Открыл съезд Ишин и сразу же предоставил мне слово для доклада «О международном и внутреннем положении». Сделать такой доклад мне было нетрудно. В продолжение нескольких лет приходилось сотни раз делать доклады на эту тему.
В докладе для антоновцев нужно было только заострить положения и формулировки в сторону, желательную антоновцам.
После доклада начались выступления делегатов с мест, в которых делались сообщения о положении в том или ином районе. Я все время задавал выступавшим вопросы, ответы на которые уточняли состояние антоновщины в различных районах. Секретаря съезда я просил как можно подробнее записывать выступления делегатов с мест (ВЧК должна получить самое полное представление о положении у антоновцев).
В своих выступлениях делегаты просили меня поставить перед ЦК вопрос о помощи им оружием и присылкой отрядов повстанцев из других областей страны. Я обещал им это сделать.
— В ЦК, — говорил я, — есть договоренность с Нестором Махно о присылке отрядов его армии в Тамбовскую губернию. Он хотя и анархист, но по всем вопросам сотрудничает с эсерами как главной антибольшевистской силой. Я ускорю присылку к вам первого боевого отряда Махно.
Делегаты съезда одобрительно встретили это мое заявление.
Были приняты резолюции, в которых ясно выражалась антисоветская сущность антоновщины.
Протоколы и резолюции съезда, написанную по моему указанию «Историю антоновского движения» и другие материалы при отъезде в Москву я взял с собой «для ЦК» и сдал в ВЧК.
Когда началась самая ответственная часть съезда — выборы делегатов, меня чуть было не постигла неудача. Все выдвигаемые кандидаты под разными предлогами отказывались от поездки на съезд. Одно дело находиться на своей территории, под охраной бандитских штыков, а другое — поехать в Москву: ведь там ЧК!
Создавшееся положение сильно озадачило меня. Я некоторое время соображал, что же делать, какие меры предпринять, чтобы выполнить свою задачу. Выход был один — разыграть роль грозного эмиссара центра.
Но я не только играл роль разгневанного «члена ЦК». Я и на самом деле был до крайности разгневан: срывалось выполнение основной моей задачи.
Я грохнул кулаком по столу и повышенным тоном заявил:
— Так вы же трусы! Вы срываете объединение всех антибольшевистских сил в стране. Если это произойдет, мы объявим вас дезертирами и изменниками. — Делегаты съезда сидели не шелохнувшись. — Так как вы не можете договориться о посылке делегатов на съезд, я, как «член ЦК», на основании данных мне полномочий и в интересах дела отменяю выборы и назначаю делегатами на съезд Ишина и Эктова…
Съезд одобрил мое решение. Ишин и Эктов без всяких возражений подчинились моему приказу.
Съезд закончил свою работу вечером.
На следующий день (в один из последних дней июня) я, Ишин и Эктов в сопровождении 20 отборных бандитов, взятых нами для «получения оружия», верхом двинулись в сторону Тамбова. Ехали лесными тропами, с опаской: того и гляди нарвешься на разъезд красных. Выехав из леса, оставили лошадей и в город вошли небольшими группами.
В Тамбове собрались в условленном месте, находившемся под негласной охраной чекистов. Сославшись на необходимость переговорить с Москвой по телефону, я поспешил к полномочному представителю ВЧК и доложил о выполнении задания.
— Чисто сделано. Замечательно, товарищ Муравьев! — обрадовался тот.
Действительно, вывезти из расположения банд первого политического руководителя антоновцев Ишина и одного из главных военных руководителей мятежа Эктова — это была большая удача.
Вернувшись к антоновцам, я застал там молодого вихрастого Петьку, который вручал «делегатам» и посланцам за оружием документы и железнодорожные билеты. Бандиты и не подозревали, что Петька — порученец полномочного представителя ВЧК.
Путь от Тамбова до Москвы проделали без происшествий.
С вокзала в Москве я позвонил в отдел по борьбе с контрреволюцией ВЧК, Т. Д. Дерибасу. О предстоящем нашем приезде он уже знал и поручил мне отправить Ишина и Эктова на конспиративную чекистскую квартиру.
