Карл VI пришел в себя примерно в начале апреля 1411 года, как раз когда разворачивался кризис, и оставался более или менее в ясном рассудке в течение следующих четырех месяцев. Но насколько его действия в этот период были его собственными, а насколько они были продиктованы окружающими, сказать трудно. 8 апреля делегаты Генеральных Штатов, ожидавшие в Париже выздоровления короля, собрались в большом зале отеля Сен-Поль. Вероятно, это был не очень представительный орган. Южные провинции, большинство из которых контролировалось арманьяками, похоже, вообще не были представлены. С самого начала в Генеральных Штатах главенствовали сторонники герцога Бургундского. Отсутствие принцев и зарождающаяся гражданская война свели на нет первоначальную повестку дня. Вместо реформы государства единственным делом стало сплочение общественного мнения против арманьяков. Собрание было кратким, в основном формальным, и на нем главенствовал граф Сен-Поль, который был политическим менеджером герцога Бургундского и представителем сражу всех трех сословий. Результатом стало торжественное королевское предписание против сбора армий и попытка передать разрешение конфликта на посредничество герцога Беррийского. По видимости, эти меры были направлены на обе враждующие стороны. На самом деле почти сразу же от имени короля были изданы указы, разрешающие Иоанну Бесстрашному взять в руки оружие против своих соперников, несмотря на предписание.

Выбор герцога Беррийского в качестве посредника был, на первый взгляд, удивительным, учитывая его скрытую симпатию к принцам. Но, судя по всему, это был не более чем способ отсрочить соединение войск герцога Орлеанского. Подготовка Иоанна Бургундского значительно отставала от темпов подготовки его соперника, и ему нужно было время, чтобы собраться с силами. Когда через несколько дней после роспуска Генеральных Штатов к нему в Аррас явилась делегация королевских советников с просьбой отложить сбор армии, он с готовностью согласился отложить его на месяц. Это была дешевая уступка, так как его армия все равно не могла собраться раньше. Реакция Карла Орлеанского была совершенно иной. Он ничего не выигрывал от задержки и в конце мая отверг это предложение. Он объявил, что во Франции не будет мира до тех пор, пока король остается пленником вражеской клики и назвал десять человек из ее числа, которые все были видными бургиньонами при дворе, контролировали Совет короля, вливали в его уши клевету и мешали ему вершить правосудие над убийцами Людовика Орлеанского. Двое из них, как утверждал Карл, сами были причастны к преступлению[334].

Как и в 1410 году, герцог Бретонский оказался в неудобном положении между двумя враждующими партиями. В начале июня 1411 года он предпринял последнюю попытку принудить обе стороны к согласию, пока они не начали воевать друг с другом. Герцог неожиданно прибыл в Париж с отрядом бретонских войск, достаточно большим, чтобы не бояться запугивания. Будучи зятем короля и пэром Франции, он смог на некоторое время вывести управление делами из-под контроля клики бургиньонов в королевском Совете. Десять человек, указанных Карлом Орлеанским, были отстранены от всех заседаний Совета, на которых обсуждалась вражда герцогов Бургундского и Орлеанского. Был созван Большой Совет, на котором присутствовали не только обычные советники короля, но и епископы, находившиеся в Париже, судьи Парламента, представители Парижа и Университета. Они совещались в течение нескольких дней в середине июня и были убеждены занять позицию строгого нейтралитета. Обеим враждующим сторонам было приказано сложить оружие и запрещено входить в столицу. Было начато новое посредничество, которое должен был провести герцог Беррийский совместно с королевой и самим Иоанном V Бретонским. Посредники должны были заседать в Мелёне, вдали от пугающей атмосферы Парижа. Тем временем в июле в столице была созвана более широкая ассамблея со всей Франции, по сути, еще одни Генеральные Штаты, для рассмотрения дальнейших мер по сдерживанию насилия со стороны враждующих партий[335].

Все эти смелые меры несли на себе отпечаток деятельности герцога Бретонского и они могли бы иметь больший успех, если бы были приняты раньше. Но к моменту открытия новой ассамблеи в Париже в начале июля 1411 года перспектива мира уже улетучивалась. На северной границе Бургундии Луи де Шалон нанес первый удар, отвоевав город и замок Тоннер у гарнизона Иоанна Бесстрашного. За этим быстро последовал захват ряда других опорных пунктов в Тоннерруа. Три другие армии арманьяков были в движении. Филипп Орлеанский, войска которого последние три месяца стояли в окрестностях Куси, продвигался к Сен-Кантен, чтобы перерезать главную дорогу на Париж. Он установил гарнизоны на важных переправах через Сомму у Ама и Уазу у Шони. Граф Алансонский планировал выступить на север из Фужера с 1.500 бретонцев и нормандцев. Карл Орлеанский находился в Жаржо на Луаре с графом Арманьяком, коннетаблем, Артуром де Ришмоном и большой армией из бретонцев, гасконцев и сторонников Орлеанского дома. Здесь 14 июля 1410 года он обнародовал свой манифест и начал военную кампанию. На этот раз в центре внимания были претензии его дома. Молодой принц (ему еще не исполнилось и семнадцати лет) подробно изложил историю убийства своего отца, а также лицемерие, высокомерие и безнаказанность герцога Бургундского. Он отверг "пустой мир" в Шартре, который был навязан ему королем вопреки всем принципам справедливости и чести. Иоанн Бесстрашный признался в своем преступлении и для его наказания не требовалось никаких дополнительных формальностей. Только узурпация власти и контроль над королем и Дофином спасли его. Король отказал ему в справедливости, сказал Карл, и теперь он имеет право добиться ее силой оружия[336].

В Париже национальная ассамблея, созванная герцогом Бретонским, открылось в начале июля. Трудно сказать, насколько она действительно была национальной. Но это и не важно, так как ее заседания были быстро прерваны разворачивающимися событиями. Ассамблея попыталась собрать собственную армию для принуждения враждующих к миру, но она была бессильна без денег и кредитов. Все вылилось в пустые декларации и бесплодные приказы. Послание арманьякам в Жаржо передал старый почтенный государственный служащий, маршал Бусико. Он протестовал от имени короля против обращения к оружию в то время, когда посредничество в Мелёне едва только началось, и приказывал немедленно распустить армию. Уговоры Бусико остались без внимания. Королевский Совет в Париже приказал закрыть проходы по Сене и Марне для обеих армий. Городам с мостами через реки было приказано закрыть ворота и охранять стены. Все баржи на Сене должны были быть заведены в обнесенные стенами города или затоплены в реке. Эти приказы были исполнены, но слишком поздно. Карл Орлеанский уже форсировал Сену вброд к югу от Мелёна и переправился через Марну у Ла-Ферт-су-Жуар. Он достиг Куси в начале августа. Граф Алансонский столкнулся с большими трудностями, но в конце концов нашел на Сене достаточно неповрежденных барж, чтобы переправить своих людей через реку к западу от Манта. Отсюда он двинулся в Пикардию, чтобы соединиться с герцогом Бурбонским в Клермоне. Вместе граф Алансонский и герцог Бурбонский захватили обнесенные стенами города Нель, Руа и Мондидье, перекрыв все основные дороги на юг от Арраса до Парижа. Примерно в середине августа все командующие арманьяками встретились в замке Карла Орлеанского в Аси-ан-Мюльтьен к востоку от Санлиса, чтобы согласовать свои планы. Арманьяки теперь имели под своим командованием в общей сложности около 4.000 латников из 7.000 кавалеристов, включая gros varlets (боевых слуг), а также корпус лучников неопределенной численности, всего, возможно, 10.000 человек[337].