— А что в этом плохого?

— Как же! Этим ты как бы демонстрируешь стоимость потраченного тобой на угощение. Извини, но это неприлично. Деньги нужно считать незаметно и для меня, и для окружающих. Положить их на тарелочку официанта, прикрыв счетом, сложенным вдвое…

Деликатности и чуткости Этель было не занимать. Она тактично и ненавязчиво преподавала мне уроки хорошего тона. Конечно, я был ей весьма благодарен. Еще в начале знакомства Этель и я были приглашены на коктейль в одну семью. После обеда в комнате отдыха во время беседы подали коньяк. Все присутствующие, подняв бокалы, пожелали друг другу традиционное «Cheerio!»[7] и отпили по глотку. Я по русскому обычаю чуть не опорожнил бокал залпом, но, заметив уголком глаза, что гости после глотка ставят бокалы на передвижной столик, мгновенно сориентировался и последовал их при меру…

А вот еще один незначительный, но весьма поучительный для меня эпизод. Этель пригласила меня в кино. К кинотеатру пришла в сопровождении сестры. В зрительном зале, ожидая начала сеанса, сестра Этель вынула из сумочки небольшой пакетик с конфетами, открыла его и поднесла младшей сестре, а затем предложила мне:

— Угощайтесь, пожалуйста.

Стоп-кадр! Так сказал бы здесь кинорежиссер. А как поступить мне в данной ситуации? Вопрос далеко не праздный. Человек в моем положении обязан знать правила вежливого обхождения, принятые в обществе. Итак, протянутая рука с пакетиком конфет повисла в воздухе. В этот момент в памяти моей всплыла картина, что я наблюдал однажды в ресторане. За соседним столиком, увлекшись разговором, сидела пара средних лет. Мужчина угостил женщину сигаретой. Когда он доставал из пачки сигарету для себя, его собеседница почему-то поспешила взять из лежавшей на столе коробки спичку, зажгла ее и поднесла ему прикурить. Но мужчина ловким движением, чтобы не обжечь даме пальцы, перехватил горящую спичку и изящно подал огонь ей, а затем уже воспользовался сам. Я заметил, как женщина в знак благодарности одарила галантного кавалера взглядом, полным уважения и признательности. «Вот это да! — восхищенно подумал я, не имевший ни малейшего понятия о таких тонкостях. — Надо бы этот прием взять на вооружение».

Вернемся к «стоп-кадру». Ловко, как мне казалось, я перехватил пакетик с конфетами из рук сестры Этель, любезно предложил его ей со словами:

— Прошу вас, угощайтесь, — и только после того, как она взяла конфету, взял сам и с благодарностью вернул ей пакетик.

Позднее Этель сказала:

— Ты произвел на мою сестру приятное впечатление. Она отозвалась о тебе как о воспитанном молодом человеке. Ей особенно понравилась твоя манера поведения во время угощения конфетами…

Вот так на практике я запоздало учился этикету. Кому-то может показаться довольно странным, что разведчик-нелегал не знал тонких премудростей. Да, это так. Следует только обязательно учитывать, что мое поколение в 20-е и 30-е годы, бурные и подчас голодные, не уделяло должного внимания внешним нормам поведения, просто было не до того, да и больше ценились внутренние качества. Пользоваться косметикой, носить золотые украшения или проявлять изысканность в общении считалось проявлением мещанства, пережитком прошлого и осуждалось. Да и в моей оперативной подготовке не предусматривалось обучение правилам хорошего тона.

Оперативный работник, готовивший меня на задание, просто и прямолинейно поучал: «Я не знаю всех тонкостей поведения за столом, меня этому в разведшколе не учили. Так что надейся сам на себя. Когда будешь в Англии, присматривайся и делай так, как они. Помни, что главными врагами разведчика являются водка и женщины. Ты хороший спортсмен и водку не употребляешь, а вот насчет женщин знай, что тебе могут подставить еще каких красавиц! Не увлекайся».

