В один из мартовских дней 1965 года Жанна, расшифровывая только что принятую радиотелеграмму, неожиданно расплакалась. Я забеспокоился, сердце учащенно забилось, и с тревогой в голосе спросил: «Что-то случилось неладное?» Первая, полоснувшая острым ножом мысль: «Неужели что-нибудь произошло с отцом?» И действительно, в телеграмме сообщалось прискорбное известие о кончине отца, и я вновь, как и тогда с мамой, не смог бросить прощальную горсть земли в его могилу. Перед глазами стоял образ отца, человека тяжелой, рабочей судьбы, строгого и чрезвычайно честного. Он любил справедливость и ненавидел ложь. Меня в мальчишеские годы приучал к правде и нередко наказывал, иногда даже ремнем, когда я не признавался в совершенном проступке или выкручивался.

Однажды, по навету соседки, он строго наказал меня, но позднее, узнав о моей непричастности к случившемуся, повинился передо мной, подростком, в своей неправоте. Для меня он всегда был примером прямолинейного, чуткого, человека дела и слова. Он никогда не употреблял алкоголя и табака. В семье были порядок и взаимопонимание, а авторитет отца был непререкаем.

Рассуждения о превратностях судьбы впервые навели меня на мысль: «Что произойдет с разведчиком-нелегалом, живущим под чужим именем и национальностью, в случае его внезапной смерти вдали от Родины? Как его тело доставят домой?» Вопрос не праздный, но точного ответа у меня нет, однако убежден, что и в этом случае служба не останется безучастной.

Здесь у меня в памяти всплыло происшествие, которое могло кончиться для нас печально, но, к счастью, мы отделались только испугом и досадой. Произошло это во время одной поездки на автомобиле в Италию. Следуя по дороге, ведущей вдоль Фирвальдштетского озера в Швейцарии, в один момент я решил на ходу закурить. Прикуривая сигарету, я несколько ослабил внимание. Впереди внезапно вырос крутой поворот. Желая уменьшить скорость, я резко нажал на тормоз, и в этот момент машину занесло вправо. Она с грохотом ударилась бампером о столбик заграждения и, на счастье, остановилась. Когда мы вышли из машины и посмотрели вниз со скалы, которая отвесно уходила в озеро, прозрачная темно-голубоватая поверхность которого чуть колыхалась у гранитных берегов, нам стало не по себе от мысли, что, если бы машина упала в воду, смерть была бы неминуемой. И вряд ли бы Центр что-либо узнал о нашем внезапном загадочном исчезновении. Урок нам был преподан хороший: в швейцарских горах во время езды за рулем машины никогда не кури и не отвлекайся!

Разведчику-нелегалу, возвращающемуся на Родину, наибольшее душевное волнение доставляет расставание со своими помощниками-иностранцами, агентами, доверенными лицами, которые долгие годы делили с нами радость успехов и горечь неудач. Ничто так не сближает людей, как совместно пережитая опасность, высокая цель служения и осознание исполненного долга. Задача моя вроде бы простая: законсервировать источники информации, обговорить с каждым условия восстановления контакта в будущем, когда кто-то, я не знаю кто, пойдет по моим следам и ключевыми словами вновь оживит цепочку, от которой незримыми каналами потечет в Москву важная информация. Но не просто сказать боевому другу: «прости-прощай», я, мол, ухожу, а ты остаешься на передовой и понимай это правильно. Нет, здесь нужны особенные, идущие из глубин души и сердца слова, вызывающие ответный порыв.

Трогательным прощание было с Лимбом, связавшим свою судьбу с нелегальной разведкой на долгие годы. Пригласил его на ужин в знакомый ресторан, который находился в тихом, уютном аристократическом районе столицы. Встретились вечером, выбрали укромный столик — по-соседству никто не сидел, лишь в противоположном конце зала мужская компания играла в карты.

Лимб шутил, живо рассказывал о своих делах и заботах, делился новостями. Он вообще был приятным и эрудированным собеседником. Я поддерживал дружеский тон беседы, старался вести себя непринужденно, хотя меня волновал и тяготил предстоящий разговор. После ужина предложил прогуляться.

