Сейчас трудно воссоздать весь ход этой знаменательной для меня беседы, но основное ее содержание, отдельные детали, собственные волнения и переживания вспоминаются до сих пор. Орлов начал издалека. Рассказал, что однажды ему пришлось побывать в Кингисеппе, вспомнил о его достопримечательностях, тепло отозвался о жителях и вдруг неожиданно спросил:

— А 12-й Туркестанский полк все еще там стоит?

Как жителя пограничного города, отлично знакомого с понятием о бдительности, этот вопрос меня сразу насторожил.

— Мы еще недостаточно знакомы, чтобы говорить на такие темы, — сердито ответил я. Но тут же подумал: «Не слишком ли дерзко и невежливо одернул собеседника?»

По лицу Георгия Ильича Орлова скользнула улыбка. Оставив без внимания мой довольно резкий тон, он стал углубляться в пограничную тему, заметив, что граница нарушается с обеих сторон — в этом ничего нового для меня не было. А вот то, что с нашей стороны границу пересекают не только нарушители, но и специально направляемые через нее люди, явилось для меня совершенно неожиданным. И тогда я впервые узнал от Георгия Ильича, что наша страна тоже занимается разведывательной деятельностью, что того требует напряженная международная обстановка: ведь мы должны своевременно узнавать намерения враждебных государств. Орлов также разъяснил, что в разведке работают подлинные патриоты своей страны, политически подготовленные, физически крепкие люди. Особенно врезались в память слова Георгия Ильича: «Как ты, например».

Вот так, в ходе доверительной беседы, мне было сделано предложение о работе в разведке. На последовавшие многочисленные, порой даже наивные мои вопросы я получал обстоятельные, убедительные ответы. Между тем оказалось, что свое решение мне предстоит сообщить сразу же, здесь, на стадионе.

— Не знаю, смогу ли справиться с такой работой, — сказал я нерешительно.

— У тебя не должно быть сомнений, — уверенно заявил Орлов. — Мы знаем тебя лучше, чем ты предполагаешь.

— Прежде чем дать ответ, хотелось бы посоветоваться с отцом, — несколько неуверенно заметил я. — Он участник гражданской войны, и от него у меня нет секретов.

— Нет, — твердо возразил Орлов. — Решение ты должен принять самостоятельно и, конечно, ни с кем не советуясь.

И я принял окончательное и бесповоротное решение.

Теперь, бросая взгляд в прошлое, я с большой теплотой и признательностью вспоминаю своего «крестного отца» — Георгия Ильича Орлова. Большое впечатление произвели его завидная приверженность любимому делу, убедительная аргументация, твердость, решительность и в то же время искреннее товарищеское отношение старшего к младшему. Забегая вперед, отмечу, что на всем своем продолжительном жизненном пути среди наставников и руководителей в разведке я встречал людей именно такой «высокой пробы». Единичные исключения — не в счет.

В начале октября 1939 года меня направили для прохождения разведывательной подготовки в индивидуальном порядке в город Белосток, в отделение разведотдела штаба Западного особого военного округа. На мою подготовку, включавшую изучение двух иностранных языков, радио- и фотодела и шифров отводилось восемнадцать месяцев. Занятия проводились по напряженной программе ежедневно, с утра до позднего вечера, почти без выходных, ибо планировалось, что в конце июня 1941 года я должен был через «зеленую границу», то есть нелегально, уйти в Польшу и с документами на другое имя попытаться осесть в Германии. Однако до этого дело не дошло…

Началась война.

Буквально с первого часа вторжения немецких войск я оказался в водовороте военных событий. На рассвете 22 июня 1941 года проснулся от оглушительного разрыва бомб и рева моторов. Быстро оделся и выскочил на улицу. Над городом кружили немецкие самолеты. Бомбили вокзал. Где-то на окраине шла стрельба. Сомнений не было: случилось то, о чем так много говорилось в последнее время.

В седьмом часу утра торопливо заскочил мой наставник — старший лейтенант Орлов, отвечавший за мою подготовку, сообщил обстановку, вручил мне пистолет с запасной обоймой и приказал ждать дальнейших распоряжений. Поскольку указаний долго не поступало, во второй половине дня я направился в разведотделение. Застал там лишь одного радиста, который безуспешно пытался установить связь с разведотделом Западного особого военного округа.

