— Взять реванш, — рычу я.

— Предполагаю, что это как-то связано с…

— Да, это связано с гребаной Чейз. И я знаю, что должен поблагодарить тебя за то, что ты дал ей мой номер, так что можешь перестать стоять там и так ухмыляться. Меня так и подмывает, блядь, стереть эту ухмылку с твоего гребаного лица.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, что если бы ты потрахался… то мог бы быть менее злым все время? — В конце его голос становится очень высоким. Требуется колоссальное усилие, чтобы не надрать ему задницу до синяков прямо здесь, на лестнице. Он не знает, что я трахался с Чейз. Я не сказал ни слова, а его даже не было дома прошлой ночью.

— Как эякуляция внутри какой-то случайной девки заставит меня меньше злиться на Чейз?

— Ты мог бы просто трахнуть Чейз. Только сначала сделайте тест на ЗППП. Убедись, что она принимает противозачаточные. Откажись от резинки. Ненавижу эти гребаные штуки.

Хорошо. Это слишком близко к истине. Я сердито смотрю на него, двигая челюстью.

— Мы все ненавидим эти штуки, придурок. Они никому не нравятся.

— Теперь ты злишься из-за резинок?

— Да. Я в ярости из-за всего. И это все твоя гребаная вина. — Я сердито выдыхаю через нос струю воздуха, щурясь на него, пока снова обдумываю, не врезать ли ему кулаком по лицу, а затем поворачиваюсь и продолжаю свой спуск на первый этаж.

Дэш следует за мной.

— Эй, что, черт возьми, у тебя на запястье?

— Что?

Он показывает пальцем.

— Это браслет дружбы?

— Нет.

— Тогда что это?

Засовываю руку за спину.

— Не твое собачье дело.

«Если он, блядь, засмеется, я убью его. Если только попробует, блядь, засмеяться, клянусь Богом…»

Дэш умный парень. Он видит, как мой внутренний монолог отражается на моем лице, и не смеется.

Отстой.

— Если хочешь прокатиться в гору, твоей заднице лучше быть в машине в ближайшие пятнадцать секунд, или я поеду без тебя.

***

Сегодня нет урока английского. И никакой экономики, а значит и никакой Чейз. Расписание каждого ученика Вульф-Холла доступно на портале академии — мне даже не нужно было, чтобы Рэн взламывал школьные системы для получения этой информации, — и я уже знаю, что у меня нет другого занятия с Чейз до утра пятницы. Я должен быть рад этому факту. Должен был бы вообще забыть о ней — в этом и был весь смысл того, что между нами был просто секс, — но я все еще так взбешен ее сообщением, что на самом деле хочу встретиться с ней. Поэтому ищу ее везде, куда бы ни пошел. От математики до истории я вглядываюсь в каждое лицо, мимо которого прохожу, ожидая, что это будет ее лицо. История фотографии. Съемки на стоянке. Я даже заглядываю в «Вопящий Бин» во время ланча, чтобы посмотреть, не сидит ли она в одной из кабинок с Элоди или Кэрри, но ее нигде не видно.

Весь день я почти не обращаю внимания на то, что меня окружает, ожидая выброса адреналина, когда я, наконец, увижу Чейза. Только она словно призрак. И, наконец, в конце дня я вижу ее, когда выезжаю со стоянки, Дэш сидит слева от меня, Рэн на заднем сиденье.

Я нажимаю на тормоза резче, чем обычно, и Рэна чуть не падает вперед, в пространство для ног.

— Какого хрена, чувак! С ума сошел?

Поднимаю ручной тормоз и выхожу из машины.

Дэш опускает окно и высовывается, крича мне вслед.

— Куда, черт возьми, ты идешь? Я умираю с голоду!

— Я оставил ключи в замке зажигания?

Он проверяет. Недоверчиво хмурится на меня.

— Да?

— Тогда, черт возьми, езжайте домой. — Я не задерживаюсь, чтобы увидеть выражение его лица, хотя уверен, что оно бесценно. Дэш знает, что любое предупреждение, которого он ожидает от меня, уже подразумевается: если он, черт возьми, хотя бы поцарапает эту машину, то будет есть через соломинку до конца своей жалкой жизни.