Знакомясь с женщинами, я всегда помнил об этом строгом наставлении. Со временем убедился, что бояться прекрасных созданий не следует, необходимо только сохранять здравый рассудок, уметь владеть своими чувствами, не терять головы, не поддаваться сиюминутному увлечению, всегда и при всех обстоятельствах помнить, кто ты…

Не успели еще утихнуть треволнения, связанные со встречей с бывшей учительницей, как вновь произошел случай, заставивший меня крепко задуматься.

Как-то первый секретарь посольства вызвал меня к себе и поручил срочно снять фотокопии с пачки документов, выполненных машинописью. Я немедленно приступил к делу. В разгар работы неожиданно раздался телефонный звонок, и первый секретарь попросил вернуть документы.

— Извините, господин секретарь, работа далеко еще не закончена.

— Тем не менее прошу вас принести документы. Они нужны мне сейчас, — послышалась в трубке настоятельная просьба секретаря.

В кабинете первого секретаря находилась женщина, член государственной делегации экспертов и руководителей промышленности и сельского хозяйства, прибывших в страну на предстоящие переговоры. Секретарь быстро взял из моих рук документы и в явном замешательстве, заискивающе улыбаясь, передал их женщине со словами:

— Я дал их моему сотруднику ознакомиться.

Мне стало понятно, что первый секретарь по каким-то причинам не желает посвящать женщину в свои намерения иметь копии с этих документов. И хотя поведение секретаря показалось мне очень странным, особого значения этому я тогда не придал.

Спустя полчаса секретарь пришел в мою рабочую комнату, бегло осмотрел еще влажные копии и под предлогом срочности взял их с собой.

Через два дня поздно вечером в дверь комнаты, где я проживал, тихо постучали. У меня в это время слушали джазовую музыку, передаваемую по приемнику, оба шифровальщика.

— Входите, пожалуйста! — громко произнес я, приглушив звук.

Однако за дверью никто не отозвался. Тогда я вскочил и резко распахнул дверь. Там никого не оказалось. Бросив взгляд на лестницу, я увидел поспешно сбегавшего первого секретаря. На мой оклик он обернулся, через плечо с явным смущением сказал, что зайдет в другой раз, и скрылся за поворотом лестницы. «Что-то здесь явно не так! — подумал я, возвращаясь в комнату. — Что его могло напугать? Хотел зайти, видимо, по делу и вдруг… Вероятно, не пожелал говорить при шифровальщиках».

На следующий день около десяти часов вечера в дверь вновь постучал секретарь.

— Прошу извинить меня, коллега, за поздний визит, — подчеркнуто дружески начал он, осматривая комнату. — Никак не мог зайти раньше, задержался на работе. Надеюсь, не помешал?

— Нисколько, господин секретарь! Проходите, пожалуйста, — пригласил я, указав на стул, про себя же подумал: «Его поведение весьма трудно объяснить. Необычное, настораживающее. Заковыристый тип. Все у него не как у всех. Никто в посольстве так поздно не работает».

Секретарь снял шляпу, расстегнул пальто, поста вил на стул объемистый портфель, осторожно извлек из него пистолет и протянул мне.

— Вот это лежало в пустом сейфе, который занесли в мой кабинет. Я пробовал перезарядить его, но в нем что-то заедает, — настороженно сказал он, устремив на меня сквозь массивные роговые очки холодные, немигающие глаза.

— Как он мог оказаться в сейфе? Весь инвентарь посольства давно просмотрен и взят на учет, — удивился я.

— Сейф стоял в подвале, и им до сих пор никто не интересовался. Только сейчас нашли к нему ключи.

— Смотрите, у пистолета нет одной щеки на рукоятке. Возможно, он даже заряжен, — произнес я, пытаясь разрядить его, но заряжающая часть пистолета не поддавалась.

— Мне это тоже не удалось. Вот я и решил обратиться к вам. Вы бывший военный, наверняка оружие знаете лучше меня.

— Хорошо, я займусь им, господин секретарь. Прежде всего надо будет проверить, не заряжен ли он.

Я осторожно положил пистолет на стол открытой частью рукоятки кверху, достал из ящика тоненькую отвертку и кусок проволоки.

— Хочу измерить длину ствола. Нужно убедиться, нет ли там патрона.

— Ну, я пойду, время позднее, а мне еще надо добраться домой, — заспешил секретарь, протягивая мне руку.