Одновременно, словно в подтверждение того, о чем говорилось в докладной записке в Наркомпрос, в ВЧК поступали донесения от пограничных чрезвычайных комиссий о попытках иностранных дипломатов и коммерсантов, а также русских белоэмигрантов контрабандным путем провезти за границу редкостные музыкальные инструменты.
Ветеран-чекист Л. Б. Ривин в связи с этим вспоминает:
«В 1918 году Ф. Э. Дзержинский направил меня на работу в город Оршу в качестве председателя пограничной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и бандитизмом. Инструктируя меня о предстоящей работе, он просил обращать внимание на контрабандный провоз за демаркационную линию художественных ценностей, в частности музыкальных инструментов знаменитых иностранных и русских мастеров. Такие ценности, говорил Феликс Эдмундович, являются достоянием народа. Они подлежат конфискации и передаче в Москву, в Наркомпрос. Указания Дзержинского оказались своевременными.
Вскоре после начала работы в Орше ориентированные мной сотрудники ЧК при осмотре багажа одного коммерсанта обнаружили скрипку внутри игрушечного медвежонка. Иностранец считал, что мы люди некультурные и в музыке не разбираемся. Он сказал нам, что скрипка детская и стоит она гроши. Однако уловка буржуазного дельца не удалась. Среди сотрудников Оршанской ЧК был музыкант, которого мы и попросили посмотреть скрипку и поиграть на ней. Не успел он несколько раз провести смычком, как вокруг него стали собираться пассажиры. После того как он сыграл несколько вещей, к нему подошел другой иностранец. Осмотрев скрипку, он воскликнул: «Где вы взяли такой шедевр, ей цены нет?! Это скрипка знаменитого итальянского мастера Страдивариуса!»
Скрипка была конфискована и с нарочным отправлена в Москву».
Казалось, что сигналы, предостерегающие об утечке музыкальных шедевров из страны, не будут услышаны в водовороте разыгравшихся трагических событий, вызванных бешеным сопротивлением свергнутых революцией эксплуататоров. Однако сигналы эти были услышаны. Выдающиеся революционеры и страстные любители музыки и всего прекрасного на земле А. В. Луначарский и Ф. Э. Дзержинский, несмотря на колоссальную занятость государственными делами, приняли действенные меры по спасению ценнейших музыкальных инструментов.
5 ноября 1918 года в газете «Известия» был опубликован циркуляр ВЧК № 79 «Меры против расхищения художественных ценностей».
«В целом ряде губерний, уездов, волостей, — говорилось в циркуляре, — где помещалось то или иное богатое имение, бывшие господа положения, имея средства, свободное время и т. д., собрали в свои руки… колоссальное количество принадлежащих народу ценностей, как-то: художественных картин, портретов, гравюр и всякого рода художественной посуды (вазы, серебро), больших и ценных по содержанию библиотек и т. п. Много художественных ценностей во время революции было разграблено и припрятано и т. д.
Все это накопленное добро ныне Советским правительством объявлено народным достоянием, которое комиссариат народного просвещения собирает, систематизирует и распределяет для общенародного пользования, организуя народные библиотеки, картинные галереи, музеи и т. п.
Мешают этому целый ряд хищников, мародеров, расхищая, скрывая по домам и, что хуже всего, вывозя за границу эти нужные для молодой социалистической республики ценности.
ВЧК предписывает всем губернским, уездным, и в особенности пограничным, ЧК принять решительные меры борьбы против бессовестного хищения народного достояния. Чрезвычайные комиссии не должны допускать этого; в каждом таком случае необходимо конфисковывать и передавать в соответствующие отделы Советов, или если в Советах такого отдела нет, то сообщать в Центральный комиссариат народного просвещения.
Пограничная Чрезвычайная комиссия должна принять решительные меры к борьбе с провозом за границу этих вещей.
Этот приказ отдать по всем уездным ЧК, пограничным, участковым и пунктовым, всем отделениям, комиссарам на жел. дор. для неуклонного исполнения».
Одновременно по указанию наркома просвещения А. В. Луначарского вопрос о спасении уникальных музыкальных инструментов был поставлен на обсуждение членов управления академическими театрами с участием представителя ВЧК.
