И еще посетовал командир части: скоро в округе начнутся соревнования легкоатлетов, и как это ни тяжело для заставы, а рядовому Борисову придется защищать на этих соревнованиях спортивную честь своего отряда. Под конец Дементьев все-таки припас новость более приятную: на днях на заставе появится долгожданный замполит. Но при этом подчеркнул: из очень молодых. Так что Бабкину, самому новичку, сразу же придется быть наставником.

— Товарищ полковник, хорошо бы к этой приятной новости прибавить еще одну: на днях вы возвращаете на заставу из строительной бригады двух наших солдат, — как бы нечаянно вставил Бабкин.

— В роль начинаешь входить? — погрозил пухлым пальцем Дементьев. — Память у тебя короткая, лейтенант Бабкин! Забыл, что ли, как вам гараж строили да баню ремонтировали? Между прочим, и в ту бригаду людей так же вот понадергали из других застав… Прижимистый ты мужик, как я вижу, если такое забываешь. Весь в майора Зимина! — и вдруг заторопился: — Засиделся я у вас. Желаю здравствовать!

А через минуту дежурный по заставе предупреждал правого соседа:

— От нас отбыл восемнадцатый. Едет в вашем направлении. Готовьтесь…

Любой человек, превращаясь в отпускника, меняется неузнаваемо. Еще день назад, занятый службой, он был сдержанным, деловитым, серьезным. А тут вдруг становится возбужденным, излишне суетливым, преувеличенно веселым и даже вроде бы чуточку легкомысленным. В прошлые годы таким бывал и майор Зимин. Теперь же, озабоченный и хмуроватый, он никак не мог добраться до машины, из которой нетерпеливо выглядывала Тася. Десяток метров от крыльца заставы до «газика» он шел несколько минут, останавливаясь на каждом шагу.

— Ты все-таки перед стрельбами блиндажи как следует проверь — на втором вроде бы накаты надо подновить. Кое-где траншеи осыпались, — говорил он Бабкину.

— Проверю.

— Да, чуть не забыл: на четвертом участке надо мостик под КСП перебрать.

Бабкин рассмеялся:

— Петр Андреевич, это уже сотое напоминание!

Тася не выдержала и крикнула из кабины:

— Петя, Сережа! Когда вы, наконец, распрощаетесь? Всю душеньку вымотали!

— Бегу, бегу!

Зимин и в самом деле заспешил. Но возле машины опять остановился, поставив ногу на крыло: еще что-то важное хотел сказать Бабкину. Но Тася проворно схватила его за рукав и затянула в кабину.

Так они даже не успели и руки пожать друг другу на прощание…

Раньше, когда Зимин уходил в отпуск, оставшийся за него Бабкин не особенно задумывался. Да и что задумываться? Пока надо делать так, как заведено, а через полтора месяца законный начальник вернется. Все отпускное время Зимин незримо присутствовал на заставе. Предпринимая что-то, Бабкин прежде всего мысленно спрашивал: а как отнесется к этому вернувшийся из отпуска начальник заставы?

Теперь же он задавался другим вопросом: а как бы в этом случае поступил Зимин? Жизнь не скупилась на задачи, и на этот вопрос Бабкину приходилось мысленно отвечать чуть ли не каждый день.

Рядовой Анпилогов, один из тех троих, которые просили когда-то отправить их на остров Даманский, получил тревожную телеграмму, заверенную райвоенкоматом и больницей: тяжело заболел отец. Райвоенкомат заверяет телеграммы только в одном случае: в семье солдата стряслась беда и ему обязательно надо быть дома.

— Что же могло случиться с твоим отцом? — спросил Бабкин расстроившегося солдата.

— Последние пять лет он все время прихварывает — сказывается фронт.

Бабкин подумал: никак он не может отпустить Анпилогова не только на неделю, но даже и на одни сутки, — кажется, еще никогда не ощущалось на заставе такой острой нехватки людей. Но как бы в таком случае поступил Зимин? И, отвечая про себя на этот нелегкий вопрос, сказал со вздохом:

— Надо ехать, Анпилогов. Иди, собирайся в дорогу, а я позвоню в штаб, чтобы оформляли документы…

И Борисова пришлось отправить на окружные соревнования легкоатлетов. Не помогла ссылка на Анпилогова, уехавшего в краткосрочный отпуск, — вмешался сам полковник Дементьев, грозно спросивший по телефону:

— Военную истину забыл: приказ начальника — закон для подчиненного?

