на месте. Между тем не прекращали [действовать] крючковатые орудия обнаженных, которыми несчастнейшие граждане стаскивали со стен и сбрасывали на землю. Так, стало быть, наказание безвременной кончины приносило пользу тем, кого похищала такая погибель, ибо жалких и неминуемых страданий своих братьев и детей они избегали быстрой кончиною. Чего же больше?! Города и высокая стена оставлены, — и опять бегство граждан, и опять рассеяния, более отчаянные, чем обычно, и опять преследования врагов, и опять умножаются еще более жестокие истребления; и, словно овечек — мясники раздирают бедных граждан на части враги, так что в своем существовании они уподобилось диким зверям. Ибо, разбойничая, они уничтожали и друг друга, и запас очень маленького и краткого продовольствия несчастнейших граждан. И внешние несчастья усугубились домашними мятежами, поскольку, таким образом, из-за столь частых разорений весь народ лишился всей опоры съедобной[680], так что спасало только одно — охотничье искусство. 20. Стало быть, опять посылают жалостные оставшиеся письма к Агицию[681], римскому государственному мужу, говоря так: «Агицию трижды консулу — стон британцев», и, немного ниже, жалуясь: «варвары гонят нас к морю, гонит море к варварам; мы зарезаны или утоплены между этими двумя родами погибели!» Однако никакой помощи на это они не получили. Между тем ужасный и позорнейший голод неотступно преследовал непостоянных и колеблющихся, так что многих из них вынудил безотлагательно отдать кровавым разбойникам побежденные руки, чтобы получить хоть немножечко еды для поддержания жизни. Другие же — никак, поскольку они предпочли из самих гор, пещер и ущелий, сплетенных терновников, продолжать сопротивляться. И тогда в первый раз врагам, которые многие годы совершали разбой[682], нанесли поражение, веря не в человека, а в Бога, согласно тому, что сказал Филон[683] «необходима помощь Божия, когда прекращается помощь людская». Наглость врагов на некоторое время утихла — но, однако, не порочность наших: отступили враги от граждан, а не граждане от своих преступлений. 21. Причем народ этот нравами был постоянен, как и теперь, — так что был нетверд при сдерживании оружия врагов, а силен был в гражданских войнах, и в несении бремени грехов, нетверд, говорю, при стремлении к миру и знаменам истины и силен в пороках и лжи. Значит, вернулись бесстыдные ирландские бродяги домой, чтобы возвратиться спустя недолгое время. Пикты тогда — впервые и навсегда — успокоились в отдаленнейшей части острова, совершая иногда набеги и разрушения. Во время такого перемирия у опустошенного народа зажила жестокая рана[684]. Но эта тишь проросла еще более свирепым голодом, потому что когда прекратились опустошения, остров затопило такое изобилие всего, что никогда прежде он не упомнит такого времени, и вместе со всем этим прирастала всевозможная роскошь. Она росла, таким образом, из могущественного семени, так что в то время с полным правом можно было бы сказать: «Есть верный слух, что у вас появилось блудодеяние, и притом такое блудодеяние, какого не слышно даже у язычников»[685]. вернуться Амброны — древнее племя. Как пишет В. П. Буданова, амброны — это «1) германское племя, не поддающееся точной локализации. Присоединялись к кимврам и тевтонам в выступлениях против римлян; 2) племя в Кельтике» (Буданова В. П. Этнонимия племен Западной Европы: рубеж античности и Средневековья. 2-е изд. М., 1993. С. 30). Жестокость амбронов вошла в пословицу, и именно в этом смысле это название употребляет Гильда; рукопись X поясняет это слово: ambrones: id est sevi — «амброны, то есть свирепые». Позднейшие писатели, исходя из текста Гильды, часто употребляли данный этноним просто как бранное слово, в основном по отношению к саксам (Ненний, Гальфрид Монмутский). вернуться Выражение из «Энеиды» (II. 358), ставшее популярным у латинских авторов. См.: LDEBDG. Р. 118. вернуться Описание Гильдой разлившегося горного потока (ас si montanus torrens...) и сравнение этого потока с победоносным войском во многом ориентировано на Вергилия и, прежде всего, — на описание захвата Трои греками: «veluti... rapidus montano flumine torrens» (Энеида, II. 304-305) и далее (II. 496-498). вернуться Достаточно трудное для перевода место. Моммзен остановился на варианте рукописи С, поддержанной свидетельством D и Q: luminum quibus pupilli, persaepe licet palpebrarum convolatibus