— Дорогой друг! Как мне ни тяжело, но должен сказать, что наша с тобой сегодняшняя встреча — последняя, — начал я как можно мягче. — Но это не значит, что наша служба совсем расстается с тобой.

— Да-да, понимаю, — тихо промолвил Лимб, выжидающе устремив на меня взгляд. — Я как-то сразу почувствовал, что сегодня должно что-то случиться.

— Ты во многом нам помог, и я уверен, что и в дальнейшем останешься с нами. Не так ли?

Лимб утвердительно кивнул головой и твердо ответил:

— Да, на меня вы всегда можете рассчитывать.

Обговорили линию поведения Лимба после моего отъезда и условности на случай восстановления с ним связи в будущем. Некоторое время шли молча. Редкие фонари тускло освещали безлюдную аллею. Вечер оказался пасмурным и холодным, но мы этого не замечали.'Как Лимб ни бодрился, все же чувствовалось, что расставание он воспринял тяжело. Похожие чувства испытывал и я. Это действительно была моя последняя встреча с этим замечательным человеком, искренним другом нашей страны.

И вог мы несколько секунд смотрим молча друг другу в глаза.

— До встречи, — тихо говорит Лимб, — я обязательно приеду в Москву.

С каждым шагом, не оглядываясь, мы удалялись друг от друга, пока не растворились в темноте. Кто из разведчиков переживал такое, поймет мое душевное состояние в тот момент. Надо отметить, что Лимб сдержал свое слово. Через год он с женою приехал в Москву на праздник «Проводы русской зимы».

На прощальную встречу с другим источником я выехал рано угром. Покружив около часа в пригородах столицы, направился на шоссе, ведущее на запад. Вскоре прибыл в небольшой, по-европейски уютный городок.

Запарковал машину недалеко от собора, неторопливо вышел, постучал ногой по передним колесам, проверяя упругость шин, а на самом деле для того, чтобы незаметно осмотреться, затем медленно направился в сторону парка. День был воскресный, ясный и теплый, что располагало к хорошему настроению. Однако на душе у меня было грустно: предстояло в последний раз встретиться с Бригом.

Расставаться с близким человеком всегда трогательно и грустно. Вдвойне тяжко покидать боевого товарища, с которым долгие годы в условиях глубокой конспирации, подвергаясь опасностям, работал плечом к плечу в одной связке. Мы привыкли друг к другу, и между нами со временем возникли полное доверие и дружба. Поэтому, подходя к месту встречи на аллее парка, меня более всего тревожила мысль, как он воспримет это сообщение.

Как обычно, Бриг встретил меня радушно. На его слегка загорелом лице играла мягкая улыбка. Непринужденно разговаривая, мы направились в укромный уголок и опустились на одинокую скамейку. После разговора на бытовые темы и обсуждения вопросов международной политики перешли к деловой части. Как всегда, он передал мне секретную информацию в письменном виде и кратко оха-растеризовал ее устно. Затем сообщил, что у него вскоре предстоит служебная поездка в Англию, в ходе которой он мог бы осторожно навести справки в отношении Вано и его нынешнего положения. Обсудив этот вопрос, я под конец сказал, что у меня с ним сегодня последняя встреча и, если он не возражает, связь с ним будет поддерживать другой товарищ. Мои слова оказались большой неожиданностью, он заметно сник, но, быстро овладев собой, ответил:

— Покажется странным, но я как-то никогда не задумывался, что однажды может наступить момент расставания. Я искренне сожалею… Ведь мы столько лет работали вместе.

— Такова жизнь, дорогой друг. Мне предстоит новая работа. В знак дружбы и уважения мне бы хотелось преподнести вам памятный подарок. Не откажите его принять, — с этими словами я вынул из кармана небольшую коробочку в магазинной упаковке и передал ему.

— Вы позволите мне взглянуть на содержимое? — растроганно спросил Бриг. Когда он открыл коробочку и увидел золотые запонки с драгоценными камнями, по лицу его скользнула благодарная улыбка. Мы встали. Он крепко пожал мне руку и сказал:

— Огромное спасибо. Эти запонки всегда будут напоминать мне о нашей дружбе. Коль эта наша встреча последняя, я позволю себе пригласить вас на обед. Вы располагаете временем?