Бабкин отлично помнил эту истину. Но помнил он и другое: надо заканчивать переоборудование КСП — вот-вот осенние дожди нагрянут. Надо по приказу того же штаба отправить человека на сборы связистов. Надо, надо… А тут еще ефрейтор Степанюк на занятиях по самбо вывихнул руку и получил трехдневное освобождение от работ… И даже вместо Борисова надо было кому-то поручить дойку коров. Хорошо, что комсорг Жуков отыскал добровольца.

Зимин все эти бесконечные и неотложные «надо» разрешал как-то просто и легко. Теперь-то Бабкин понимал, что так казалось ему со стороны. И лишь сейчас осознал он практическое значение слов, которые не раз повторял Зимин:

— Нельзя принимать решения в спешке, в порыве — даже простое дело учись взвешивать на весах разума. Тут и спешить нельзя и медлить негоже.

И еще:

— Безвыходных положений нет, если сам научишься думать и научишь этому каждого солдата. А солдат у нас разумный, никогда не подведет…

Тот же ефрейтор Киселев не подвел.

Возле самой границы на сопредельной стороне стоит богатый хутор. Пограничники знают, да и обязаны знать, кто живет против их участка по ту сторону границы. Хозяином хутора был старик. К нему изредка приезжали на машинах два сына, работавших в городе.

Возвращаясь из наряда, ефрейтор Киселев доложил:

— На той стороне что-то не все ладно: видимо, хозяин хутора умирать собрался.

— С чего такое заключение? Или проведать заходил? — удивился Бабкин.

— У меня же глаза есть, — обиделся Киселев. — Множество машин понаехало. Двух мужиков в белых халатах видел. Сыновья хмурые ходят.

— Молодец. Наблюдательный. Это ты правильно, Киселев: на границе все надо замечать.

И позвонил в штаб. Там тоже похвалили за наблюдательность.

Дня через два из дома хуторянина вынесли гроб.

И об этом Бабкин, естественно, доложил полковнику Дементьеву.

— Жаль старика, спокойный был хуторянин… Сыновья его прижились в городе, стало быть на хуторе скоро появится новый хозяин, — сказал полковник. — Прошу повнимательнее присматриваться к новым хуторянам.

Вскоре этих новых хуторян Бабкину довелось увидеть лицом к лицу.

Прав был полковник Дементьев: сыновья умершего старика продали хутор. Новый хозяин, видать, не очень был знаком с жизнью возле границы, иначе не позволил бы выгонять своих трех коров на выпас. У старого хозяина тоже были коровы, но держал он их во дворе и подвозил туда скошенную траву. А новый решил пасти, поручив это дело беспечному молодому парню, сыну, наверно.

И вот однажды часовой на вышке звонит Бабкину:

— Сейчас коровы нового хозяина перейдут границу в районе погранзнака, а пастух спит под кустом.

И перешли.

Неразумных нарушителей задержали, изолировали от своего скота — мало ли, ящуром или чем другим заразить могут. До войны такое бывало… К «линейке» подскочил пастух-ротозей, стал ругаться, размахивать руками. Но его прогнала подоспевшая пограничная стража.

Полковник Дементьев похвалил по телефону:

— Молодцы! Все правильно сделали… Вполне возможно, сосед прощупывает нас: а не дремлем ли мы на границе?.. Раз тут были жандармы, значит, завтра состоится передача. Будем заявлять протест. Попутно, конечно, и с новым хуторянином познакомимся.

Все так и получилось.

Потом, когда все формальности кончились, когда хозяин хутора огрел палкой одну из коров и дал тумака беспечному пастуху, когда погранкомиссары, вежливо улыбаясь, пожали друг другу руки и направились каждый в свою сторону, полковник Дементьев говорил лейтенанту Бабкину, очень довольный:

— Вот и с хозяином хутора мы с тобой познакомились и предметный урок преподали соседу… А кто, кстати, первым заметил перемены на хуторе?

— Ефрейтор Киселев.

— Киселев? Надо же! А я, грешным делом, хотел загнать его подальше от границы. Объявлю благодарность в приказе. Достоин?