В последнюю неделю октября 1401 года герцоги Бургундский, Беррийский и Бурбонский собрались в соборном городе Санлисе, к северу от Парижа. Это был новый собор французской церкви, последняя попытка выработать согласованное решение папского раскола. Герцог Орлеанский, предчувствуя бургундскую затею, бойкотировал все заседания. В кулуарах собора присутствующие принцы и советники обсуждали более широкие проблемы французского правительства, сведенного теперь к полной несогласованности из-за недееспособности короля и взаимной ненависти в его семье. Филипп устроил для них обед в своих апартаментах. Но всякое дружелюбие испарялось по мере того, как становилась очевидной его дальнейшая изоляция. 25 октября 1401 года он выехал из Санлиса в Аррас. По дороге герцог отправил гневное письмо в Парижский Парламент, объясняя, почему он не готов вернуться в Париж, чтобы вновь занять свое место в Совете. По его словам, в этом не было смысла, пока продолжалась болезнь короля. Если читать между строк, то становится ясно, что истинная причина заключалась в том, что Филипп не был готов заседать в Совете, в котором он больше не мог главенствовать. По его словам, ему было "неприятно и больно" слышать, как Францией управляют в его отсутствие; "все не так, как должно быть".
Решение герцога обратиться со своими жалобами к советникам Парламента имело большое значение. Из всех главных органов французского государства именно в Парламенте его сторонники были наиболее сильны. Хотя в 1401 году председателями обеих палат были орлеанисты, долгая карьера и низкая текучесть кадров означали, что состав Парламента по-прежнему отражал те годы, когда Филипп главенствовал во французском правительстве и контролировал его работу. Но дело было не только и даже не столько в выборе покровителя. Юристы Парламента были разделены между собой, как и весь чиновничий корпус французского государства. Судьи были естественными союзниками политических реформ. Как единое целое, советники Парламента имели веру в то, что интересы единого государства превосходят столкновение политических интересов, заботы отдельных монархов или глупости одного царствования. Это заставляло их настороженно относиться к любой группировке, которая пыталась присвоить власть и ресурсы короны в своих собственных интересах. Жан де Монтре, видный член секретариата короля, считал Парламент островом честности в море чиновничьей коррупции. Краткий манифест Филиппа в октябре 1401 года положил начало постепенному процессу, в ходе которого бургундские герцоги позиционировали себя в качестве лидеров оппозиции и поборников реформ[42].
Филипп Бургундский прибыл в Аррас в конце октября 1401 года, чтобы отпраздновать помолвку своего второго сына, Антуана, с дочерью графа Сен-Поля, ведущего магната Артуа и северной Пикардии. По этому случаю собрались сыновья Филиппа, его друзья и союзники, его главные советники и многие ведущие дворяне его владений. Окруженный своими сторонниками, Филипп решил вернуться в Париж, чтобы силой противостоять своим врагам. Была набрана небольшая армия, вероятно, из сторонников, собравшихся вокруг него в Аррасе. Когда он выступил из Бапоме в начале декабря, с ним было по меньшей мере 1.200 всадников, хотя на жаловании у него состояло всего около 620 латников и 25 лучников. Им было приказано носить оружие скрытым под плащами. Но кавалькада все равно должна была представлять собой устрашающее зрелище, когда 7 декабря она проезжала через северные ворота Парижа. В последующие недели из Брабанта и Бургундии прибыли новые контингенты, чтобы пополнить их численность. Филипп разместил свой штаб в Бургундском отеле и разместил своих людей в домах на прилегающих улицах. Герцог Орлеанский проживал в отеле дю Прево, особняке у королевского дворца на улице Сент-Антуан, который он недавно перестроил для своего личного пользования и переименовал в Hôtel du Porcupine (Отель Дикобраза). Отсюда он призвал своих приближенных и союзников привести в Париж столько войск, сколько они смогут найти. И они прибыли, заполнив улицы вокруг Бастилии и отеля Сен-Поль. На подмогу им пришло большое количество бретонских наемников, а герцог Гельдерна прислал еще больше, в соответствии с майским соглашением. Столица была разделена между двумя лагерями. Каждый раз, когда оба соперника выезжали из своих городских дворцов, их сопровождали отряды хорошо вооруженных людей[43].
Королева удалилась в Венсенский замок и приступила к выработке мирного урегулирования. Противостояние длилось более месяца, пока продолжались переговоры. Наконец, 6 января 1402 года соперников убедили подчиниться обязательному арбитражу королевы и герцогов Беррийского, Бурбонского и Анжуйского. 14 января 1402 года арбитры вынесли многословное решение, в котором герцогам Бургундскому и Орлеанскому предписывалось никогда не воевать друг с другом и в будущем оставаться "добрыми, здравыми, истинными и верными друзьями". Но обстоятельства говорили о том, что на это слишком мало надежды. Хотя были разработаны подробные положения о посредничестве в случае ("чего Бог не допустит"), если соперники, несмотря на мораторий, возьмутся за оружие друг против друга, соглашение привело к поверхностному и недолговечному примирению. На улицах был провозглашен мир. Соперники собрались в особняке герцога Беррийского в Нельском отеле, чтобы подтвердить условия соглашения и обменяться поцелуем мира. Обе стороны распустили свои войска. Париж взорвался от радости[44].
В действительности Филипп проиграл. Ни одна из его претензий к герцогу Орлеанскому не была рассмотрена, и он не получил никаких заверений относительно будущего. Его положение в королевском Совете было не более прочным, чем раньше. В феврале 1402 года король ненадолго пришел в себя, и Совет смог решить вопрос о щедрых королевских пожалованиях, которые привели к обнищанию королевского домена в последние несколько лет. Условия были весьма благоприятны для герцога Орлеанского. Карл VI отменил все пожалования, сделанные за счет королевского домена или конфискаций с момента его восшествия на престол, и пообещал, что больше не будет их делать, пока не будут погашены его долги и не будет устранено обнищание его домена. Но самые крупные пожалования, в пользу королевских герцогов, королевы и видных дворян в Совете, должны были остаться в силе. Самому Людовику Орлеанскому было обещано новое пожалование из королевского домена, если окажется, что его апанаж приносит меньше дохода, чем апанажи его дядей[45].
Старый спор об отношениях с Бенедиктом XIII теперь разгорелся с новой силой. Герцоги Беррийский и Бургундский горько возмущались ролью Людовика как защитника Бенедикта XIII, что позволяло ему подрывать их политику по принуждению авиньонского Папы к отречению от престола. Со своей стороны Людовик отбросил уловки последних нескольких лет и открыто осудил решение вывести Францию из подчинения авиньонскому Папе. Он был в ярости от продолжающейся осады папского дворца, которую, несмотря на свою роль защитника Папы, он не смог прекратить. В феврале 1402 года, когда король наслаждался длительным периодом просветления рассудка, Людовик заставил его подписать письмо кардиналам с угрозой конфискации их имущества во Франции и блокады всего Авиньона, если контроль над баррикадами вокруг дворца не будет передан его представителям в городе. Эта инициатива спровоцировала войну за доступ к уху короля. В начале марта герцоги Беррийский и Бургундский застали Карла VI в коридоре отеля Сен-Поль вместе с герцогом Орлеанским и личным представителем Бенедикта XIII. Они говорили о снятии осады и восстановлении повиновения Франции авиньонскому Папе. Произошла ужасная сцена. Людовик пригрозил лично отправиться в Авиньон, чтобы снять осаду с папского дворца. Герцог Беррийский заявил, что остановит его силой. Три принца обменивались оскорблениями, пока король тщетно пытался их успокоить.
