Марсден. Счастье? Ну, нет, хоть я и повеса, но я не так уж испорчен, как вы думаете. Брак моей двоюродной сестры Джулиет Дарнлей несчастлив.
Фиш. Почему же? Ее муж довольно благороден для своей роли купца, вернее, биржевого спекулянта, ведь он скорее спекулянт, чем купец.
Марсден. Отец Дарнлея был министром, и он провел свою юность при дворе. Когда он подрос, отец нашел ему синекуру, но один из родственников матери предложил ему участие в доходном деле. Он выбрал последнее и провел свои молодые годы за конторкой. В возрасте тридцати трех лет Дарнлей познакомился с моей двоюродной сестрой Джулиет. Тогда ей было только семнадцать, влюбился в нее, и его предложение было принято. Два-три года они жили, смею сказать, так, как все женатые люди. Но год назад этот Дарнлей, которому почему-то удивительно везет на бирже, несколькими удачными операциями удвоил свое и без того значительное состояние и стал одним из богатейших людей в Европе. С тех пор он с головой ушел в свои спекуляции, а Джулиет окунулась в светскую жизнь. Они почти не видят друг друга, и вот Джулиет живет без наставника, а Дарнлей — без спутницы жизни.
Фиш. Очевидно, Дарнлей и в самом деле очень занят своими делами, если он не замечает ваших далеко не родственных ухаживаний за Джулиет. Неужели он ничего не подозревает?
Марсден. Вы же знаете его исключительную невозмутимость и великосветские манеры. Энтузиаст в делах, он стоик в жизни. Если Дарнлей даже и подозревает что-нибудь, это выражается лишь в преувеличенной вежливости, которая весьма похожа на презрение. (Смотрит на часы.) Однако я понятия не имел, что уже так поздно. Пора к леди Джулиет, могу подвезти вас в моем кебе.
Фиш. Нет, в кебе легко разбиться. У меня своя вполне безопасная, правда, довольно тесная карета.
Марсден. Тогда, может быть, вы прихватите меня?
Фиш. Нет, в карете Селфби Фиша только одно место. Она не рассчитана на незваных пассажиров. (Открывает окно и высовывает руку.) Кажется, будет дождь, а я оставил свою карету за углом. Прежде чем размозжить себе голову, этот проклятый малый должен был вернуть мне зонтик.
Марсден. Англия жаждет дождя — урожаи гибнут.
Фиш. Вполне вероятно, но я не выращиваю овес и ячмень на полях моей новой шляпы. (Уходит.)
Марсден. Ха-ха-ха! Иди же своей дорогой, ты, воплощение жалкого эгоизма девятнадцатого века. Если молния поразит твою молодую жену в медовый месяц, ты, подобно майору Лангбау, позвонишь, чтобы принесли чистый бокал и вынесли миссис Фиш! (Звонит.)
Входит слуга.
Джон, кеб готов?
Джон. Да, сэр.
Марсден (одеваясь). Пальто. Нет, в самом деле, я просто боготворю Джулиет. Одеколон. Никого не любил так, как ее. Кроме, может быть, Джейн и Кейт… и Кэролин, ну и, конечно, бедняжки Сьюзен. (Изменившимся голосом.) Бедняжка Сьюзен, если бы она не покинула меня, я, может быть, был бы другим человеком. Сколько нелепых безумств я совершил, чтобы заглушить муки совести. Но она покинула меня, и я снова свободен. Черт бы побрал эти сумерки, как они действуют на нервы. Джон, я хочу принять несколько капель опия. (Пьет.) Ну вот, я опять стал убежденным эпикурейцем. Прошлое не воротишь, а будущее не в нашей власти. Если хочешь наслаждаться жизнью, лови каждый миг радости.
Джон. Счет от мистера Пландера, сэр, от мистера Рекета и от Сквеба — торговца лошадьми.
Марсден. "Вот вестники, что не дают забыть нам о существовании нашем". Джон, всем один ответ — когда благородный человек не может заплатить свои долги, его честь страдает. Пощади же мои чувства и сожги счета. (Уходит, напевая.)