Явившиеся на вокзал сотрудники ВЧК повезли группу боевиков в учреждение, от работников которого якобы зависело получение оружия. Привезли они их на Лубянскую площадь в комендатуру ВЧК и арестовали.
Я отправился в ВЧК и доложил о результатах полуторамесячного пребывания у антоновцев.
Ишину и Эктову сказали, что на «всероссийский повстанческий съезд» они опоздали. Он закончил свою работу, и его участники разъехались по местам. Но съезд избрал «центральный повстанческий штаб», которому Ишин и Эктов должны сделать доклад.
Вечером в тот же день на конспиративной чекистской квартире в районе Цветного бульвара состоялось заседание «центрального повстанческого штаба». Председательствовал член коллегии ВЧК А. Х. Артузов, секретарем был Т. Д. Дерибас. На заседании было человек пятнадцать.
Сначала было заслушано мое сообщение о поездке к антоновцам, о созыве у них губернского съезда, о решениях съезда и выборе двух делегатов на «всероссийский съезд». Этих делегатов — Ишина и Эктова — я и представил «штабу». После этого слово для доклада о положении на территории антоновцев, об их борьбе против большевистской власти и о задачах, которые они себе ставят на ближайшее время, было предоставлено Ишину, а для содоклада — Эктову. Докладчики обстоятельно осветили обстановку и положение антоновщины. Их доклады подробно записывались. Члены «штаба» задали докладчикам много вопросов. Вопросы задавал им и я, для того чтобы «делегаты» в присутствии работников ВЧК рассказали то, что мне казалось интересным для характеристики антоновцев и их контрреволюционной деятельности. Ишин рассказал, каким жестоким, страшным мучениям мятежники подвергали захваченных в плен коммунистов и красноармейцев.
После заседания «штаба» Ишин и Эктов были арестованы.
В лице Ишина был обезврежен один из главных руководителей антоновщины. Это был злобный, непримиримый, не раскаявшийся враг Советской власти. Он был расстрелян.
По-другому обстояло дело с Эктовым. Во время следствия Эктов, признавший полностью свою вину и раскаявшийся, дал обширные показания. Ценность показаний определялась тем, что Эктов, числившийся в должности помощника начальника «Главоперштаба» антоновцев, фактически был начальником штаба. Он разрабатывал планы боевых операций, составлял оперативные приказы и хорошо знал командный состав антоновцев. Учитывая чистосердечное раскаяние Эктова и ценность данных им показаний, Ф. Э. Дзержинский высказался за помилование Эктова, что и было сделано.
После этого Эктову поручили принять участие в выполнении важного задания по разгрому последней крупной антоновской банды под командованием Ивана Матюхина[46].
Процесс разложения и ликвидации остатков антоновщины шел полным ходом. К началу августа 1921 года мятеж был ликвидирован.
Сам Антонов приблизительно через год после разгрома мятежа, 24 июня 1922 года, был убит в перестрелке с отрядом М. И. Покалюхина, созданным Тамбовским губотделом ГПУ для поимки главаря мятежников[47].
Вскоре после завершения операции по вывозу в Москву антоновских «генералов» мне сообщили, что меня хочет видеть Феликс Эдмундович Дзержинский.
Эта встреча произвела на меня неизгладимое впечатление.
Когда я вошел в кабинет Ф. Э. Дзержинского, он встал из-за письменного стола и с приветливой улыбкой пошел мне навстречу, протянул руку и сказал:
— Здравствуйте, товарищ Муравьев! Мне рассказывали интересные вещи о вашей поездке к антоновцам. Расскажите, пожалуйста, теперь об этом сами.
Зная заранее, что мне предстоит встреча с Феликсом Эдмундовичем, я тщательно подготовился к докладу. Но вместо доклада у нас произошла самая живая, непринужденная беседа.
— Самое главное, на чем я вас прошу поподробней остановиться, — говорил Ф. Э. Дзержинский, — это вопрос о том, как к антоновцам относились и относятся тамбовские крестьяне. И почему антоновцы так крепко и так долго держались в Тамбовской губернии? В чем была их главная опора?
