«Было довольно прикольно», – сказала Лила.

«Ага».

Ну да, ну да.

Был вечер. Я тусовалась в своей комнате, где же еще. Лежала на кровати под одеялом, как в дарующем защиту иглу, и смотрела видео на телефоне. В первый раз просмотр казался несколько отвратительным, но я смотрела снова и снова, как будто какая-то внешняя сила меня заставляла. И вот, снова выходило так, что я просматривала страницу, на которую заходила в последнее время частенько. Там была куча видео. Белые мужчины и черные женщины, белые женщины и черные мужчины, старые женщины и молодые мужчины, молодые женщины и старые мужчины, секретари и начальники, женщины в свадебных нарядах, учителя, сантехники, свидания в такси, на улице, в бассейне, на берегу, в лесу, в офисе, в спальне, на диванах, на кухне, в туалете, в ресторане, на теннисном корте, в поездах.

Я смотрела на девушку с хвостиком, которая сделала что-то нехорошее. Мужчина, у которого были седеющие волосы на груди и дряблые грудные мышцы, рассердился на нее, и попросил девушку задрать юбку, потому что она заслужила порку.

Я хотела досмотреть видео до конца, хотя примерно знала, что будет дальше.

Сердце мое билось быстро.

Мне было стыдно смотреть на эту непропорциональную пару, на этих незнакомых людей, говорящих перед камерой на странном языке. Одновременно я боялась, что попадусь, что будет разговор, потому что я явно делала нечто запрещенное.

Я болела. От моей болезни не было лекарств.

Я смотрела вещи, от которых хотелось блевать. Картинки, которые являлись во сне и от которых я просыпалась посреди ночи в поту.

У меня было навязчивое желание делать то, чего я делать не хотела.

Я этого не понимала. Я не понимала себя.

Я ничего не могла с собой поделать. На самом деле не могла. Я расстраивалась за девушку, раздевающуюся на экране, расстраивалась, что ее наказывали, расстраивалась, что я не она, потому что меня никто не мог отстегать.

Я жалела ее и одновременно немного завидовала, как бы странно это ни казалось. Глядя на подобных девушек и взрослых мужиков с их грубыми, жесткими ласками, безумными глазами, розовыми раскрытыми ртами, я прокручивала это в своей голове, ложась спать или пытаясь сосредоточиться на словах учителя в школе.

Еще новое видео. И еще одно.

Я сходила с ума.

Я не могла прекратить.

Когда я смотрела момент, где ученица входит в класс и встречает одетого в пиджак учителя, который недоволен, что девочка не усвоила тему, я заметила, что дышу чаще, как будто я взбиралась на гору. И когда девочка – в полосатых гольфах и, конечно же, с хвостиком – стала объяснять, что хотела бы исправить отметку, а учитель ослабил галстук, обдумывая ответ, я начала ласкать себя пальцами.

Я не могла сопротивляться их плану, я позволяла пальцам скользить между ног. Я не заканчивала то, что начала: я этого хотела. Я досмотрела эпизод, завершившийся на парте, другой, очень похожий, потом видео со стройным, почти лысым мужчиной и невинной няней. Моя рука под одеялом двигалась все более решительно. Это длилось и длилось, я продолжала ласки и в конце была совершенно вспотевшая и как будто приклеенная к простыне.

В наушниках я слышала, как эти миниатюрные девушки стонут, а упитанные потные мужчины пыхтят и сообщают, что они хотели делать дальше. Они обращались с девушками, как с живыми дышащими куклами, поворачивали их и поднимали на стол и к доске, и ставили на колени в молитвенную позу.

Я учила английский. Так я это себе обосновала. Слушала диалоги, стоны и пыхтение.

Когда я выключила телефон и попыталась успокоиться, все, что я видела, показалось очень глупым.

Эта деланая страсть и выпученные глаза.

Это не может быть правдой, но все-таки это так.

Хотя я закрыла глаза, ролики крутились в голове и не давали мне покоя.

Затем этот день настал. Я получила работу в качестве няньки. Мария, не знаю фамилии, спросила у мамы, не смогу ли я один вечер посидеть с Венлой, потому что ей нужно было провести занятие, и она не нашла никого, кто мог бы приглядеть за ее дочкой в это время.