"C’est l’amour, l’amour,
Qui fait le monde a la ronde
Et chaque jour, a son tour
l’amour fait passer le monde"
[32].
СЦЕНА ВТОРАЯ
Библиотека в доме Дарнлея. Дарнлей и Парсонс.
Дарнлей. Дерзкая спекуляция, говорите вы, сэр? Компания по устройству газового освещения в городах Германии! Скупайте все акции, непременно все. Как магнит притягивает иголку, так цивилизация притягивает капитал. В наше время участие в человеческом прогрессе — самое надежное предприятие. Скупайте все акции.
Парсонс. Хорошо, сэр, как вам угодно. Но что делать с этими испанскими процентными бумагами. Они катастрофически падают. Лучше продать их.
Дарнлей. Продать? Ну, нет. Я вложу еще десять тысяч, но изменю положение на рынке. Ха-ха! Славная вещь капитал! Я, простои английский купец, могу влиять на судьбы Испании!
Парсонс. Но, сэр…
Дарнлей. Да, повторяю, я предвижу день, когда эти бумаги поднимутся в цене на десять пунктов. Вот (протягивает ему бумагу), поступайте так, как здесь написано.
Парсонс уходит. Входит Мейнуэринг.
Мейнуэринг. Все хлопочете о деньгах, всегда о деньгах?
Дарнлей. Кто же позаботится об этом мире, если не тот, кто делает деньги? Подаянием можно накормить одного человека, капиталом — миллион. Он достигает высот гения, он та почва, на которой расцветают искусства, он превращает пустыню в цветущий сад, и глухую деревню в цивилизованный город. Без конкуренции не может быть совершенства, но без капитала не может быть конкуренции. Без энергии нет добродетели, но где же взять энергию, если нет золота? Человек, делающий деньги, величайший носитель мировой цивилизации!
Мейнуэринг. Гм! Вам повезло, у вас и жена под стать вам. Она очень энергична, когда дело касается светских приемов.
Дарнлей. Вы всегда насмехаетесь над моей бедной Джулиет. И вам не стыдно?
Мейнуэринг. Не стыдно ли вам, Гарри Дарнлей? Ваша сумасбродная жена…
Дарнлей. Осторожнее, Мейнуэринг!
Мейнуэринг. Осторожнее? Черт возьми, сэр, не говорите со мной таким тоном. Это невеликодушно. Разве я не обязан вам всем и разве это не дает мне права говорить вам все, что я думаю? Я помню, годы прошли с тех пор, когда я, рожденный в благородной семье, в роскоши, из-за расточительности моего отца остался без гроша, в полном отчаянии. Тогда я струсил и готов был лишить себя жизни, очевидно, я так бы и поступил, если бы не маленькая сестра, которая нуждалась в моей поддержке. Я помню, кто узнал в опустившемся бедняке своего старого школьного товарища. Я помню, кто пришел в мою жалкую лачугу. Этот человек не был тогда еще богат, но он дал кров моей сестре, а мне надежду на будущее. Я помню этого человека. Это были вы, Гарри Дарнлей, вы! Обвиняйте себя самого, если я кажусь вам надоедливым, неприятным, но честным другом, и, черт возьми, сэр, меня не интересует, нравится вам это или нет. Если я могу избавить вас от огорчений, я буду это делать!
Дарнлей. Дорогой Мейнуэринг!
Мейнуэринг. Не нужно называть меня дорогим. Я не желаю, чтобы мне льстили и этим лишали права упрекать. Вы устроили мне назначение за границей. Я тоже стал деловым человеком. Я видел, как выросла и возмужала моя сестра — прекрасная, невинная девушка, радость всей моей жизни! Неожиданно дела заставили меня вернуться в Англию, я получил наследство от родственника, чье имя я ношу. Меня не было дома всего три месяца. Я возвращаюсь — и что же? Сестра покинула мой дом, бежала с каким-то негодяем, не оставив мне ни строчки! Тогда-то я и постиг бессилие денег, денег, которые вы так превозносите! Дарнлей, Дарнлей, уверяю вас, деньги могут цивилизовать нацию, но они не могут сохранить святость семейного очага!
Дарнлей. Успокойтесь. Ваша сестра еще вернется.