Быстро пересекаю парковку и огибаю академию с другой стороны, направляясь в ту сторону, куда шла Чейз, когда краем глаза заметил ее. Я почти ожидаю, что девушка растворилась в воздухе, но нет. Сворачиваю за угол, и она там, спускается по крутому склону, ведущему к лабиринту Вульф-Холла.

Старая потрепанная брезентовая военная сумка висит у нее на плече, отскакивая от задней части ног, когда девушка идет. Густые рыжие волны ее волос раскачиваются из стороны в сторону. Сегодня тепло, по-настоящему тепло, и видение бусинок пота, стекающих по изгибу ее шеи сзади, заполняют мою голову.

Воспоминание, а не мое воображение.

Я почти чувствую слабый привкус соли на кончике языка, когда бегу за ней вниз по склону. Одному богу известно, как ей удалось так далеко опередить меня. К тому времени как догоняю ее, Пресли уже у входа в лабиринт. У нее полно времени, чтобы зайти внутрь, но девушка просто стоит там, глядя на высокие стены живой изгороди, вцепившись в ремешок своей сумки…

Она даже не косится на меня, когда я подхожу к ней.

Пресли щурится, прикрывая глаза от солнца. Я прослеживаю за ее взглядом, хотя и не могу сказать, на что, черт возьми, она смотрит. Все, что я вижу — это голубое небо.

Девушка первая нарушает молчание.

— Значит, это он?

Я делаю долгий вдох.

— Кто он?

— Это и есть тот самый лабиринт?

О. Я сцепляю пальцы за головой, баюкая свой череп, и рассматриваю раскалывающиеся пути, которые лежат перед нами.

— Нет. Это просто лабиринт.

— Ты боишься его?

— Почему, черт возьми, я должен бояться?

Теперь она смотрит на меня, не впечатленная.

— Я прочитала твою главу, тупица. Ты был в ужасе от него.

— Ты пьяна? — Я холодно смеюсь.

Девушка выпячивает нижнюю губу, щурясь на меня. Мне не нравится, как она смотрит на меня — как будто видит насквозь мой блеф, и я уже должен просто сдаться.

— Думаешь, у тебя есть право подвергать меня психоанализу, потому что прочила кое-что из того, что я написал, и это тебя немного напугало?

Кончики ее волос касаются спины, почти до талии, когда девушка медленно качает головой.

— Страх, выпрыгивающий из тех страниц, был не моим, — говорит она как ни в чем не бывало.

— Что это значит?

Она обдумывает свой ответ, а потом выдает что-то настолько неудовлетворительное и неприятное, что мне хочется встряхнуть ее.

— Ничего. Забудь об этом, Пакс. Это ничего не значит.

— Трусиха.

Она роняет свою сумку на землю и откидывает голову назад, издавая взрыв смеха, который удивляет меня до чертиков.

— О-о-о, отлично. Не думаю, что я здесь трус, не так ли, дружище?

— Господи. Только не это снова.

— Что, ты все еще не считаешь нас друзьями? — Она проводит пальцем по цветному браслету, который все еще обвивает мое запястье, слегка игриво дергая его. — Просто прими это. Это же очевидно.

— Ты бредишь.

— Мы тусовались. У нас был секс…

— Осторожно.

Она игнорирует холодное предупреждение в моем голосе.

— Если мы не друзья, тогда мы что-то другое. Если не будешь осторожен, то начну думать, что я тебе действительно нравлюсь.

— Господи, ты действительно не знаешь, когда нужно замолчать, не так ли?

Девушка высовывает язык — детский, игривый жест, призванный спровоцировать. Но я вижу влажность ее розового языка, и единственное, что это вызывает — это стену жара. Черт возьми, почему мое гребаное тело ненавидит меня? Почему мой разум сразу же показывает мне, каково это — схватить ее сзади за шею и засосать этот маленький, нежный розовый язычок в свой рот?

Какой гребаной цели это служит?

— Мы немного больше, чем просто случайные знакомые, Пакс, — мягко говорит она.

— Чего бы я только не отдал, чтобы быть совершенно гребаными незнакомцами.

— Если бы ты хотел, чтобы мы были незнакомцами, то не трахнул меня прошлой ночью. Ты определенно не стал бы выпрыгивать из своей машины и гнаться за мной по ста метрам лужайки.

— У нас было соглашение. Перестань говорить о сексе. И я пришел сюда не для того, чтобы поболтать, потому что мы приятели.