С докладом о создании государственного фонда редкостных смычковых инструментов выступил В. Л. Кубацкий. Касаясь исторической стороны вопроса, докладчик отметил:
— Еще в начале восемнадцатого века из Италии — колыбели музыкальных шедевров — были вывезены многие ценнейшие инструменты. Скупали их англичане для перепродажи всему миру и русские баре для потехи. Было время, когда любой помещик гордился наравне со сбруей скрипками Страдивариуса, Амати или Гварнери. В последующие годы за уникальными музыкальными инструментами рьяно охотятся американские миллионеры. Они щедро платят за каждый инструмент и заметно опустошили западные страны. Теперь эти дельцы протягивают свои щупальца к нам… Мы не можем допустить утечки шедевров музыкального искусства из страны, — сказал в заключение оратор.
Было принято решение немедленно приступить к национализации уникальных музыкальных инструментов и созданию государственного фонда.
«Пусть шедевры Страдивариуса, Амати, Гварнери и других великих мастеров поют народу, прославляя вместо с тем имена своих искусных, усердных и преданных творцов»[37], — писал А. В. Луначарский.
Для выполнения решения по предложению Луначарского была создана комиссия в составе В. Л. Кубацкого от Наркомпроса и А. Н. Прокофьева от ВЧК.
Выбор кандидатов в комиссию был не случаен.
Виктор Львович Кубацкий — разносторонне образованный, одаренный виолончелист, знаток музыкальных инструментов. С 1914 года он выступал солистом Большого театра. С первых дней революции Виктор Львович становится инициатором и энтузиастом демократизации искусства, вывода его из небольших камерных залов, посещавшихся узким кругом избранной публики, в широкие народные аудитории. Будучи заведующим музыкальной частью Большого театра, он многое сделал для создания симфонического оркестра театра и Бетховенского зала для камерных концертов. Его хорошо знал и ценил А. В. Луначарский.
Андрей Никитович Прокофьев — кадровый рабочий, активный участник революции 1905—1907 годов, подвергался репрессиям царских властей. В дни октябрьского вооруженного восстания был в первых рядах борцов, штурмовавших Зимний дворец. С оружием в руках защищал молодую Советскую власть, имел несколько пулевых и сабельных ранений. Затем был отозван на работу в МЧК.
— Вам, Андрей Никитович, — напутствовал Прокофьева Дзержинский, — поручается интересное и большой государственной важности дело. Каждый найденный вами уникальный музыкальный инструмент явится для Советской Республики ценнейшим приобретением. От этого во многом будет зависеть развитие советского музыкального искусства. Наши потомки будут благодарны нам за каждый спасенный шедевр.
Учтите еще вот что, — продолжал Феликс Эдмундович, — изъятие этих ценностей — работа деликатная. Владельцам нелегко будет расставаться с ними. От вас потребуется максимум такта, тонкий подход. Успех будет зависеть от предварительного изучения: что представляет собой владелец, его отношение к музыкальному искусству, патриотические чувства. Малейший нажим и тем более грубость недопустимы.
Представляя кандидатуру Прокофьева в комиссию, Луначарский доложил, что Дзержинский высокого мнения об Андрее Никитовиче и считает, что он наилучшим образом выполнит работу по розыску и изъятию ценных музыкальных инструментов.
Вот как отзывается о чекисте Прокофьеве В. Л. Кубацкий:
«Узнав, что мне придется работать вместе с чекистом, я был немало удивлен. Во-первых, мне было непонятно, почему к работе, связанной с музыкальными инструментами, привлекаются люди, не имеющие прямого отношения к искусству. Во-вторых, мне, не искушенному в политике интеллигенту, сотрудники ЧК представлялись людьми суровыми, прямолинейными, занятыми только борьбой с контрреволюцией, тогда как для работы, связанной с музыкальным искусством, нужны люди иного склада.
Мое наивное мнение о работниках органов пролетарской диктатуры рассеялось с самого начала совместной работы с Андреем Никитовичем. При первой встрече предо мной предстал стройный, подтянутый, выше среднего роста, молодой человек, одетый в кожаную куртку и кожаную фуражку со звездой, с правильным, несколько удлиненным лицом. Большие карие глаза вдохновенно смотрели из-под густых бровей. Эти пока только внешние черты вызвали у меня симпатию к нему. Когда же мы заговорили с ним о предстоящей работе, я увидел, что это человек бывалый, знающий, обладает большим жизненным опытом и умеет располагать к себе людей. Между нами сразу установились хорошие деловые отношения, которые как нельзя более благотворно сказались на результатах работы.
«Однако же умеет Дзержинский подбирать людей», — подумал я тогда, имея в виду Прокофьева».
