Входит Грейвс.
Что говорят обо мне, Грейвс?
Грейвс. Чего только не говорят!
Ивлин. Три дня назад меня все уважали. Сегодня утром оказалось, что я подлец, а ведь я все тот же!
Грейвс. Хм! Но игра…
Ивлин. Что за ханжество! Разве играть — преступление? Преступно было проигрывать! Молчите уж! Если б я разорил Смуса, а не он меня, признайтесь, мне бы жали руку еще сердечнее, и все улыбались бы, поздравляя меня с удачей! О-о, Грейвс! Я недаром был богат и недаром был беден. Пороки и Добродетели начертаны таким языком, который свет не может истолковать; он читает их в скверном переводе, а переводчики — Удача и Неудача! Один вы не изменились!
Грейвс. В этом нет большой заслуги. Я всегда готов смешать свои слезы с чужими слезами… (В сторону.) Я знаю, что это глупо, но ничего не могу поделать. Слушайте, Ивлин, вы мне нравитесь, я богат, и если я смогу помочь вам выпутаться, это позволит мне остаться брюзгой до конца моих дней! Вот я и высказался!
Ивлин (взволнованно). Значит, в людях все же есть что-то хорошее! Друг мой, я должен открыть вам всю правду — напрасно вы считаете меня мотом, мои потери ничтожны, меньше ежемесячного дохода с моих капиталов.
Грейвс радостно трясёт его руку.
Это была лишь стратегическая уловка, чтобы выяснить, кому отдана любовь, на которой будет зиждиться счастье всей жизни, — Деньгам или Человеку? Теперь вы понимаете, почему я просил у Джорджины этого единственного доказательства доверия и привязанности. Как вы полагаете, даст она мне его?
Грейвс. Вы очень будете страдать, если она вам откажет?
Ивлин. Я все так же люблю Клару, к чему отрицать… Когда я в последний раз говорил с ней, во мне снова вспыхнули прежние чувства; чтобы подавить их, мне надо собрать все силы своей души. Ну что же, я не из тех изнеженных господ, которые считают, что человек неспособен побороть любовь; они называют собственную слабость голосом неодолимой судьбы. Так оправдывается — и неудачно оправдывается — каждая женщина, продающая свою честь, каждый прелюбодей, обманывающий друга! Нет, сердце дано разуму в союзники, а не в предатели!
Грейвс. Что вы хотите сказать?
Ивлин. Только одно: если Джорджина останется верна мне, что бы ни случилось, — да я и не собираюсь слишком тяжко испытывать ее, — если она не страшится — не разорения и нищеты, нет! — а просто скромного существования, если, короче говоря, она любит меня такого, какой я есть, я навсегда вычеркну Клару из своих мыслей. Я связан с Джорджиной словом и приду к алтарю, полный решимости заслужить ее любовь и исполнить обет.
Грейвс. А если она отвергнет вас?
Ивлин (радостно). Если так, я опять свободен! А тогда… тогда я осмелюсь спросить, без урона для своей чести, не может ли Клара объяснить то, что было, и благословить то, что будет!
Входит слуга с письмом.
Ивлин (читает письмо). Жребий брошен! Конец мечтам… Великодушная девушка! О Джорджина, мне еще надо заслужить тебя!
Грейвс. Джорджина! Не может быть!
Ивлин. И как это деликатно, как женственно, какое в этом достоинство! Да, мы неверно судим о человеческом сердце. Мы видим на поверхности мусор и забываем, что в глубине могут таиться жемчужины! Я думал, что она неспособна на такую преданность!
Грейвс. Я тоже.
Ивлин. Было бы низко продолжать это испытание, я сейчас же напишу ей и открою всю правду ее великодушному сердцу! (Пишет записку.)
Грейвс. Я бы дал тысячу фунтов за то, чтобы эта маленькая плутовка Клара опередила ее! Но так уж мне не везет: если я хочу, чтобы человек женился на одной женщине, он непременно женится на другой, назло мне!
Ивлин звонит, входит слуга.
Ивлин. Отнеси это немедленно мисс Веси; скажи, что я буду через час.
Слуга уходит.