Время шло, а обстановка никак не прояснялась. Утром следующего дня я решил действовать самостоятельно и направился к коменданту города, чтобы получить транспорт для эвакуации радиоимущества нашей группы. По улицам сновали военные грузовики, иногда раздавались выстрелы, в беспорядке метались люди. Кое-где уже началось мародерство. Комендант в звании полковника охрипшим голосом отдавал распоряжения готовить грузовики, автобусы, легковые автомашины для эвакуации жителей и наиболее ценного имущества. Проверив документы, он удовлетворил мою просьбу и выделил полуторку для вывоза радиоаппаратуры разведотделения, отпустив на это тридцать минут, чтобы затем мы присоединились к его колонне.

По дороге в разведотделение меня остановил незнакомый старший лейтенант на машине и под угрозой применения оружия отобрал грузовик вместе с шофером. Автомашина принадлежала его роте, которой была поручена эвакуация раненых, находившихся на окраине Белостока. Ссылки на приказ коменданта на него не подействовали. Вернувшись пешком в разведотделение, мы с радистом разбили радиоаппаратуру, дабы не оставлять ее врагу. Доложили об этом коменданту, который тут же приказал нам помогать грузить подогнанные машины.

Колонна примерно из двух десятков грузовиков направилась на восток по шоссе Белосток — Волковыск. В пути она не раз подвергалась обстрелу и бомбежке. Повсюду виднелись остовы ранее сожженных или разбитых автомашин. Были и людские потери. Через несколько часов колонна добралась до штаба 10-й армии Западного фронта, расположившегося вблизи деревни Валилы. Здесь выяснилось, что почти все белостокс-кое разведотделение во главе с его начальником находилось при штабе. Там я встретил моего инструктора по разведке лейтенанта И. Ф. Топкина, который сообщил, что Орлов направился в Белосток за мной. На другой день группа красноармейцев под конвоем доставила Орлова в штаб: его приняли за немецкого диверсанта. А вышло так: из-за разбитой переправы через реку ему пришлось бросить машину и дальше пробираться пешком. На подходе к городу его и задержали красноармейцы.

В последующие дни Орлов, Топкин и я, переодевшись в форму пограничников, по заданию разведотдела армии занимались подбором в близлежащих деревнях патриотически настроенных советских граждан для разведработы на территории, временно оставляемой противнику. Задача патриотов заключалась в сборе данных о противнике и передаче этих сведений через линию фронта первому же старшему командиру Красной Армии, пользуясь паролем: «Я—100». Командование 10-й армии исходило из того, что к району боевых действий вскоре подойдут свежие силы, чтобы занять оборону в Минском укрепрайоне по старой границе с Польшей, и фронт, мол, стабилизируется. Расчеты командования не оправдались. Войска, в большинстве своем плохо управляемые из-за отсутствия связи, с тяжелыми боями отходили в направлении Волковыск — Минск. Неимоверные испытания выпали на долю наших солдат на западных рубежах Родины. Прорываясь к своим, все, кто там находился, сполна испытали горечь отступления и боль потерь.

О Великой Отечественной войне написано немало. Однако о ее первых днях, самых тяжелых и трагических, достоверно сказано еще не в полной мере. Все меньше остается тех, кто пережил трагедию отступления в первые дни и недели войны. Поэтому мне, как участнику этих событий, хотелось бы восстановить некоторые эпизоды, вспомнить боевых друзей.

До сих пор перед глазами стоит страшная картина. Как-то утром в конце июня полуторка, в которой вместе с красноармейцами находились Топкин и я, отстала от общей колонны. Продолжая путь, на развилке мы свернули не на ту дорогу, по которой двигалась колонна, и вскоре оказались в лощине. На дне ее увидели разбитую грузовую машину. Вокруг лежало более двух десятков трупов. Только один — шофер, лежавший вблизи кабины, — был в военной форме, а остальные — женщины и маленькие дети, видимо, семьи военнослужащих. Особенно врезалось в память распростертое на земле тело маленькой девочки в розовом платьице, с пышными светлыми волосами. Она лежала на животе, уткнувшись лицом в землю, поджав одну ногу под себя, а чуть позади — соскочившая с ноги туфелька. Рядом находилась молодая женщина, вероятно, ее мать. Обхватив девочку рукой, она в порыве материнского инстинкта пыталась удержать ее, укрыть своим телом…