Софтхед. Ах, то были приятные вечера, когда мы укладывались спать в половине одиннадцатого… Фью!

В то время как Хардман целует руку Люси, Уилмот весело целует руку Барбаре. Хардман наблюдает за Уилмотом с некоторой подозрительностью. Уилмот отвечает легкомысленным и беспечным взглядом. Люси и Барбара все понимают.

Занавес

Кофейня Билля. Она расположена в глубине сцены. Различные группы посетителей кофейни. Некоторые сидят за столиками, отгороженными барьером, образующим как бы отдельные ложи, другие стоят у стойки. За одним из таких столиков сбоку сидит и что-то пишет Дэвид Фолле н.

Входит Изи и идет в глубину сцены, по дороге перебрасываясь фразами со знакомыми.

Изи. Здравствуйте… Вы не видали лорда Уилмота? Добрый день… Да, я редко здесь бываю, но сегодня я обещал моему близкому другу… лорду Уилмоту встретиться… Ваш покорный слуга, сэр! Ищу моего друга Уилмота. Он не пришел еще? Ха! Очаровательный молодой человек, этот Уилмот: законодатель моды, необыкновенно великодушный, но благоразумный. Я коротко с ним знаком.

Входит газетчик.

Газетчик. Последние новости! Чрезвычайные новости! Подозрения на якобитский заговор! Опасения министров! Увеличивается численность армии! Чрезвычайные новости!

Завсегдатаи кофейни окружают газетчика, берут газеты, образуют новые группы.

Входит Хардман.

Хардман. Я отослал письмо сэру Роберту Уолполу. Эта должность — он не может не дать ее мне: ведь это первая любезность, о которой я прошу его. Надежда улыбается мне; я в Ладу со всеми людьми. Теперь примемся за спасение отца Уилмота. (Подходит к столику Дэвида Фоллена, за которым тот пишет, и наклоняется, как будто застегивая пряжку. Фоллену.) Тсс, что бы вы ни узнали, запомните, никому ни слова, кроме меня. (Проходит в глубину сцены, его шумно приветствуют завсегдатаи кофейни.)

Входит лорд Лофтус.

Лофтус. Официант, я займу вот эту ложу. Дайте мне газету. Итак, "Слухи о якобитском заговоре"…

Входит герцог Мидлсекский.

Герцог. Дорогой милорд! Я пришел сюда по вашей просьбе. Но место, избранное вами для свидания, — не кажется ли оно вам странным?

Лофтус. Садитесь, прошу вас. Уверяю вас, что для нашей цели нет места более подходящего. Во-первых, здесь всегда так людно, что наше появление ни у кого не вызовет подозрений. Мы пришли в кофейню, где собираются люди разных партий и разного положения, чтобы, как и все, услышать новости. Во-вторых, мы едва ли сумели бы повидать нашего посредника где-нибудь в другом месте. Он памфлетист, тори. Во времена Вильгельма и Марии сидел из-за нас в тюрьме. Если нас с вами, всем известных тори, увидят здесь с ним, подумают, что мы обсуждаем какие-нибудь материалы для памфлета. Можно позвать нашего посредника?

Герцог. Конечно. Он рискует из-за нас своей жизнью, и его следует высоко наградить. Пусть сядет здесь с нами.

Лорд Лофтус подзывает Дэвида Фоллена, тот берет свой памфлет и подходит к ним.

Я уже где-то видел этого худощавого человека. Садитесь, сэр. Благородная опасность делает равными всех людей.

Фоллен. Нет, милорд. Я вас не знаю. Я имею дело с лордом. (В сторону.) Я никогда не сидел в его передней.

Герцог. Силы небесные! Это пугало отклоняет знакомство со мной! Каково! (Ошеломлен и удивлен.)

Лофтус. Имейте в виду, герцог, Мы говорим на условном жаргоне: посланец обозначается словом "памфлет". (Громко, Фоллену.) Итак, мистер Фоллен, когда же будет готов памфлет?

