Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Дине нравилась Светлана. Стройная, легкая, она и дело свое делает как-то изящно и тонко. Разрумянится, словно от искр, что колючим снопом хлещут из-под шлифовального круга, и… душа радуется на нее смотреть. Нет, конечно, и не здесь загвоздка.

«Разве что новенький…»

Длинноволосый, нежнолицый паренек сосредоточенно брал со ската заготовку, ободранную на предыдущей операции, закреплял ее, включал станок, и вот уже вьется синей струйкой стружка, и поднимается дымок от заготовки, от резца. Остановил станок, берет калибр, дзинь-дзинь, кидает его на валик. Замерил, снял, катнул по скату и берет новую заготовку.

— Коля, слушай меня…

Парнишка вскинул черные брови.

— …Вот ты закончил один вал и сразу же ставь на станок следующий. И пока он обтачивается, пока у тебя руки свободные, в это время и замеряй готовый валик. Тем самым сэкономишь время на замеры.

— Так, так, так, — хлопая длинными ресницами, соображал Коля. Подергал пушок на верхней губе и крутнул головой: — А ведь и правда что… Усек!

«Забавный какой, — подумала Дина. — Но дело тут, конечно, не в замерах. Ну, выкроит он несколько секунд, а ведь теряется-то целая минута… И теряется именно здесь, на этом рабочем месте. Справа вон гора заготовок, а слева ждут не дождутся…»

И снова со всех сторон принялась прикидывать, засекать время. И, уже почти уяснив, в чем дело, все еще не хотела верить своим расчетам…

А ведь если честно, если не кривить душой, то… еще в самом, начале обхода подумала: вдруг опять Парамонов? Но все отгоняла, отгоняла эту мысль. И вот убедилась…

Но даже и теперь Дине не хотелось смотреть в ту сторону, откуда надвигалась на бедного Колю гора недоделанных, уродливых валиков.

Дина топталась на месте, в висках стучало, и мысли, обрывочные, путаные, мелькали одна за другой.

«Неужели опять напился?..»

«Ведь я уже решилась, ведь мысленно сказала «согласна…»

«Неужели опять обманулась? Неужели опять?..»

«Господи, господи, я совсем схожу с ума. Как могла решиться на такое?..»

«А что впереди?.. Общежитие… Одиночество…»

«Согласна» — это ты себе сказала, в уме. Ему-то ты сказала «нет», решительно сказала — не мудрено, что напился…»

Стиснув зубы и подняв голову. Дина направилась к станкам Парамонова.

— Остановите сейчас же. Остановите станки. Что вы гоните, не замеряя! Ведь завысили размеры, неужели не видите?

— Завысил… размеры… — повторил за ней Парамонов, видимо, с трудом уясняя, о чем речь. Дремучая щетина, над бровью ссадина: упал, поди, или подрался с кем-нибудь.

— Боже, боже мой! — Дина сама надавила на красную стоп-кнопку, и станок остановился. — Вот вы наворочали их целую гору, валиков. И все они никуда не годные. Коля вон запарился: снимает за вас то, что вы должны снимать. Дайте калибры…

Ни один калибр и близко не был к размерам валика.

— Смотрите, что вы делаете.

Парамонов моргал голубоватыми глазками, и в них была такая тоска и горечь, что казалось — он сейчас может заплакать, зареветь в голос этот здоровенный мужчина.

Изо всех сил Дина убеждала себя в том, что тоска эта не от чего-то другого, а от выпитого, пьяная тоска, а потому грош ей цена; убедив себя в этом, Дина каким-то изменившимся, глухим голосом сказала:

— Вот что, Сидор Федорович, — хватит. Я отстраняю вас от работы. Сегодня же скажу об этом начальнику цеха. Всему есть предел… Довольно! Слышите?..

— Мы бы тебя любили… — произнес он почти шепотом. — Мы бы тебя на руках… — выдохнул он.

— Все, все! Молчите! — воскликнула Дина, чувствуя, как по сердцу жгуче полоснула жалость. — Не хочу! Не хочу! Не могу… — и даже уши руками зажала.

Парамонов неуклюже потоптался на месте, покрутил своей большой головой, потом стал снимать замасленный фартук.

Дина смотрела, как удаляется широкая сутулая спина, и едва сдерживалась, чтобы не броситься вслед и не закричать: «Нет, нет! Не слушайте меня! Не слушайте, ради бога! Не уходите!..»

Кое-как добралась до конторки, присела на стул и оцепенела. Пусто было в голове, пусто на душе.

И только вздрогнула, когда в приоткрывшуюся дверь просунулась голова Светланы.

