Вообще в позднеримское время титул «патриций» был неразрывно связан с понятием pater, отец, причем под «отцом» понимался как отец империи, так и «отец» императора, лицо, играющее роль советчика и защитника государя[502]. Обращения императоров к людям, облеченным титулом «патриций» как к «отцу» или «родителю» вообще нередки.
Однако самое лестное, что можно было сказать Аэцию, — это назвать его «трижды консулом». Консулом Аэций становился в 432, 437 и 446 годах. В V веке занятие частным лицом должности консула трижды было исключительным явлением. Сами императоры многократно становились консулами: Аркадий — 6 раз, Гонорий — 13, Феодосии II — 18, Валентиниан III — 8 раз[503]. Среди частных лиц на Западе в период с 395 по 455 год многократное (два и более) занятие должности консула встречается четыре раза, на Востоке не встречается вообще. По два раза были консулами Стилихон и Петроний Максим, по три — Аэций и Констанций. Не нужно говорить о том, как близок был к трону Стилихон, будучи дядей и тестем императора Гонория. Констанций получил второе консульство в 417 году одновременно со своей женитьбой на сестре императора Плацидии и третье — за год до провозглашения Августом, в 420 году. Петроний Максим (консул 433 и 443 годов) после убийства Валентиниана III в 455-м занял престол. Таким образом, предоставление Аэцию, не члену императорской семьи, такой почести следует признать совершенно исключительным явлением. В 443 году Валентиниан III подписал закон (новелла 11), согласно которому человеку, бывшему дважды консулом, предоставлялось во всех случаях преимущество перед тем, кто был консулом однажды, даже если речь шла о патриции. Закон Валентиниана относился только к двум людям — Аэцию и Петронию Максиму. Неудивительно, что Аэций, имея такие почести, считал себя вправе требовать женитьбы своего сына на дочери императора Валентиниана III.
По нашему мнению, сведения о послании, скорее всего, действительно достигли Гильды в устной передаче. Использованная в письме к Аэцию удачная формулировка могла при своей актуальности стать частью обиходной фразеологии. За давностью лет (и, возможно, при том, что передача не была непосредственной) имя действительно могло исказиться, и Аэций оказаться смешанным с галльским магнатом Эгидием. Неопределенное Romanae potestatis vir могло скорее относиться к Эгидию, чей статус был довольно двусмысленным[504].
Еще более привлекательным кажется предположение Ф. Лота, который считал, что «декламаторский тон фразы, переданной Гильдой, позволяет думать, что в латинских школах Британии этим произведением восхищались и хранили его, как образчик стиля (comme modele de style)»[505]. В такой передаче письмо оказалось оторванным от исторического контекста, и Гильда, полагая, что обращения к римлянам за помощью происходили в период их непосредственного политического присутствия на острове, расположил письмо наиболее логичным, по его мнению, образом.
Подытоживая сказанное, мы можем согласиться с мнением Р. Турнейзена, К. Стивенса и И. Вуда, считавшими, что на деле письмо к Аэцию действительно было направлено в 440-х годах, и Гильда (ошибочно или из соображений своей художественной логики) неверно его датировал. К. Стивене обратил внимание на то, что описанная в письме картина — «варвары гонят нас к морю, гонит море к варварам» (20) близко подходит к описанию у Гильды англосаксонского завоевания: «и от моря и до моря пылание огня, поднятого рукою восточных святотатцев, опустошив некоторые пограничные города и поля, не утихло, покуда не слизало, выжигая жутким алым языком, почти что всю поверхность острова до западного океана» (24)[506]. Кроме того, при датировке письма 429 годом получается, что «период процветания» длился всего десять лет — маловероятно, что в таком случае он надолго запечатлелся в памяти людей. Скорее всего, его следует относить к 411-441 годам.
Попутно возникает любопытный вопрос: почему, если верить Гильде, Аэций никак не отреагировал на письмо бриттов?
а) Достоверно известен аналогичный случай, когда Аэций при по лучении подобной просьбы отреагировал на нее, хотя бы, может, и формально. Такое посольство лично предпринял испанский епископ Идаций, автор «Хроники». В 431 году «Идаций епископ» — Идаций рассказывает о себе в третьем лице — «взял на себя посольство (suscepit legationem) к дуксу Аэцию, который в то время вел военные действия в Галлиях», с просьбой принять меры против бесчинство вавших в Испании свевов[507]. В следующем году Аэций послал в Испанию вместе с Идацием комита Цензория: «Когда Аэций одолел в бою франков и заключил с ними мир, комит Цензорий был отправлен послом к свевам, и с ними возвратился вышеупомянутый Идаций». Еще год спустя Цензорий покинул Испанию; со свевами был заключен мир[508]. Однако в 437 году комит снова отправился к свевам[509]. По неизвестным причинам его пребывание там кончилось вооруженным конфликтом: по возвращении он был осажден королем свевов Рехилой и сдался ему[510]. После кончины короля в 448 году Цензорий, который, судя по всему, все еще оставался в плену у свевов, был убит[511].
б) Хронист 452 года, как уже упоминалось, говорит о том, что британские провинции «отданы во власть саксам» (in dicionem Saxonum redigimtur)[512]. Хотя, как отмечает С. Малбергер, автора «Хроники 452 года» редко интересуют события за пределами Галлии, здесь он обращается к столь отдаленным событиям, чтобы продемонстрировать глубокий кризис империи в 441-443 годах, поражения и захват римских земель варварами. Далее хронист сообщает о следующих событиях:
«Аланы, которым дальние галльские земли вместе с жителями были даны для раздела патрицием Аэцием, подчинили их при вооруженном сопротивлении и, изгнав господ, силой добились владения землей. Сапаудия[513] отдана оставшимся бургундам для раздела вместе с местными жителями. Карфаген взят вандалами, и вместе с тем это слезное событие и потеря вырвало Африку из-под власти римского государства. И с этого момента ею владеют вандалы»[514]. Как полагают Кэйси и Джонс, нельзя говорить о том, что запись о взятии Карфагена размещена автором в тексте неверно; он желал подчеркнуть не сам факт взятия города в 439 году, а уступку Африки вандалам в 442-м[515] как венец всех предыдущих потерь.
Хотелось бы несколько усилить этот аргумент, обратив внимание на то, что все события в этом ряду так или иначе связаны с Аэцием. Аэций расселил аланов; расселение бургундов было последствием поражения, которое нанес им также Аэций (хронист сообщает об этом под 436 годом)[516]. Современники не без оснований могли полагать, что и потеря Африки в значительной мере была следствием конфликта Аэция с полководцем Бонифацием (о котором говорится у хрониста выше)[517]. Не связывал ли он и опустошение Британии с именем Аэция?
в) Наконец, Иордании, (Get., 191), рассказывая о битве на Каталаунских полях, упоминает о том, что в войске Аэция были саксы (Saxones)[518]. Обычно полагают, что имеются в виду саксы, расселявшиеся на северном побережье Галлии. А если нет?