Я была обязана согласиться. Если бы я отказалась, мама бы удивилась, почему мне не нужны деньги.

Я пришла заранее, потому что Мария хотела, чтобы Венла познакомилась со мной перед тем, как она уйдет в фитнес-центр и оставит дочь на меня. По-моему, это была хорошая идея, потому что я понятия не имею, что делать с маленьким ребенком.

Войдя в прихожую, я сразу получила порцию объятий от Марии, и, хотя я бы могла предвидеть заранее, это заставило меня оцепенеть. Я услышала возглас «чудесно» четыре раза за минуту.

Венла была похожа на маму. Энергичная и громкая. Ее любимой игрушкой был айпад. Она смотрела по нему видео про медвежонка Ти-Ти, про этого простодушного медведя, у которого были вязаные уши и морда и который с нездоровой одержимостью постоянно пел.

Так он еще был настоящий. Помню, ребенком была на концерте, где такой же медведь танцевал на сцене с длинноволосой женщиной и напугал меня так, что я полезла прятаться под стул. Это существо было по меньшей мере два метра ростом, и у него был друг такого же размера, и оба они выглядели голодными и с нарушениями развития.

Мария дала мне инструкции и рассказала, как менять подгузник и где найти детскую еду, хотя вряд ли мне пришлось бы кормить ее, потому что перед уходом Мария уложила дочь, и мне нужно было только караулить ее сон.

Как нефиг делать. Легче, чем я думала.

Сначала я смотрела телевизор. Если бы из детской послышался плач, мне нужно было бы пойти туда, но сейчас все было спокойно.

Мария приготовила мне перекус. Я пошла за хлебом с сыром, соленым огурцом и еще чем-то зеленым сверху. Я выбросила огурцы и зелень. Мне не хотелось есть, но было бы невежливо ничего не съесть.

Я вернулась к телеку и стала листать каналы туда-сюда. Заметила, что накрошила себе на грудь.

Наверное, это было непозволительно, потому что дома у Марии всегда было чисто. Даже игрушки Венлы не валялись на полу, а были сложены в коробку рядом с диваном. Я даже засомневалась немного, можно ли в них играть.

По правде говоря, Мария была похожа на свой дом и наоборот. Я никогда не видела ее без тщательного макияжа. Иногда, когда она заходила к нам вместе с мамой после спорта, то была сразу после душа, но и тогда успевала приводить лицо в порядок.

Глаза, губы и кожа. Все было идеальным. Где же она красила ресницы? В машине по дороге к нам?

Мама даже на праздники никогда не выглядела идеально. Никогда. Ей не хватало терпения довести макияж до блеска.

Эти сотни кабельных каналов…

Сами, ясное дело, нуждался в просмотре телевизора. Сейчас он был на работе. Серьезный и спокойный Сами. Светлые волосы и светлая щетина, которая ни в коем случае не была неряшливой.

Нужно признать, что я хотела бы быть Марией. Хотя бы немного. Совсем чуть-чуть. Я думала, каково это быть на ее месте, в ее жизни, работе, великолепном доме, обставленном в похожем на нее саму стиле.

И я была здесь. Я была почти как она.

Почти.

Я, мои дурацкие мысли и фантазии.

Тем не менее, я не могла не представлять, каково это быть женой Сами, и ощущала подкрадывающуюся ревность, что это невозможно.

Ни сейчас, ни в будущем.

А каково было бы быть Марией? Вероятно, чудесно. Чудесно.

Об этом я время от времени мечтала. Тогда, когда лежала с закрытыми глазами в кровати и гладила живот и бока так же, как Сами гладил Марию (ну или как я себе это представляла) в их постели, подушки на которой были разложены в строгом порядке, и цвета гармонировали друг с другом. Белый и серый. На наволочках были черные фигуры и красивые слова.

Любовь. Гармония. Умиротворение.

Что-то я, кажется, заскучала.

Верно, заскучала.

Я думала о вещах, о которых нельзя думать. Я думала о Сами, как будто он рядом, ласкает мою шею, скользит рукой ниже.