Упадок короны и рассредоточение власти среди дворянства и гражданских чиновников были очевидны любому, кто бродил среди дворов и садов отеля Сен-Поль. Дела короля по-прежнему велись там. Но толпы провинциальных чиновников, послов, просителей, торговцев, показуха и экстравагантность, музыка, смех и пиршества королевской молодости — все это исчезло. Сам Карл VI жил в окружении скудного двора, сопровождаемый постоянно уменьшающейся группой верных помощников и слуг. Один из них написал в 1406 году патетический, возможно, преувеличенный рассказ о короле, шаркающем без обуви по своим личным апартаментам, без одеяний для публичного ношения, без лошадей для выездов или даже без свечей для освещения своей спальни, над его манерами насмехаются, его власть игнорируют, им манипулируют его бывшие придворные. Знатные являлись к нему в поисках милостей при первых признаках выздоровления, сгоняя с дороги его верных слуг, а затем отворачивались от него, как только наступал рецидив болезни. Когда король был в отлучке, жадные, нуждающиеся и амбициозные искали возможности в других местах, в залах столичных княжеских особняков и приемных видных чиновников. За два десятилетия, последовавшие за началом болезни короля, ежедневные расходы герцога Беррийского выросли в три раза, а ежедневное потребление мяса значительно превысило потребление королевского двора. По словам домашнего биографа герцога Бурбонского, те, кто все еще заходил в отель Сен-Поль, не находили никого, кто мог бы их принять, и быстро уходили. "Пойдемте обедать в особняк герцога Бурбонского, — говорили они, — там нас наверняка ждет хороший прием"[21].
В ноябре 1388 года, после восьми лет, в течение которых королевством в своих интересах управляли дяди короля, Карл VI сместил их с помощью коннетабля Оливье де Клиссона и группы выдающихся администраторов и бывших слуг Карла V, известных в истории как мармузеты. Министры мармузеты были относительно честными. Они уничтожили пышную поросль взяточничества, которая привела к экспоненциальному росту королевского жалованья за предыдущее десятилетие. Они укрепили полномочия аудиторов и советников Счетной палаты. Они радикально сократили приток средств в карманы королевских принцев и установили жесткий контроль над новыми выплатами. У них было сильное чувство служения обществу, и сами они были не более чем умеренно продажными. Но эксперимент мармузетов был прерван первым приступом безумия короля. Осенью 1392 года два оставшихся в живых брата предыдущего короля, герцоги Беррийский и Бургундский, вернули себе власть. Мармузеты были отстранены от власти, Оливье де Клиссон попал в опалу, а большинство их реформ были сметены вместе с их авторами.
В последнее десятилетие XIV века главенствующей фигурой во французском государстве был Филипп Смелый, герцог Бургундский. Своим положением в королевском Совете Филипп был обязан целому ряду факторов: высокому положению, силе характера, большому опыту в управлении и политике, значительным политическим талантам и трудолюбию. Он был проницателен и мудр. Его дипломатическим способностям завидовали даже его враги. "Человек с большим опытом правления, более осторожный и красноречивый, чем другие королевские принцы", — писал официальный хронист царствования. "Принц, обладающий большим умом, большим трудолюбием и большим желанием управлять", — вторит ему Кристина Пизанская. Однако, прежде всего, Филипп был обязан своим влиянием огромным земельным владениям. Хотя он был младшим из сыновей короля Иоанна II, он был любимцем и своего отца, и своего брата Карла V. Отец наделил его герцогством Бургундским после того, как пресекся род, правивший им с XI века. Его брат-король добился для него руки Маргариты Фландрской, величайшей наследницы в Европе. После смерти ее отца в 1384 году Филипп и Маргарита унаследовали французские графства Фландрию и Артуа, города Антверпен и Мехелен, богатейший торговый и промышленный регион Северной Европы. Они также унаследовали графство Невер, граничащее с Бургундией на западе, и имперское графство Бургундия на восточном берегу реки Соны, что вместе с Шароле (приобретенным позднее путем покупки) более чем удвоило их владения в одном из самых богатых сельскохозяйственных регионов Франции. В последнее десятилетие перед смертью Филиппа в 1404 году эти два значительных блока территорий, вместе с небольшим графством Ретель в Арденнах, приносили в среднем около 330.000 ливров в год в виде доходов от домена, налогов и различных поступлений в обычные годы, увеличиваясь до более чем 600.000 ливров во время войны[22]. Ловко сочетая дипломатию, наследование, покупку и политическое давление, Филипп наращивал объем своих владений, распространяя свои интересы на автономные территории, расположенные к востоку и северу от Фландрии, которые номинально принадлежали Священной Римской империи. Брабант, Люксембург, Эно, Голландия, Зеландия и Лимбург, а также церковные владения Турне, Камбре и Льеж образовали непрерывную полосу земель за северной границей Франции, которая в первой половине XV века перешла под контроль герцога.
К моменту своей смерти в 1404 году Филипп был не просто принцем французской королевской семьи. Один среди королевских герцогов Франции он смог придать своим владениям атрибуты государства, расположившегося на границе между Францией и Германией. Он содержал большой и эффективный бюрократический аппарат, базировавшийся в двух его столицах Дижоне и Лилле. Он сам собирал налоги и чеканил монету. Он держал великолепный двор, раздавая милости щедрой рукой. Он назначал епископов и спонсировал крестовые походы. Он сам поддерживал отношения с папством и иностранными державами через своих послов. Он создавал армии и флоты, которыми командовали его собственные маршалы и адмиралы и которые поддерживались внушительным артиллерийским парком.
Все это было бы невозможно без крепкой хватки Филиппа в управлении Францией. Он беззастенчиво использовал свое положение в Совете Карла VI, чтобы продвигать интересы своего нарождающегося государства. Внешняя политика Франции была приспособлена для обслуживания интересов правителя Фландрии, которые во многом расходились с интересами остальной Франции. Обязательства герцога перед короной были отменены или уменьшены. Его ставленники были назначены во всю королевскую администрацию. Но самым значительным преимуществом, которое Филипп извлек из своего положения во Франции, было финансовое. Благодаря покладистости королевских советников и чиновников он мог направлять крупные суммы из французской королевской казны в свою собственную. Цена покупки престижа, влияния и лояльности была высока, и, как большинство крупных дворян позднего средневековья, претендовавших на власть, Филипп превысил свои собственные ресурсы. Дефицит восполнялся в основном за счет выплат и пенсий от короны и королевских налогов, взимаемых в его французских владениях, которые были уступлены ему полностью или частично. Частота этих выплат напрямую зависела от политической удачи герцога. Одним из первых его действий после возвращения контроля над правительством в 1392 году было назначение себе ежегодной пенсии в размере 36.000 ливров. Эта сумма постепенно увеличивалась с годами и достигла 100.000 ливров в год к моменту его смерти двенадцать лет спустя. Кроме того, Филипп получал от 60.000 до 80.000 ливров в год из доходов от королевских налогов в своих владениях и чрезвычайных пожалований, варьировавшихся от 3.000 ливров в поздние годы режима мармузетов до не менее 154.000 ливров в 1403 году. В последние десять лет жизни Филиппа общие поступления из всех источников составляли в среднем от 500.000 до 550.000 ливров в год, из которых по меньшей мере треть, а в некоторые годы почти половина, поступала из ресурсов французской короны. Эти цифры говорят о том, что герцог Бургундский выкачивал в свой карман более десятой части годовых доходов короля Франции[23].