innovati, adiunctis rimarum rotarum lineis fuscantur. X дает значительно иной, но отнюдь не более понятный вариант: adiunctis sibi minutissimarum rotarum tautonibus veluti fuscantur, поясняя при этом, что «tautones» — это pili palpebrarum. Следует отметить цитируемый Моммзеиом вариант издания Гэйла (1691 год), где вместо conuolatibus стоит conuolutibus. М. Уинтерботтом предложил читать вместо rotarum — rotantium (Gildas. The Ruin of Britain and other works... P. 94,160). вернуться Цитата из Вергилия (Энеида, II. 497): «Натиском воли одолев на пути стоящие дамбы» (пер. С. Ошерова). вернуться Под «воришками» (latrunculos), скорее всего, имеются в виду сами бритты. Возможно, Гильда употребляет здесь это понятие в его точном юридическом значении так, как оно определено римским юристом Ульпианом («Дигесты», XLIX. 15. 24): «"Врагами" мы называем тех, кому народ римский публично объявил войну, или же они объявили войну римскому народу; прочие же именуются "воришками" (latrunculi) или "бандитами" (praedones)». См.: LDEBDG. Р. 135. вернуться Ряд надписей, сохранившихся у Адрианова вала, свидетельствуют о том, что в достаточно поздний период существования империи, скорее всего в IV веке, здесь действительно была предпринята серьезная реконструкция, в которой принимали участие как отдельные общины, так и частные лица. Еще К. Стивене предположил, что эти надписи относятся именно к той перестройке, воспоминания о которой в искаженном виде дошли до Гильды и что эта перестройка была предпринята Феодосием Старшим после «заговора варваров» в 369 году (Stevens С. Е. Gildas Sapiens // EHR. Vol. 56. 1941. №223. July. P. 359, n. 7). Судя по всему, стена реконструировалась действительно «всем миром»: в этом принимала участие община дуротригов из города Линдинис (возможно, современный Илчестер на юго-западе страны — RIB, 1672, 1673), думнонии — жители нынешнего Корнуолла (RIB 1843), некий Тоссодион из общины катувеллаунов — племени, столицей которого был Веруламий (современный Сент-Олбанс — RIB 1962). Засвидетельствовано также участие частного лица по имени Виндоморук (RIB 2053; возможно, надпись RIB 1629 относится к тому же человеку). О том, как распределялась работа между общинами, мы не знаем, а частные лица определенно брали на себя приведение в порядок определенного «метража» стены. Этот отрезок измерялся в футах: надпись RIB 2053 гласит: pedatura Vindomoruci — то есть определенное измеренное в футах расстояние, относящееся к Виндоморуку. вернуться Exemplaria instituendorum armorum. Иногда exemplaria трактуют как «учебники военного искусства», но не вполне корректное употребление военных терминов у Гильды (например, в главе 6) говорит против такого предположения. Любопытное, хотя, может быть, и не очень правдоподобное предположение высказывает по этому поводу М. Миллер: «Упоминания о том, что Гильда был искусным литейщиком колоколов, достаточно поздние, однако они встречаются часто и украшены живописными анекдотами; наверное, невозможно овладеть таким ремеслом, не узнав его традиций (предполагается, что в число таких традиций должно было входить и предание о том, что определенная техника была унаследована от римлян. — Н. Ч.)». См.: Miller M. Bede's use of Gildas // EHR. Vol. 90. 1975. № 355. P. 246, n. 1. О Гильде-ремесленнике см. Приложение 5 (§ 6, 7), 6, 86 и 8в. вернуться De curucis (так в D и Q). Курах (древнеирландское curach) — разновидность лодки, которая до самого последнего времени была в употреблении у ирландских рыбаков. По-ирландски это слово мужского рода, у авторов, пишущих по-латыни (в том числе и у Гильды), — обычно женского (curuca). В древности для изготовления такой лодки использовались дубленые с помощью дубовой коры бычьи шкуры, которые натягивались на деревянный каркас. Снаружи все швы промазывались сливочным маслом. Для изготовления обычной небольшой лодки хватало одной шкуры (См.: Kelly F. Early Irish farming. A study based mainly on the law-texts of the 7th and 8 th centuries AD. Dublin, 1998. P. 54-55). вернуться По мнению Т. Моммзена, употребление имени богини Тефии как метафоры океана свидетельствует о знакомстве Гильды с сочинениями Клавдиана, который часто прибегает к этому образу (Mommsen T. [Gildae Sapientis De Excidio et conquestu Britanniae]... P. 6). Как пишет Ф. Керлуэган, не исключено, что написание tithicam может отражать современное Гильде греческое произношение