— Дина Львовна, — встревоженно проговорила девушка, — линия остановилась…

— Да, да, — сказала Дина. — Я сейчас.

Чем только не приходилось заниматься Дине в эту зиму!.. Доставала заготовки и инструмент, ругалась с ремонтниками, таскала на себе детали, настраивала станки, выслушивала разгоны начальства, жалобы и просьбы рабочих, вникала в каждым пустяк. А вот самой становиться за станок еще не приходилось.

Дина чувствовала, что рабочие поглядывают в ее сторону.

Наведя кое-какой порядок на рабочем месте Парамонова, Дина заставила себя сосредоточиться, выверила и снова закрепила резцы, установила на обоих станках голубоватые заготовки. Теперь закрепить их… Повернула рукоятку, и станок как бы облегченно вздохнул — это сжатый воздух надежно зажал, закрепил надвинувшимся центром валик.

Теперь… черная пусковая кнопка, щелчок, взрыв мотора, и резцы хищно поползли на заготовку. Еще мгновение, и все четырнадцать резцов впиваются в подрагивающий голубоватый металл. Не отнимай руки от суппорта, и по тебе пробежит напряжение станка, глухой стон разрезаемой стали, упругая дрожь механизмов.

Сверху на деталь тоненькими струйками льется белая охлаждающая эмульсия; четырнадцать сизых локонов, дымясь паром, завиваются над лезвием резцов. Пошло. Теперь — к другому…

А минуту спустя уже первый валик, тепленький, весь в капельках эмульсии, будто выкупанный в парном молоко, покатился по скату к Колиному рабочему месту.

Не успела Дина передохнуть, как новый валик уже поблескивал в чреве другого станка. Поворот черной рукоятки, станок сожалеюще вздыхает, разжимает свои механические руки и отдает деталь Дине. Дина передает ее Коле, тот — Иванову… И еще с десяток рук так же снимут деталь со ската и, преобразив, отпустят дальше. И валик будет катиться, катиться, пока не достигнет совершенства на шлифовальном станочке Светланы.

Линия гудела, линия работала, гул ее вливался в общий гул цеха. Все свое внимание, все мысли Дина сосредоточила на том, чтобы не ошибиться, чтобы взять, закрепить, повернуть, замерить и поправить именно то, что нужно в данную секунду. Даже не заметила, как подошел конец смены.

Коля вдруг распрямился, вытер рукавом пот, держа грязную ладонь подальше от распаренного лица:

— Ну и ритмик вы задали, Дина Львовна…

Надо было прибирать рабочее место, сдавать смену, идти к начальнику цеха, делать множество необходимых мелких дел.

И когда через час, управившись с делами, Дина направилась к проходной, то, вспомнив Парамонова, почему-то подумала — он ждет ее там, за проходной. Увидев, подойдет, начнет оправдываться, извиняться, заверять…

Но никто не ждал ее за проходной.

Дина постояла немного, посмотрела вокруг и медленно пошла по пустырю в сторону общежития.

«Мы бы вас любили… Мы бы вас на руках носили…» — вновь и вновь вспоминалось ей.

А на пустыре шумела стройка, росли этажи, сигналили воздетые в небо краны, рычали экскаваторы, бульдозеры и самосвалы, радостно перекликались новоселы, разгружая шкафы, кровати, зеркала… На куске еще недавно голой, пустынной степи обосновывалась новая жизнь.

Вячеслав Шугаев

АРИФМЕТИКА ЛЮБВИ

«…этот бедный приют любви, любви непонятной, в какое-то экстатическое житие превратившей целую человеческую жизнь, которой, может, надлежало быть самой обыденной жизнью…»

И. А. Бунин. «Грамматика любви»

Жена давно болела, он давно знал, что — неизлечимо, и уже как бы притерпелся к предстоящей пустоте.

За гробом шел со спокойным, серым лицом — даже хлесткая октябрьская крупа не выбила живой кровинки. Шел твердо; остро, без прощального тумана в глазах, смотрел на покойницу. Сухой крупчатый снег синё набился в складки простыни и — в изголовье, вокруг ее черно-красного платка. Но бледный, желтоватый лоб, белые, костистые скулы и нос снег не тронул. «Потом полотенцем обмахну. Ладно, хоть не дождь. Нехорошо бы ей было». Справа, под руку с ним, шел Веня, их старший, беленький, долговязый, изревевшийся до икоты. Младшего, Васька́, он вез на санках, и тот, укутанный соседками в тридцать три одежки, сидел квашонкой, важно и гордо поглядывал по сторонам сизыми, материнскими глазищами.

90
{"b":"833002","o":1}