Фоллен (громко). Завтра, милорд, ровно в час.

Герцог (все еще сбитый с толку). Я не понимаю…

Лофтус. Ш-ш-ш! Поймите, Уолпол смеется над памфлетами, но посланцев он вешает. (Громко.) Завтра, а не сегодня! Ну что ж, будет больше времени для…

Фоллен. Для подписчиков. Благодарю вас, милорд. (Шепотом.) Где же посланец встретится с вами?

Лофтус. Позади нового дома герцога. Там тихо и безлюдно…

Фоллен (шепотом). У старой мельницы возле Темзы? Я знаю эту мельницу. Посланец будет там. Пароль "Марстон Мур". Никаких переговоров не должно быть. Но кто принесет пакет? Ведь это первый опасный шаг!

Герцог (вдруг подымаясь, с достоинством). Значит, сэр, этот опасный шаг должен сделать я, по праву происхождения.

Фоллен (громко). Я приму к сведению все предложения вашей милости: они великолепны и несомненно встревожат это подлое правительство. Премного благодарен, ваше сиятельство. (Возвращается к своему столу и начинает снова писать.)

В кофейне группы оживленно шепчутся. Джекобс Тонсон выходит вперед.

Изи. Этот Дэвид Фоллен — ядовитый писака! Я готов поклясться, что его новый клеветнический памфлет будет таким же злым, как и предыдущий.

Тонсон. Памфлет — горький, как желчь, сэр, горжусь, что могу это вам сказать. Ваш слуга, Джекобс Тонсон, книгопродавец, к вашим услугам. За этот памфлет я внес один фунт аванса.

Герцог. Я увижусь с вами завтра в парке точно в четверть второго. Теперь мы можем уйти. Силы небесные, он сошел с ума: собирается выйти раньше меня!

Лофтус (отступая от двери). Я последую за вами, герцог.

Герцог. Дорогой друг, если вы настаиваете на этом…

Уходят раскланиваясь.

Хардман. Позвольте предложить вам стакан вина, мистер Фоллен. (В сторону.) Ну?..

Официант ставит на его стол вино и т. д. Фоллен, продолжая писать, подвигает к нему бумагу.

(Читает.) "Завтра в час… у старой мельницы… около Темзы… Марстон Мур…". Герцог собственной персоной… Так! Мы должны спасти этих людей… Я зайду за вами утром, и мы сговоримся, как это сделать.

Фоллен. Да, спасем, не допустим уничтожения этих энтузиастов. Пусть меня называют наймитом, я готов примириться с этим, — но не палачом!

Хардман. Вы служите одновременно и вигам и якобитам. Вы равнодушны и к тем и к другим?

Фоллен. Ах, вы, иронизирующий политик! Ни тем, ни другим не было до меня никакого дела! Я вступил в жизнь, посвятив душу и сердце трону Стюартов и славе Литературы. Я смотрел на то и другое глазами поэта. Отец не оставил мне никакого наследства, кроме учености и лояльности. Карл Второй хвалил мои стихи, а я голодал. Яков Второй восхвалял мою прозу, а я продолжал голодать. Наконец, царствование короля Вильгельма— я провел его в тюрьме!

Хардман. Зато правительство Анны было благосклонно к писателям?

Фоллен. Да, и назначило бы мне пенсию, если бы я оклеветал прошлое и писал оды королеве, которая лишила трона собственного отца… Тогда я еще не освободился от иллюзий, я отказался. Это было много лет назад. И хоть я голодал, зато у меня была слава. Сейчас у меня появились враги пострашнее — мои товарищи по перу. Что такое слава, как не мода? Но достаточно остроты низкопробного писаки с Грэб-стрит или стихотворной цитаты из молодого Попа, и десяток заурядных тружеников, подобных мне, лишится последнего утешения. Время и голод укрощают все. Сам я, пожалуй, продолжал бы голодать, но у меня шестеро детей — и они должны жить!