имени богини, писавшегося в классической латыни, как Tethys. См.: LDEBDG. Р. 205. По нашему мнению, это, возможно, единственный могущий претендовать на «кельтскость» образ у Гильды: «море» как «долина» нередко встречается в древнеирландской литературе — Mag Ren, rianmag — «долина Океана», «море-долина». См.: DIL v. mag, rian. Целая антология таких метафор встречается в древнеирландской саге «Плавание Брана, сына Фебала» (см.: The Voyage of Bran, son of Febal, to the land of living... / Ed. K. Meyer. Vol. I-II. London, 1895-1897). вернуться Слово furcifer, буквально — «человек, осужденный носить колоду (furcum)», орудие наказания рабов, Гильда употребляет неоднократно (главы 26,32,34). Как ругательство furcifer неоднократно употребляется у римских комедиографов Плавта и Теренция. См.: LDEBDG. Р. 134. вернуться Condebitorum. Поскольку это слово (употребленное также в главе 1), видимо, изобретено самим Гильдой, не всегда легко понять, в каком смысле он его употребляет. Моммзен предлагает читать quondam victorum. Уинтерботтом переводит буквально «fellow-debtors», что в данном случае имеет мало смысла; Джайлс и К. Кербуль-Вильон предлагают более соответствующее контексту «наши друзья» (our friends) или «наши союзники» (nos allies). П. Грожан предложил читать здесь contribulorum (соплеменников или единоверцев), считая что это выражение можно «добавить к уже достаточно обширному списку тех выражений, где Гильда представляет своих соотечественников, жителей Великобритании, связанными с имперскими римлянами (aux Romains de l'Empire) узами крови» (Grosjean P. Notes d'hagiographie celtique. 32. Emendations au texte du De Excidio // AB. T. 75. 1957. Fasc. I-II. P. 202). Несмотря на привлекательность этой гипотезы, она вызывает возражения как со смысловой, так и с грамматической точки зрения (см. также примечание к соответствующей главе оригинального текста). вернуться Имеется в виду хлеб; это странное выражение, как подметил П. Грожан, заимствовано из Библии; оно дважды встречается в книге пророка Иезекииля: «сокрушу в Иерусалиме опору хлебную» (4:16); «сокрушу хлебную опору у вас» (5:16). В обоих случаях в латинском тексте — baculum panis. Слово baculum буквально означает «посох». Данное выражение фигурирует также в книге Левит (26:26), но книга Иезекииля, хорошо знакомая Гильде, — более вероятный источник. См.: Grosjean P. Emendations au texte du De Excidio... P. 199. вернуться Общепринятым стало отождествление «Агиция» с римским полководцем Флавием Аэнием (ум. 21. 09. 454), который стал в третий раз консулом в 446 году. вернуться Ф. Керлуэган осторожно предположил, что выражение praedam agere в этой фразе может быть едва ли не единственным «британизмом» в почти безупречной латыни Гильды: слово praeda в кельтских языках (средневаллийское preid, современное praid) приобрело значение «стадо», и, таким образом, Гильда может говорить здесь именно об угонах скота. Однако в классической латыни выражение praedam agere также существует (хотя и не в применении именно к скоту). Вопрос об истинном значении этого пассажа, таким образом, остается открытым. См.: LDEBDG. Р. 489-490. вернуться Имеется в виду иудейский ученый и философ Филон Александрийский (ок. 25 г. до н. э. — до 50 г. до н. э.). Евсевий Кссарийский рассказывает о конфликте александрийских греков и иудеев, который они сочли нужным разрешить посредством обращения к императору Калигуле (II, 5). Калигула, относившийся к иудеям крайне враждебно из-за того, что они отказывались воздавать божественные почести его изображениям, впал в бешенство, и, не дав возглавлявшему посольство Филону сказать ни слова, осыпал его бранью и издевательствами и приказал убираться. «Филон вышел, осыпаемый оскорблениями, и посоветовал иудеям, которые были с ним, мужаться: Гай, гневаясь на них, готовит себе Божие наказание» (II, 5, 5). См.: Евсевий Памфил. Церковная история. С. 53. Эта последняя фраза Филона была неправильно понята Руфином, и в его латинском переводе выглядит именно так, как цитирует ее Гильда. См. также: Grosjean P. Quelques citations dans le De Excidio (Notes d'hagiographie celtique, 31) // AB. T. 75. 1957. Fasc. I-II. P. 189-194. вернуться Это скрытая цитата из книги пророка Иеремии (Иер. 8:21-9:3), приведенная и в главе 49 (в русском переводе просто «исцеления»). вернуться А именно «что некто вместо жены имеет жену отца своего» (1 Кор. 5:1). |