Теперь я навсегда отказался от Клары! Почему же мне так тоскливо? Почему, заглядывая в будущее, я вижу только прошлое?
Грейвс. Стало быть, вы снова считаете себя помолвленным с Джорджиной?
Ивлин. Бесповоротно.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Входит слуга и докладывает о леди Френклин и мисс Дуглас. Леди Френклин, Клара, Ивлин и Грейвс.
Леди Френклин. Милый Ивлин, вам может показаться странным наше посещение в такую минуту, но у нас, право, нет времени на церемонии! Мы с вами в родстве… говорят, вы собираетесь покинуть Англию!.. Скажите нам откровенно, чем мы можем быть вам полезны?
Ивлин. Сударыня… я…
Леди Френклин. Полно, полно… не бойтесь довериться нам; Клара еще ближе вам, чем я; быть может, ваш друг позволит мне посоветоваться с ним? (В сторону, Грейвсу.) Пусть они останутся одни.
Грейвс. Если бы все вдовы были такими ангелами, как вы! Но вы пришли слишком поздно, как всегда бывает, когда хочешь чем-нибудь помочь.
Уходят в другую комнату, дверь в которую приоткрыта.
Ивлин. Мисс Дуглас, не знаю, как и благодарить вас, — ваша доброта, ваша участливость…
Клара (дав волю своим чувствам). Ивлин! Ивлин! Зачем вы так говорите? Доброта, участливость… Ведь я узнала все, все! Это я должна говорить о благодарности… Даже тогда, когда я причинила вам такую боль, когда вы сочли меня корыстной и холодной, когда вы думали, что я так слепа и низка, что не могу оценить вас, даже тогда вы не забыли обо мне, о моем благополучии, о моей судьбе! И это вам, вам я обязана всем, это вы избавили бедную, одинокую девушку от рабства и зависимости. Ваши слова были так горьки, а ваши поступки так деликатны… Так вот какова была ваша месть, благородный Ивлин!
Ивлин. Не благодарите меня — месть была сладка. Мне радостно было думать, что я неотступно следую за вами, хоть вы сами того и не подозревали; ведь во всем — от самого малого до самого большого, — во всем, что могло купить это золото, даже в ваших драгоценностях, вашем платье, в котором вы казались другому еще прекраснее, во всем, что доставляло вам свойственную молодым женщинам невинную радость, была и моя доля! И даже если мы разлучимся навеки, если спустя много лет, в другом, может быть, более счастливом доме, где чьи-то нежные голоса будут называть вас "матушка", вся эта мишура вызовет на ваших устах улыбку, эта улыбка и будет моей, предназначенной мне, — тому, чью руку вы отвергли, чьей любовью вы пренебрегли!
Клара. Пренебрегла! Вот вам доказательство моего пренебрежения: сейчас, когда мне сказали, что вы снова бедны, как прежде, я забыла все — свет, гордость, даже то, что я женщина, — я помню лишь о ваших горестях, и Я с вами!
Ивлин (в сторону). О небо! Пошли мне сил перенести все это! (Вслух.) Неужели это тот же голос? Ведь когда я стоял перед вами на коленях, когда я молил оставить мне надежду хоть когда-нибудь назвать вас своей, вы говорили только о бедности, вы ответили: "Никогда!"
Клара. Потому что я была недостойна вашей любви, если б вынудила вас жить в еще большей нужде! Выслушайте меня, Ивлин! Мой отец, как и вы, был беден, но щедр, одарен, как и вы, полон честолюбивых стремлений, чувствителен, как и вы, к малейшему оскорблению. Он женился, как это случилось бы с вами, на женщине, которая принесла ему в приданое лишь бедность и заботы. Альфред, Альфред, я видела, как талант стал проклятьем для самого себя, как честолюбие перешло в отчаяние; я видела, как боролся, какие терпел унижения, как мучился этот гордый человек; видела его горькую жизнь, раннюю смерть и слышала, как моя мать рыдала над его бездыханным телом, осыпая себя упреками. Так скажите мне, Альфред Ивлин, могла ли женщина, к которой вы питали столь благородную любовь, отплатить вам подобной участью?
